Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

• Название: Летит стальная эскадрилья
• Автор: Григорий Дольников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Я буду драться с врагом насмерть, товарищ майор! - ответил ему решительно.

- В том, что будете драться, и смело драться, я уверен. А вот с кем конкретно в бой пойдешь? - спросил вдруг Кляпин. - Ведь боевой расчет утвержден и летчики уже слетались.

- Ну если уж я оказался лишним и никому не нужным, то буду летать один! вырвалось у меня.

И сказано это было не красного словца ради. Нравственный максимализм, непримиримость к трусости, обману, непримиримость к малейшей фальши, чуткая совесть - черты характера целого поколения, которое хлебнуло того порохового воздуха войны, в котором пот и кровь, едкий дым и стылость горя.

- Не горячись, Дольников, не горячись. Ты хоть и тертый калач, но молод еще! - резко оборвал меня замполит. Затем Кляпин подошел ко мне вплотную, положил руку на плечо и сказал: - В этой кутерьме после твоего возвращения могло показаться, что о тебе позабыли. Но пойдем-ка мы прямо к Сергею Ивановичу, авось что-нибудь разъяснится...

Пока мы шли к командиру полка, я думал, что не зря уважают и любят в полку замполита - никого не оставит без внимания, о каждом позаботится. Мне бы самому давно к нему обратиться да высказать все, что на душе накипело. А накипело много...

После теплой, душевной встречи в день моего возвращения обо мне действительно словно забыли. Позавтракав, летчики расходились по своим местам и занимались по общему распорядку дня. Я поначалу держался вместе с Сапьяном или Гучеком, но и они, имея определенное задание, не могли, естественно, уделять мне много внимания. Другие же однополчане, поприветствовав и весело бросив на ходу: "Отъедаешься, Борода?", проходили мимо. А я все ждал, что меня вызовут, определят в эскадрилью, а там и в звено. Может, поставят и за ведущего - ведь у меня был уже немалый опыт войны. Но меня будто не замечали. Я продолжал заниматься на технике, вспоминая правила эксплуатации боевой машины, тренировался в кабине, мысленно летая по кругу, в зону, теоретически Даже воздушный бой с противником вел, но постепенно начал терять веру, что когда-нибудь пойду в бой. Казалось, что мне не доверяют - не выпускают в воздух, но не говорят, почему именно.

В штабе полка замполит Кляпин подошел к командиру, и они в течение получаса говорили о чем-то, а я ожидал решения своей участи. Разговор этот, судя по жестикуляции и горячности обоих, был не простым, не обусловленным заранее. Со мной же всегда уравновешенный и спокойный Сергей Иванович Лукьянов и на этот раз говорил не торопясь, без особых эмоций.

- О тебе, Дольников, мы не забыли, - начал он, усевшись рядом со мной и положив мне руку на колено. - Будем откровенны: мы коммунисты. Ты годами хотя и самый молодой в полку, но, как говорят, бывалый, поэтому постарайся нас понять правильно. Вернулся ты, как в родную семью, это верно. Но ведь пришел не из отпуска или госпиталя, а из фашистского плена. Документы у тебя хорошие, партизанские, и кандидатскую карточку ты сохранил. Но все же мы обязаны были весь твой пленный путь проверить при помощи соответствующих органов. Не тебе объяснять, нужно ли это, особенно в войну. Не буду долго распространяться, скажу только, что сегодня получены самые хорошие сведения, подтверждающие твою безупречность и преданность, в чем мы, кстати, ни на минуту не сомневались. Вот почему на время о тебе якобы забыли. Теперь отправляйся в свою первую эскадрилью в боевой строй...

Я встал и, скупо, по-солдатстки поблагодарив командира за доверие, которое обещал оправдать в бою, козырнул. Поворачиваясь кругом, споткнулся и тут услышал слова замполита:

- Я же говорил, Сергей Иванович, не окреп он еще...

На следующий день после почти полугодового перерыва я поднялся в воздух. Правда, пока не па боевом самолете, а на У-2 - других учебных самолетов в полку не было. Но те три полета по кругу и один в зону стали для меня не .менее памятными и дорогими, чем первый в жизни взлет.

Проверял тогда мою готовность к работе сам командир эскадрильи - старший лейтенант Дмитрий Шурубов. Когда зарулили на стоянку, на мои традиционные слова "прошу замечания" комэск сказал:

- Навыка практически не потерял, правда, в первом полете чувствовалось, что нервничаешь. А в целом хорошо. Завтра потренируешься па боевом - хотя бы несколько полетов по кругу и в зону, чтобы на фронт отправиться в боевом строю.

- С кем полечу, командир? -не удержался я от вопроса, так как еще не знал, кто будет со мной в паре.

- Как с кем? Пока со своим ведущим Сапьяном, а там присматривай себе ведомого из молодых. Ну, например, младший лейтенант Щепочкин не определен.

Я горячо поблагодарил Шурубова и перед уходом доверительно сказал:

- Знаете, какой замечательный человек наш командир полка? Смелый, решительный. Не зная меня, сразу же доверил боевой истребитель и в строй поставил...

- Сергей Иванович - настоящий боец. Но благодарить тебе надо Батю Дзусова. Тебя ведь хотели на проверку в тыл отправлять, а он сказал кому надо: "Проверяйте-ка на месте. На его коже и костях много сказано. Да не волыньте".

Какая же огромная вера в человека была у нашего бывшего комдива!

И снова бой...

Ранним солнечным утром 8 мая 1944 года, взлетев поэскадрильно, наш полк отправился на фронт.

Я лечу в составе своей эскадрильи ведомым у Сапьяна, по привычке осматриваю воздух. Кажется, вот-вот появятся "лапти", а затем и "мессеры", но до фронта далеко. Вокруг бездонное голубое небо, внизу неповторимые по красоте украинские степи, очищенные от немецкой погани. Мы проходим над местами недавных жестоких боев: вот Веселое, вот заповедник Аскания-Нова, а там Каховка, раскинувшаяся в живописном изгибе Днепра...

Сколько же моих братьев полегло в этих местах! Но целые десятилетия будут откапывать из этой земли и чужеземные каски да котелки. А вот и Николаев. Всего месяц назад ходил я по городу голодным, бесприютным. Как же нестерпимо хотелось тогда поскорее найти своих товарищей, свой родной полк!..

Наконец приземлились. Пока техники заправляли самолеты, мы готовились к полету дальше, на запад. Там уже другое небо - там бои. Поэтому боевой порядок перелета несколько изменился. Сегодня мы должны были пересечь государственную границу и произвести посадку на территории Румынии.

Почти три долгих, изнурительно тяжелых года ждал наш народ того дня, когда Красная Армия начнет громить врага за рубежами страны. И вот передовые команды технического состава уже на румынской земле. Они подготовили аэродром рядом с небольшой деревушкой Лихнешти, на самом берегу реки Прут. Южнее, на аэродром Стефанешти, уже перебазировались братские 16-й и 104-й истребительные авиационные полки.

Как только перелетели государственную границу с Румынией, проходившую по реке Прут, все сразу заметили резкое изменение площадных ориентиров. В отличие от больших колхозных массивов, здесь крохотные лоскуты индивидуальных крестьянских наделов - как заплатки на рваном дедовском кожушке.

Посадку мы произвели по-боевому быстро, зарулили самолеты по местам рассредоточения и замаскировали их. Приказом командира 7-го истребительного авиакорпуса генерал-майора авиации А. В. Утина, в состав которого вошла наша дивизия, нас сразу же поставили на боевое дежурство. Все мы - и летчики и техники - старались в полную силу. Скорее бы только в бой!

На ясско-кишиневском направлении в это время, как сообщалось в печати и по радио, шли бои местного значения. Полку представилась возможность тщательно подготовиться к ожидавшимся в ближайшее время ожесточенным схваткам, и после нескольких дней тренировочных полетов на отработку тактических приемов в изменившихся условиях мы были в полной боевой готовности.

Еще до нашего прилета местные жители близлежащих румынских деревень начали появляться на окраинах аэродрома, где в размеченных местах готовились укрытия для самолетов - капониры. Не сразу удалось установить с румынами контакты. При приближении бойцов нашего батальона они тотчас разбегались - одни только подростки оставались. Через них-то и удалось узнать, что нас - советских попросту боятся. Румынские крестьяне с часу на час ждали расправы, насилия победителей. Этот страх был результатом геббельсовской пропаганды, запугивавшей народы Европы приходом коммунистов.

Шли дни, а ожидаемые населением бесчинства не начинались. Наоборот, наши солдаты угощали румын папиросами, местным девушкам нередко перепадал и шоколад, положенный пилотам по норме довольствия. Большинство же крестьян все-таки не доверяли нам.

Но вот как-то вечером, после ужина, полковой баянист Володя прошелся по рядам клавишей старенького баяна, полковые девчата пропели хором "Катюшу", и окончательно оттаяли сердца румынских девушек и парней. Конечно, общению мешал языковой барьер, но мы ухитрялись объясняться и понимать друг друга. Ну а танцы, как известно, имеют международный язык.

Когда через месяц мы улетали на новый аэродром базирования, местные жители провожали нас уже не как чужеземцев-завоевателей, а как своих освободителей. На их лицах мы видели добрые улыбки и понимали дружеские пожелания, сказанные на непонятном языке.