Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

• Название: Летит стальная эскадрилья
• Автор: Григорий Дольников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Помогли бы фронтовику залезть на полку-то, кто покрепче!

- Я вот это сразу заприметила, какой слабый он, энтот летун - кабы б ни с гошпиталя только... - сердобольно запричитала пожилая женщина.

- А я вот слышал, и, говорят, в газетах даже писали, что летчики и без ног воевали - на деревяшках! - громко перебил всех крепкий веселый матрос и обратился ко мне: - Братишка, может, и ты на деревянной ноге?..

Такое неожиданное внимание пассажиров смутило меня.

- Руки и ноги мои, настоящие, голова - деревянная, - шуткой попытался я оправдать свою оплошность, - соображает медленно...

И тут Василий Гущин, устроившись на соседней полке, будто впервые увидел меня и серьезно заметил:

- Гриша, а вид-то у тебя, действительно, не богатырский. Потому и старухи сочувствуют. Что так отощал?

- Да ты не смотри, что худ - я жилистый, - ответил Василию. - А люди так хорошо говорят о нашем брате, потому что любят летчиков!

- Ну ладно, ладно, летчик, - остановил Василий, - расскажи лучше о себе: где воевал, где войну закончил?

И полилась неторопливая дорожная беседа, и припомнились вехи славного боевого пути моего 100-го истребительного авиаполка.

...На Кубани мы стали гвардейцами. 18 июля 1943 года в разгаре боев нам вручили гвардейское Знамя.

В Польше 19 февраля 1945 года авиационный полк получил собственное почетное наименование - Ченстоховский. А затем награды полка - орден Александра Невского, орден Богдана Хмельницкого.

Пятьдесят шесть раз перебазировались мы с аэродрома на аэродром до майского победного дня. Трудные вехи...

- Но мне, Вася, повезло. Войну я закончил у самого Берлина! А потом полк перелетел в Австрию, - как мог, в общих чертах начал я рассказ о том, где мы шли и как шли к победе в этой войне.

- Гриша, ну а как тебе Австрия? Расскажи-ка что-нибудь интересное. Был в Вене? - не унимался мой старый батайский приятель. - Как там голубой Дунай?..

- Дунай, Вася, как Дунай. Течет - куда ему деться? А вот по Вене и в Венском Лесу я бродил, как по своей родной деревне Сахаровке.

- Уж так и по деревне! - усмехнулся Василий.

А мне и в самом деле как-то по-особому запомнился этот город. Удивительны его архитектурные ансамбли, обилие памятников, фонтанов, парков. Запомнились собор Святого Стефана - величественное готическое сооружение средневековья, фонтан Рафаэля Доннера - одно из многочисленных украшений Вены, монументальные здания Венской оперы, Музей изящных искусств, жемчужина венского барокко парковый дворец Бельведер.

Успел я побывать и во дворце Шенбрунн, на балконе которого стоял в свое время перед венцами король вальса Иоганн Штраус. Да что там говорить, после долгого огненного пути, жестоких воздушных боев, атак, которые выветривали, кажется, всю твою душу, старинный город у подножия Венского Леса навеял на бойцов в первые мирные дни светлые чувства. И пошли плясать на Дунае русские свадьбы!..

В те дни и мои многие однополчане навсегда связали здесь свои судьбы с девчатами, которые шли вместе с нами трудными дорогами войны. В кругу боевых друзей отметили торжество обручения и мы с Валей. Так что, скорее, не от средневековой готики, не от шедевров венского барокко и стал мне как-то по-особому дорог этот далекий от наших белорусских лесов город.

К слову сказать, когда мы пролетали над Веной, она показалась мне сильно разрушенной. Заснеженные вершины Австрийских Альп, суровые перевалы, ущелья, которые в свое время преодолевали суворовские чудо-богатыри, сверкали под весенними солнечными лучами, а город лежал в какой-то мрачной серой дымке. Вена и в самом-то деле сильно пострадала. В этом мы вскоре убедились...

Гитлеровцы, придавая удержанию Вены особое значение, для непосредственной обороны ее создали группировку войск в составе восьми танковых и одной пехотной дивизий, пятнадцати отдельных пехотных батальонов и отрядов фольксштурма. Город представлял собой крупный узел коммуникаций - здесь сходились десять железнодорожных, двенадцать автомагистралей, ведущих во многие европейские государства. Так что и сама Вена и ближние подступы к ней были сильно укреплены. На улицах города немцы возвели баррикады, все мосты через Дунай и Дунайский канал подготовили к взрыву. А в живописных венских парках, садах и скверах были размещены огневые позиции артиллерии.

Немецко-фашистское командование предъявило жителям Вены требование обороняться, не сдавать советским войскам город, не задумываясь над тем, что он может быть полностью разрушен.

И все мужское население Вены от 16 до 60 лет немцы согнали в отряды фольксштурма, вооружили фаустпатронами, готовя их к уличным боям.

Тогда командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин обратился к жителям австрийской столицы со специальным воззванием, в котором говорилось:

"Жители города Вены! Красная Армия, громя немецко-фашистские войска, подошла к Вене...

Час освобождения столицы Австрии - Вены от немецкого господства настал, но отступающие немецкие войска хотят превратить Вену в поле боя, как это они сделали в Будапеште. Это грозит Вене и ее жителям такими же разрушениями и ужасами войны, которые были причинены немцами Будапешту и его населению"{1}.

Командующий 3-м Украинским фронтом призвал австрийцев вложить свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига, и это воззвание было принято жителями Вены. Многие из них участвовали с нашими войсками в освобождении родного города. И 13 апреля войска 3-го Украинского фронта при содействии войск 2-го Украинского фронта после упорных уличных боев овладели столицей Австрии.

Немцы успели взорвать в городе многие здания, подожгли собор Святого Стефана, парламент, Бургтеатр. Но под весенним солнцем быстро восстанавливалась мирная жизнь Вены, зазеленели ее парки, бульвары. Все чаще и в репертуар наших гармонистов между песнями про "Темную ночь", "Землянку" да "Огонек" врывался вальс Штрауса "На прекрасном голубом Дунае".

...Не помню, удалось ли нам тогда с Василием Гущиным поспать по дороге на свадьбу, но наговориться с ним мы вполне успели. В полуразрушенный Брянск наш поезд прибыл вовремя. Двое суток пролетели быстро. А вот на обратном пути произошла задержка - не попали на нужный поезд, так что опоздал я к началу занятий на сутки. Меня же все это время разыскивали по городу, и в милицию заявили, и телеграмму в полк послали - следов старшего лейтенанта Дольникова обнаружить не удавалось! Да, ЧП не из приятных... И что говорить, появление мое было для руководства курсов как явление Христа народу. А дальше, не вникая в суть дела, да и ясность была полная, мне объявили пять суток ареста. Так что учеба моя на курсах началась с гауптвахты.

Но, к моему удивлению, уже на вторые сутки я получил освобождение: приехал Василий Гущин и похлопотал перед самим начальником школы полковником Матвеевым, приняв вину на себя. Мы торжествовали, считая, что справедливость восстановлена. Мог ли я тогда, в свои 22 года, правильно оценить всю тяжесть совершенного проступка! Да и не только я. Наказанием боевого пилота возмущались многие мои товарищи по учебе, ошибочно полагая, что война дала нам, как победителям, какое-то право на некоторую вольность. Все мы были тогда еще очень молоды...

Однако урок начальника школы Матвеева я запомнил надолго. Поначалу, признаюсь, беседу полковника принял как пустую формальность. Сейчас же понимаю, что, опытный командир-наставник, педагог, он умел разбираться в людях и во мне увидел вовсе не закоренелого нарушителя воинской дисциплины.

К слову сказать, психологи утверждают, что каждый человек имеет некий "внутренний манометр", с помощью которого довольно точно оценивает себя. Но признаться, высказать результаты самооценки, строго спросить с себя - такое может не каждый. Для этого надо обладать мужеством.

В одной древней легенде утверждается, что римский император Цезарь специально держал при себе человека, который, как только правитель просыпался, вещал: "Цезарь, ты не великий!" Говорят, император учредил этот ритуал, чтобы сеять у себя семена критического отношения к самому себе.

Не в легенде, а в реальной действительности наших дней критически требовательное отношение к себе, к окружающим, не мелочное самокопание, а строгий самоанализ необходимы каждому. И вовсе не для того, чтобы угодить себе, а для того, чтобы мобилизовать свою волю, свои силы и полнее отдаться любимому делу, а в особых обстоятельствах и решиться на подвиг.

К сожалению, в буднях армейской жизни, в воспитательной работе нет-нет да и встретится этакий ретивый служака, по всякому случаю готовый рубить с плеча. У таких начальников и дела по службе, как правило, хуже, и дисциплина воинского коллектива, поддерживаемая взысканиями да окриками, ненадежная. Мне за долгие годы армейской жизни везло на хороших людей, по-разумному строгих, требовательных командиров. Многие имена их со временем стираются в памяти, а школа, закалка их - навсегда...