Эмманюэль БОВ - МОИ ДРУЗЬЯ

• Название: МОИ ДРУЗЬЯ
• Автор: Эмманюэль БОВ
• Жанр: Классическая проза

---

Мне хотелось бы рассказать мою жизнь этому человеку: возможно, он мной заинтересуется. Мне хотелось этого тем более, что, если я этого не сделаю, я буду недоволен собой.

Есть моменты, когда говорить о своих страданиях легко, а в другие невозможно, особенно когда к этому готовишься.

Потому что, каждый раз, когда я готовился говорить, этот пассажир искал что-то у себя в кармане или же устремлял взгляд на что-то. Вряд ли он делал это, чтоб мне воспрепятствовать. Но я боялся обеспокоить столь важного господина. Я чувствовал, что для того, чтобы меня выслушать, необходимо, чтобы он не имел других забот.

Как только мы вышли на тротуар, такси остановилось перед нами.

Дверцу я открыл с трудом, как вагонную: я не знал, в какую сторону поворачивать ручку. Шофер опустил свой флажок и осмотрел нас сверху донизу, как кавалерист.

Он был так спокоен, что я понял, что мои усилия по подниманию чемодана должны выглядеть смешными.

Господин произнес свой адрес довольно громко, из-за мотора, потом, распластав мелочь по ладони, выбрал монету и протянул мне.

Я почувствовал, что через несколько секунд покраснею. Не столько из гордости, сколько, чтобы показаться интересным, я отказался. Я даже сделал жест рукой.

– Вы не хотите? – спросил пассажир, меняя тон и обращаясь ко мне на вы.

Этот отказ, несмотря на обычность, его взволновал.

Шофер, лиловый, как от расширения вен, смотрел на нас, держа руки на руле.

– Зачем отказываться? Вы бедны.

В этот момент я должен был пробормотать что-то и исчезнуть. Но я оставался, надеясь, сам не знаю на что.

– Любезнейший! Вы меня заинтересовали.

Незнакомец вынул визитную карточку и, прижав ее к такси, написал: "Десять часов".

– Вот… Приходите ко мне завтра утром.

Он сел в автомобиль, который качнулся, как лодка.

Неподвижный, с карточкой в руке, не зная, что сказать и желая говорить, я остался стоять на краю тротуара.

Такси повернуло во дворе вокзала и вновь проехало передо мной. Шофер смотрел на меня с видом, как будто хотел сказать: "Иди уж, лукавец!" На секунду я увидел этого господина, который закуривал сигарету.

Такси удалилось. Не зная, почему, я запомнил его номер.

Я не хотел, чтобы меня видели читающим эту карточку. Поскольку люди на меня смотрели, я удалился.

Только пройдя минут пять, я прочел:

Жан-Пьер ЛАКАЗ Фабрикант

6, улица лорда Байрона

Эта карточка произвела на меня большое впечатление по причине двух имен, связанных тире, слова "фабрикант" и этой улицы лорда Байрона, которая, несомненно, находилась не в моем квартале.

Да, завтра я схожу к этому господину – в десять часов.

Значит, я был спасен, поскольку мной заинтересовались.

II

Вернувшись вечером, я выстирал холодной водой в тазу носки и носовой платок.

Ночью я просыпался каждые четверть часа, всякий раз в конце сновидения. Тогда я думал о фабриканте. В моем воображении у него была дочь, на которой я женюсь; он умрет, оставив мне состояние.

Утром, когда мои глаза открылись, я понял, что мое воображение занесло меня слишком далеко. Г-н Лаказ должен быть человеком, как все другие.

Совершая туалет, я обозрел события моей жизни, которые могли его заинтересовать, чтобы рассказать ему о них.

Потом я сделал выбор. Притом, что ты несчастен, беден, одинок, всегда есть вещи, о которых лучше промолчать.

У меня два костюма: тот, который я ношу каждый день, и другой, который имеет то преимущество, что черный. Я колебался, надеть ли этот последний; я не знал, понравится ли г-ну Лаказу больше то, что у меня бедный вид, или то, что для него я принарядился.

Я решил надеть черный костюм. Я отчистил пятна, предварительно плюя на щетку. Уже давно я чищу эти пятна. К вечеру они появляются снова.

Я вымыл руки до локтей, чтобы незаметно было, что тело мое грязное. Я увлажнил волосы, чтобы навести пробор. Я надел чистую рубашку, единственный твердый воротничок, которым обладал и который надевал только два раза, и галстук, наименее помятый узлами.

Я вышел.

Голову я покрыл не сразу, чтобы волосы имели время высохнуть. Нет ничего более отвратительного, чем волосы, которые высыхают под шляпой.

С собой я имел бумажник со всеми документами. Визитная карточка г-на Лаказа находилась в пустом его кармашке, чтобы не искать в случае надобности.

Было восемь часов. Редко я выхожу так рано. Лестницу еще не подмели. На круглую ручку двери доктора была поставлена газета.

Этот доктор славный человек, как все образованные люди.

К девяти часам я уже прогуливался по кварталу Елисейских полей.

Глядя на дома, деревья, возникающие из желтого тумана, думалось о недодержанной фотографии. Чувствовалось, однако, что к полудню солнце пробьется.

Я спросил у полицейского, где улица лорда Байрона.

Вытянув руку под пелериной, он мне показал.

Я слушал, спрашивая себя, что он обо мне подумает, если сейчас я пойду в другом направлении.

Дом на улице лорда Байрона под номером 6 богат. Это заметно сразу. Вместо стекол в окнах первого этажа витражи. Железные ставни складываются, как ширма. Поверх ворот две каменные скульптуры – наверняка, музы Трагедии и Комедии. Два маленьких тротуара граничили с проездом, чтобы было куда отойти, когда выезжает автомобиль.

Консьерж, хорошо одетый, подметал уже чистый тротуар. Он обратил на меня внимание. Это меня огорчило, потому что, когда я вернусь, он меня узнает.

Я перешел улицу, чтобы увидеть весь дом целиком, но, внезапно испугавшись, что г-н Лаказ меня заметит, ускорил шаг с рассеянным видом, свойственным людям, которые знают, что за ними наблюдают.

Вскоре я оказался на авеню, пустынном и политом, как утром сад.

Никто не вытряхивал тряпок из окон. Автомобили предупредительно огибали углы. Лакеи перед выходом на улицу надевали сюртук и шляпу. Повсюду все те же сияющие ворота черного дерева. Время от времени трамвай прыгал по горбатым рельсам. Тротуары были намного шире, чем в моем квартале.

Время шло к десяти. Я вернулся, сменив тротуар, чтобы увидеть новые вещи.

Я появился перед домом номер 6 по улице лорда Байрона на несколько минут раньше. Я всегда стараюсь приходить пораньше. Благодаря этому у меня есть время подготовиться.

Пройдя три-четыре раза перед дверью, я вошел. Визитная карточка г-на Лаказа была у меня в кармане. Трогал я ее редко, чтобы не запачкать. Некрасиво, когда на чем-то белом отпечатки пальцев. Холодные капли пота, срываясь с подмышечных впадин, соскальзывали по моим бокам.

Через застекленную дверь я увидел лестницу с ковром.

Консьерж, застывши посреди двора, смотрел на окно.

Я окликнул его, он повернулся.

– Господин Лаказ? – спросил я.

И чтобы подтвердить, что знаю г-на Лаказа, вынул визитную карточку. Я был горд, поскольку очевидно, что богатые фабриканты не дают своих карточек кому попало.

Консьерж ее взял. Туго натянутая шапочка на голове. Перо ниспадало с ленты фартука.

– Это вы господин, который должен придти в десять часов?

– Да, господин.

– Подъезд для прислуги в глубине двора. Второй этаж.

Поскольку визитную карточку он мне не возвращал, я, дорожа ей, востребовал карточку обратно.

– Вот… держите.

Пересекая двор, я чувствовал, что он следует за мной глазами. Это меня смутило. Я не люблю, когда мне смотрят в спину. Это сбивает меня с шага. Я думаю о своих руках, о каблуках и перекошенном плече.

На лестнице для прислуги я отдышался.

Лампочки освещали каждый этаж, и, поскольку было светло, в каждой из них виднелись нити накала. Звонки были электрические даже на этой лестнице.

Поднимаясь по ступенькам, я думал о консьерже. Я не мог поверить, что г-н Лаказ сказал ему обо мне. Только, конечно же, из ревности этот консьерж заставил меня взбираться лестницей для прислуги. Своим глазом лакея распознал во мне бедного. Если глаз лакеев так натренирован, это потому, что они ненавидят свое занятие. Они отказались от независимости, но только по отношению к богатым. Инстинкт свободы, который, несмотря ни на что, существует в глубине их сердца, позволяет им мгновенно отличать богатого от бедного, хозяина от человека, как они.

На втором этаже я позвонил. Открыла служанка. Вне всякого сомнения, она была предупреждена, потому что прежде чем я заговорил, она, с опекающим видом, пригласила меня войти.

Я последовал за ней. Мы пересекли кухню, где уже что-то жарили, потом длинный коридор.

Внезапно я оказался в комнате перед кабинетом.

– Подождите… я извещу господина.

Потом, через занавес, я услышал голос фабриканта. Он говорил:

– Введите же этого бедного человека.

Это меня обидело. Кому понравится, когда прислуга знает, что их хозяин думает о вас. К тому же г-н Лаказ, конечно же, понимал, что мне здесь слышно.