Неонилла Самухина - Операция «КЛОНдайк»

• Название: Операция «КЛОНдайк»
• Автор: Неонилла Самухина
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008

Произведения Неониллы Самухиной трудно отнести к какому-то одному определенному жанру. Она пишет житейскую прозу, а жизнь сложно разъять на отдельные жанры, в ней есть все. Так и в детективно-приключенческом романе «CLONдайк» есть все – любовь и трагедия, ошеломляющие научные достижения, разборки и погони, предательство и торжество справедливости.

В судьбу главного героя романа – петербургского бухгалтера Леонида Батурина, человека тишайшей профессии, врываются отголоски страстей, кипящих вокруг секретных генетических открытий, осуществленных в России, которые переворачивают всю его жизнь. Интересно наблюдать, как «маленький человек», влекомый обстоятельствами, становится способным на такие поступки, о которых он раньше не мог и помыслить.

Бурная дискуссия, разгоревшаяся в мире в последние годы вокруг этических, социальных, медицинских и других аспектов клонирования человека, вызвала появление массы статей, фильмов и книг на эту тему. Роман Неониллы Самухиной можно смело отнести к попыткам по-русски осмыслить последствия дерзких научных открытий, ставящих человека на уровень Бога-творца, и то, как эти открытия вторгаются в жизнь человека, делая его заложником системы и государственных интересов.

---

Несмотря на бледный свет из окошка, комната была светлая, теплая и уютная. Вдоль стен были расставлены вырезанные из коряг и корешков какие-то фигуры, посреди комнаты стоял большой, из золотистого дерева, стол, на котором пыхтел самовар, и длинная скамья, покрытая домотканой дорожкой.

– Прошу к нашему шалашу! – подмигнув, пригласил дед их к столу и засуетился.

Они присели на скамью. Дед Охмнетыч споро расставил на столе глиняные чашки, выставил большую миску с медом, достал увесистую ковригу хлеба, сбегал в соседнюю комнату и притащил немаленькую миску с маслом и здоровенный горшок с молоком…

– Ой, не надо, не надо, не беспокойтесь, мы только что пообедали… – начала было Есения, но, взглянув на Леонида, осеклась.

Дед положительно начинал нравиться Леониду: «Понимает, как к людям подходить надо… Ох, а стол-то какой вырисовывается, мать честная!».

Дед носился, как заведенный, возвращаясь из разных углов с какой-нибудь снедью. Вскоре в густой травный запах ворвался аромат свежепосоленных огурчиков, благоухание квашеной капусты и копченого бока. И в довершение ко всему этому пиршеству, блюдо дымящейся вареной картошки, рассыпчатой, посыпанной жареным луком и укропом, заняло центральное место на столе, уставленном мисками и плошками с различной снедью.

– Начнем! – радостно потирая руки, сказал дед, присаживаясь к столу.

«А как же!» – мысленно согласился с ним Леонид.

– Ах да… Самое-то главное! Ох, мне этот скляроз… – опять вскочил дед, куда-то сбегал и приволок в одной руке бутыль с вином, а в другой – неслабый жбанчик пива.

«Ох, мне…» – по-дедовски ахнул Леонид про себя.

– Вам, барышня, наливочки, – наполняя стопочку Есении темно-красным напитком, сказал дед. – А мы с вами, батюшка, пивком побалуемся, пивко-то собственного произведения, да… Варфоломей Игнатьич, проходи, и тебе плесну…

Леонид оглянулся – никого не видно, с кем дед разговаривает?

И тут рыжий кот важно подходит к столу, забирается на лавку рядом с хозяином и, оглядывая стол, начинает довольно урчать.

– Варфоломей Игнатьич, с гостями тебя! – поднимая большую кружку с пенящимся до краев пивом, торжественно произносит хозяин и выпивает ее до дна одним махом.

И началось…

– Кузьма Григорович, ну извини, что так поздно пристаю… давай выпьем, у меня коньячок есть… С собой привез, армянский, питерского разлива… ха-ха…

…

– Почему не хочешь, ты тоже на диете?…

…

– Как почему тоже? Ты же говорил, что лечишь народ от голодухи, ну тех, кто голодает? А кстати, что ты хотел этим сказать? Я что-то ничего не понял…

…

– Что? Ну ладно, ладно, не хочешь, не говори… Лучше наливай… О, хорошо… Не, ну а все же, чего ты скрытничаешь?…

…

– Что?… Чего боишься?… Кто будет к тебе бегать?…

…

– Какие пациенты? Ты что, собираешься и здесь их откармливать?…

…

– А-а, ну извини, я не понял… А что же ты тогда с ними делаешь?…

…

– Как понять – редкая профессия?…

…

– Кто-кто?…

…

– Секса, секса… патолог?! Не, постой, а разве так бывает? Не, ну секса я еще понимаю, а патолог тут при чем?… А, понял – ты занимаешься теми, кто помер от секса!.. Как же ты их лечишь – им же уже твой секс, что мертвому припарки… Ха-ха-ха… «Был до секса путь наш долог, но помог сексопатолог!» Не, это придумать надо – патолог секса!..

…

– Все, все… Ну, не сердись… Понимаю… Конечно, понимаю – сложная штука… По опыту знаю… Иногда так вымотаешься!.. На вот лучше – выпей…

…

– Григорович, извини за любопытство, а сильно тяжелая у тебя работа?… Не, ну я в практическом смысле спрашиваю… А, одни разговоры… Жаль… А то я думал, может, тебе молодой здоровый ассистент нужен…

…

– Ну, вот сразу – набрался! Не, ну выпили… пивка…

…

– Ой, что было… Словами разве расскажешь? Это было… ну, просто: ой! А дед-то! Как забацал нам на гитаре «Комаринского», струну в запале порвал! Есения тоже… Наливочка на щеках как заиграла! На меня посмотрит-посмотрит, да как зальется колокольчиком! А Варфоломей Игнатьич, у-у, вражина рыжая, все мурчит да об бедро ее нежное обтирается – знает, паразит, где приложиться. Пива с нами за компанию нализался – тарахтеть начал как Т-34…

…

– Что значит: «Куда я смотрел»? На него и смотрел!..

…

– Так, а что я мог поделать? Он – животина, меньший брат наш, его обижать нехорошо…

…

– Почему добрый?… Не, не со всеми…

…

– Да какой он ухажер, рванина рыжая!..

…

– Да не, Григорович, ты не понял – это ж кот…

…

– Да не такой кот, а кот – с полосками, рыжий… Так я так и говорю…

…

– Понятно – не пришли – не до ужина нам было… Да кому он нужен этот санаторский ужин, когда тут такой рай на столе и в душе… О, кстати, плесни-ка маленько… О, то-то…

…

– Пели… Помню, хорошо пели… громко… А Варфоломей Игнатьич-то, оказывается, подпевать умеет! Нет, хоть и вызывающе себя ведет, но мужик что надо. Мы тут его Мисюсю видели, приходила – ничего такая, беленькая. А Варфоломей Игнатьич с достоинством так, и не взглянет на окошко, где ее белая мордочка страдает за стеклом. Ну, конечно, зачем ему белобрысая Мисюся, когда тут чернокудрая Есения бока его драные своей ручкой оглаживает! У-у, гад… Налей-ка еще… Ага… Ну, давай… За них, родимых!

…

– Но пиво-то у деда, ох и забористое! О, какое слово интересное и, главное, правильное – потому и забористое, что пьешь и все – то к забору тянет, то под забор. Могучий русский язык… Без бутылки и не поймешь, а поймешь, так у-у-у…

…

– Как я добрался, как я добрался? Добрался! Шел-шел, шел-шел, полз, не, шел-шел и дошел… и все… И завтра еще пойду! Дед – мировой мужик, знает, что людям надо, а ты говоришь – удовлетворение естественных потребностей… Жрали бы твои доходяги нормально, не померли бы от секса!.. Ха-ха-ха… Ну ладно, не кипятись, твое здоровье, секса… патолог!

* * *

Тот, кто знает, что такое тяжелое утро похмелья, поймет состояние Леонида…

Он не помнил, как называют смесь коньяка и пива, то ли «северное сияние» то ли «адмиральский коктейль», но она была покруче традиционного «ерша». Все утро он чувствовал себя ужасно, в голове что-то гудело и взрывалось, как при артобстреле. Ему даже не помогло зелье, которое приволок Кузьма Григорович, прибежавший после завтрака, полный сочувствия и лекарского энтузиазма. Правда, при этом сосед изрядно веселился, вспоминая Леонида вчерашним.

Подробности Леонид помнил плохо, только ощущения – праздника и еще чего-то хорошего. Но за все надо платить – вот он и настал – час расплаты. Как сказал Кузьма Григорович, Есения к завтраку не пришла, видно, тоже плохо было, бедняжке. Ох, и жалел ее Леонид! Потому что понимал и сочувствовал…

«Зато ей сейчас, наверняка, не до воспоминаний о стеклянной прародине… У нее сейчас, наверное, как и у меня, перед глазами другая тара стоит… – думал Леонид. – Ой, тошнешеньки…»

Кузьма Григорович утешал, что это пройдет, только потерпеть надо. Как будто Леонид сам этого не знал! Он в детстве так к зубному врачу ходил – представит, что через час все будет позади, и вроде веселее на душе, да вот только как час этот пережить!

В открытое окно тянуло прохладой и свежестью. Нужно было вставать, умываться и идти к деду – отнести сумку Есении. Как-то она там?

На воздухе Леониду стало легче. По дороге он пытался разгладить помятое лицо.

Утро выдалось теплое, солнечное.

«Днем, наверное, даже жарко будет. Вон и народ, уже загорелый, спешит на пляж», – подумал он и с отвращением посмотрел на свои бледные ноги, мохнато выглядывающие из штанин длинных шорт. Ему было так кисло, что не хотелось думать ни о пляже, ни, что удивительно, о еде. Он вспомнил картину вчерашнего дедовского стола и поспешно отогнал видение.

Наконец Леонид добрался до знакомой улицы. Калитка была открыта, видимо, он ее вчера впотьмах забыл закрыть.

В саду было тихо. Леонид не спеша побрел к домику.

Варфоломей Игнатьич сидел на крыльце и выполнял «водные процедуры». На нем не было заметно никаких следов их вчерашнего веселья, хотя к пивку он тоже приложился изрядно…

Увидев Леонида, кот вскочил и с криками: «Мя-яу, мя-яу» побежал к нему навстречу.

Леонид остановился, ему стало интересно, что тот будет делать. Варфоломей Игнатьич подбежал к нему и, подняв хвост трубой, весь выгибаясь, начал обтираться о его ноги. Шерстка у него оказалась очень мягкая, Леониду было щекотно.

Он присел и погладил кота.

– Ну, привет тебе, а где хозяин твой, дома?

Посмотрев на него своими желтыми глазами, Варфоломей Игнатьич мяукнул и пошел, подняв хвост, к домику, оглядываясь на ходу.

В доме царила тишина.

– Прохор Дмитриевич! – позвал Леонид, остановившись на пороге комнаты, где у них вчера проходила «вечеринка».

Со второго этажа раздался голос Есении:

– Леонид Аркадьевич, доброе утро! Прохор Дмитриевич ушел по делам, скоро будет. Подождите, я к вам сейчас спущусь.