Сергей Залыгин - Заметки, не нуждающиеся в сюжете

• Название: Заметки, не нуждающиеся в сюжете
• Автор: Сергей Залыгин
• Жанр: Публицистика

К 90-летию со дня рождения. Предисловие Анатолия Наймана. Публикация Марии Мушинской

---

Мне говорят: у тебя, у “НМ”, нет позиции, ты уходишь от действительности.

А я: попробуй-ка, испытай такой “уход”! Моя позиция – непреходящие ценности или по крайней мере стремление к ним. Утеряем их, эти ценности, и никакая политика не будет иметь никакого смысла. Любая политика рубит сук, на котором она сидит, – это непреходящие ценности. Разумеется, нельзя обойтись без сиюминутности. Минута, мгновение – тоже жизнь, едва ли не равнозначная вечности, потому что, если прервать жизнь только на минуту, ее уже не будет никогда, она не восстановится. Вот политика и использует этот злой, антижизненный закон, равнозначности мгновения и вечности, но и сама-то жизнь, биология и экология существуют так, как будто этого закона нет. Впрочем, его и в самом деле нет, во всяком случае, он никогда и нигде не проявлялся, в жизни он не заложен, разве только в политической. Политика тем и занята, что сначала вселяет в человека страх гибели, потом заявляет: никто тебя не спасет – только я! Вот почему всякая политика авантюрна. Но ведь и без нее, подлой, нельзя, не обойдешься, поскольку все человеческое существование по отношению к самой природе – уже не что иное, как авантюра. Этот основополагающий авантюризм все возрастает и возрастает – одна только НТР чего стоит! Один Персидский залив! Один коммунизм в своей политической практике!

Один, одна, одно… А сумма “одних”?..

Вот-вот эта сумма перешагнет свой критический предел… И для меня едва ли не все основные материалы “Нового мира” именно так и должны прочитываться. Должны. По-моему. Но, кажется, не более того.

Меня всегда заносит: начну с “Нового мира”, кончаю… миром, но разные же это вещи.

Может быть, потому, что я не политик, политики относятся ко мне и с подозрением, и с интересом. Подозрение: нечего обманывать, отрицание политики – это тоже политика; интерес: нельзя ли эту аполитичность склонить в свою политверу? В конце-то концов любая партийность сводится к тому, чтобы завлечь в свой лагерь беспартийность.

Для меня партийность – это атавизм, не только не изжитый, но и развивающийся: все эти уставы, программы, лозунги, партячейки неизбежно ущемляют общечеловеческие интересы, сужают личность. По мне – должны быть не партии, а общественные движения в защиту какого-то принципа – экологического, экономического, общественного, государственного – или в противопоставление ему.

Человек участвует в этом движении, не будучи связан ни уставом, ни дисциплиной, ни регламентом, и только покуда он этого желает. Он может в любой момент из этого движения выйти, может участвовать сразу в двух и более движениях.

Когда движение становится партией, оно многое теряет в глазах общественно-развитой страны (“зеленые” в ФРГ). Конечно, до полной самоликвидации партий не только далеко, но временами становится все дальше и дальше, хотя бы по одному тому, что ширятся национальные движения и рано или поздно они становятся партиями.

В этом смысле для меня интересны США, особенно после поездки туда в составе группы консультантов М.С. Горбачева в 1987 году. (Была такая группа из 14 человек. По культуре нас было двое: Михаил Ульянов по кино и театру, я – по литературе.)

В США партийность не такая, как в других странах, партий, по сути дела, там только две, и обе – больше движения, чем партии, обе стоят на одной и той же платформе государственности, и политические различия между ними сведены к минимуму, их почти нет, есть экономические различия. Обе партии – патриотические. В Америке не может быть президента – не патриота, не столько национального, сколько государственного. “Америка превыше всего!” – это национальный, а еще больше – государственный лозунг, лозунг гражданина США, независимо от его национальности. Задача двух партий – создать конкуренцию при выборах президента, т.е. исключить однопартийность, а для этого партии могут и не иметь уставов, партдисциплины и даже программ помимо тех, которые выдвигают претенденты на президентский пост во время выборной кампании.

Почему оказался продуктивным диалог Горбачева с Рейганом и даже Никсона с Брежневым, несмотря на то, что США и СССР были непримиримыми противниками? Во-первых, потому, что оба государства стояли перед возможностью взаимного уничтожения, во-вторых, в силу беспартийности США как государства. Беспартийные США никогда бы не договорились с большевиками, но с Горбачевым, склонным к беспартийности, уже могли.

В Вашингтоне я наблюдал Горбачева, присутствуя едва ли не на всех его переговорах и встречах, исключая закрытые, непосредственно с Рейганом, и мне кажется, что энтузиазм Горбачева тоже на этом возникал: на беспартийности США как государства. Он с этим столкнулся впервые в жизни, это произвело на него огромное впечатление – доводы взаимной максимально внеполитической выгоды.

Один вечер я провел за столиком с двумя бывшими госсекретарями США – Вэнсом и Киссинджером – и с госсекретарем действующим, Шульцем.

Бывшие относятся к нынешним с почтением, но почтение нынешних к двум бывшим даже чуть больше и уважительнее – как к аксакалам. У нас наоборот: бывший и будущий враги №1 и №2 для нынешнего.

Во время подписания соглашения Горбачев – Рейган в Белом доме, в очень торжественной обстановке, я видел лица того и другого метрах в трех. Что бы там ни говорили о дипломатии, но и в ней случаются минуты высшей искренности, максимально возможной доверенности и доверчивости.

Для всей обширной аудитории справа и слева от центра стояли телевизоры, и можно было видеть весь акт из дальних рядов. И вдруг один телевизор (левый) отказал… На лице Рейгана выразились такие недоумение и ужас, будто обвалился потолок. Через две минуты телевизор был включен, Рейган был все еще растерян, а Горбачев старался эту растерянность рассеять.

Вечером того же дня (помнится) в Белом доме был прием, а до начала – концерт Вана Клиберна. Как же он постарел! Какое неуверенное у него выражение лица, недавнего человека-звезды, но уже прошлого. Я слышал его больше тридцати лет назад в Новосибирске. Немножко-немножко он говорит по-русски, и, когда я напомнил ему: “Новосибирск!”, он расцвел. Вспомнил молодость и Россию.

Еще один “дипломатический эпизод”.

Я сидел в четвертом ряду, а наш посол Юрий Дубинин с женой впереди меня в третьем.

Боже мой, как страдала, как бледнела и краснела жена, как ругала и злилась жена на своего мужа-посла – почему они сидят в третьем ряду? Ну если уж не в первом, так во втором-то ряду они должны находиться! А если в третьем – так какой же это посол? Это уже Бог знает кто! Я встречался с Дубининым, когда он был послом в Мадриде. Мы летели с ним рядом в самолете Мадрид – Москва и много разговаривали в тот раз. Конечно, я не знал, что он летит за новым назначением в США, но он был весь из себя сияющий.

Мы встречались с ним недавно (1994 год, февраль) в редакции – он принес рукопись с изложением истории Хельсинского соглашения. Пришлось рукопись отклонить – она написана дипломатом для дипломатов же. Ну и как водится, из рукописи следовало, что если бы не автор, то и соглашения никакого не было бы.

Он был в недоумении: как так, почему статья не пошла? А мне было очень трудно отказать: кажется, через него можно было достать финскую бумагу для журнала. Еще осталось впечатление: права человека – это одно, а права советского человека – это другое. Так-то вот… Но держится человек виртуозно, если так можно сказать, как будто в клетке из пуленепробиваемого стекла.

Из этого знакомства вдруг возникло у меня представление о дипломатии и дипломатах. Вот уж где царит иерархия, где демократией и не пахнет, где технология царит все та же, что и при царе-Горохе! Дипломат не способен расценивать времена иначе, чем по собственным успехам: то время, безусловно, лучшее, в которое он достиг наивысшей должности, наивысшего успеха. Вот и для Дубинина самое лучшее время – брежневское и сам Брежнев. Для Н.Т. Федоренко – сталинское и сам Сталин. (С Н.Т. я ездил в Италию, в Венецию, на симпозиум по Гоголю, делал доклад, а в США в составе большой делегации писателей – там просто болтался, хотя написать было бы интересно. Однако обо всем не напишешь, разве что само под руку подвернется так, что и не отвертишься.

Удивительная для меня деталь: наша правительственная делегация жила в посольстве, а советники и охрана Горбачева – в отеле “Мэдисон”, журналисты же – в другом отеле, все это рядом. Вокруг “Мэдисона” и внутри была огромная американская охрана, в лифте нельзя было проехать одному, только с сопровождающим (негритянка с пистолетом на боку и с радиоприемником на груди), к главному входу отеля уже нельзя было перейти улицу без предъявления документов полицейской охране (тоже негры и все огромные), но вот в чем дело: все это – в первый день. На второй день вся охрана знала нас в лицо, документов не требовала, приветливо нам улыбалась и можно было ввести в вестибюль и в ресторан своих гостей. Вот это – полиция!