Елена Долгопят - Мальчики (Рассказы)

• Название: Мальчики (Рассказы)
• Автор: Елена Долгопят
• Жанр: Русская классическая проза

---

Очень много попрошаек из разных городов в Москву стекается. Дома голодно, то ли пьют, то ли работы нет у родителей. Этих от нас под конвоем везут обратно по домам. И разумеется, через малое время они опять в Москву попрошайничать. Иные по третьему разу к нам. Как на постой - отдохнуть, отдышаться.

Мы прогуливались по сумеречным аллеям до полной тьмы, до ночных фонарей. Она объяснила мне, что в сумерках детей гулять не водят. Но утренние и дневные прогулки - обязательны. Мы посмотрели хоккейную коробку. Горки для малышей.

- В эту ночь обещают снег. Утром слепим снеговики с морковными носами.

Еще она сказала с гордостью:

- У нас в парке и белки живут.

Я сказала, что больше всего люблю фотографировать зимой и поздней осенью. Я это время называю временем графики. Черно-белые линии ветвей, стволов, сухих ломких стеблей, размытая акварель небес.

Мне кажется, она почувствовала, как мне одиноко вдали от дома, как не хочется остаться одной в чужой казенной комнате. И потому она еще долго ходила со мной по парку. Но все-таки распрощалась, и я увидела, что стою прямо перед гостиничным корпусом.

Напившись чаю, я легла, не выключая света, и даже уснула. Но в четыре часа проснулась. И попыталась понять, кто я, где и зачем.

Несколько занятий мы разглядывали мои самые удачные и самые неудачные фотографии (я объясняла, в чем фокус удачи или неудачи) и фотографии великих мастеров. С какой жадностью глядели эти дети на веселых парижских мальчишек, на людей за столиками кафе (столики - прямо на тротуаре). Но самый большой успех имели жанровые сценки из далекого уже прошлого. Нижний Новгород. XIX век. Чайная! Какой интерес вызвали лица, одежда, чайники... Вряд ли кто-нибудь из них побывает в Париже, а уж в Нижнем Новгороде - в XIX веке никто из нас - никогда. Когда они были живы и смотрели на мир, нас еще не было. Но вот мы их, давно умерших, видим. Вот странность фотографического взгляда. Он долог, этот взгляд. Слишком долог.

Известно, что еще долю секунды мы продолжаем видеть то, что уже исчезло из нашего поля зрения. На этом - принцип кинематографа. Фотография продолжает "видеть" исчезнувшее как угодно долго. Или - как неугодно.

Они охотно слушали и отвлеченные мои рассуждения.

Учились фотографировать друг друга в классе. Тут же на компьютере мы разбирали их снимки. Всего - пятнадцать человек. От девяти до двенадцати (предположительно). Для первого самостоятельного задания я выбрала две пары.

1. Степан и Фомка.

Фомка - очень способный мальчик. Легко идет на контакт. Свободно рассказывает о себе.

Степан безлик.

2. Миша и Кролик.

Кролика все снисходительно любят.

Миша, бесспорно, лидер. Мальчик, я бы даже сказала, таинственный. Мне бы очень хотелось угадать, кто он, что с ним случилось. Из всей группы он кажется самым развитым. Кстати, очень может быть, что он-то бывал в этом самом Париже. Мне так показалось. По его реакции. Но, возможно, сами фотографии им уже видены.

Итак, каждой паре по фотоаппарату. На день. В этот день они свободны от занятий, играют в фотокорреспондентов, их везде пропускают. На другой день мы смотрим, что же они увидели. Да и они смотрят, что увидели.

Пока я с ребятами, или с учителями в столовой, или на вечерней тихой прогулке с завучем, я чувствую себя спокойно. Точнее, я больше чувствую не себя, а их, ими занята, а не собой. Оставшись к ночи одна, я испытываю безмерное беспокойство, как будто слух мой - внутренний, нервный слух обостряется и я слышу какие-то грядущие, несчастливые перемены. Словно наш тихий корабль ждет катастрофа. Что-то в этом духе. Да, и я чувствую себя сиротой непоправимо. Будто я никогда уже не вернусь на Большую землю, не увижу родной дом.

Надеюсь, фотографии мальчиков меня развлекут завтра.

Миша и Кролик

Мы устроились на полу. На нем лежит теплый ковер, подарок одного известного артиста. Шторы закрыли наглухо и просмотрели не спеша все снимки, сделанные ребятами. На первый раз смотрели очень тихо, без комментариев по моей просьбе. Миша и Кролик сидели рядом у батареи и тоже смотрели.

Ребята знают, что я психолог, пишу диссертацию. Я сразу открыла карты. Я им обещала показать, на что способна. То есть рассказать по фотографиям о ребятах. Поэтому такая тишина и внимание. И к снимкам, и к моему потом молчанию, а

затем - к размышлению вслух. Я говорила негромко.

- Кролик, - сказала я. - С ним все просто. В основном он, как видите, снимал людей. Причем ребят мало, больше взрослых. Мы все знаем, что он здесь не в первый раз, что для него это место - как место рождения, а люди, охраняющие это место, заботящиеся о нем, важнее, чем для многих из нас родители.

Эти снимки не всегда удачны, но все они сделаны с любовью. Я думаю, все это почувствовали. И то, что Кролику позировали охотно и - с ответной любовью. Даже охранники. Даже собака, которая живет в здешнем парке. Все искренни на этих снимках. Ни одного фальшивого взгляда.

Мне жаль, Кролик, что ты не сможешь остаться с этими людьми навсегда. Снимки я тебе отпечатаю на память, конечно.

Миша.

Он снимал вещи... как бы это сказать... мирового масштаба. При том, что иногда крохотные. Стеклышко на снегу. Белка на ветке. Сосновые иголки. Куст, весь в инее. Иногда это очень красивые снимки. Черные изломы веток на фоне серого неба.

В чем мировой масштаб?

Совершенно нельзя определить по этим снимкам, где это было снято. Или когда. Сто лет назад. Через сто лет в будущем. Нет ничего, что бы привязывало к этому конкретному месту. Все - вне этого мира, этого измерения.

Мне кажется, Миша неплохо здесь себя чувствует, защищенный стенами с колючей проволокой. В то же время стены эти для него не существуют. Миша напоминает мне одного очень знаменитого литературного персонажа. Миша, ты не догадываешься, о ком я говорю?

Он промолчал, разумеется.

(Заметки на полях. Через месяц после описываемых событий: "Мишу зовут иначе, но для меня он останется Мишей. Вчера его забрал отец. Миша сбежал из дома, застав его с любовницей. Грустно".)

Следующее занятие - Фомка и Степан.

Их задача сложнее. Не повторяться. Не снимать тех же людей и те же облака. Во всяком случае, чтобы они не выглядели теми же. Очень непростая задача.

Мы так же устроились тесным кругом в темноте вокруг светящегося экрана компьютера. Но теперь у батареи были Фомка и Степан. Фомка беспрерывно улыбался, а Степан время от времени поглядывал на него. Он не сделал ни одного снимка! На мой изумленный вопрос - почему? Неужели было неинтересно хоть один раз навести и щелкнуть? - Степан смущенно молчал. Оказалось, он повсюду следовал за Фомкой и помогал ему. То подавал фотоаппарат, то дверь придерживал, то помогал взобраться на какое-нибудь возвышение.

Прилепился к Фомке.

Есть один кадр, где они с Фомкой снялись в обнимку. И очень хорошо видно, как Степану хорошо возле Фомки, как в холодный день возле протопленной печки. Я бы сказала так: сам по себе Степан существует лишь наполовину, с Фомкой он осуществляется полностью. Он полон жизни с Фомкой, один - пуст. Сожалею, что скоро они расстанутся.

Когда Степана расспрашивают о том, кто он и откуда, его взгляд становится чрезвычайно беспокоен. Буквально ни на чем не может остановиться. Не находит опоры, мечется. Это так пугает, что расспросы прекращаются.

Вернусь к Фомкиным снимкам.

Все мы были ими потрясены. После я показала эти снимки преподавателям, начальнику, завучу. Начальник не скрывал восхищения:

- Взломщик! От Бога! Гениальный взломщик.

Он сказал, что, проработав столько лет, так не узнал всей машинерии вверенного ему заведения, как "этот шкет" за одни сутки.

Фомка снял - раскрыл - показал - всю структуру детприемника. Все движущие и соединяющие нити, все струны. Как устроена, из чего состоит котельная. Из

чего - столовая (холодильные камеры, плиты, посудомоечные машины, неистребимый таракан). Из чего - прачечная.

- Была бы война, - как-то даже мечтательно сказал начальник, - был бы Фомка сыном полка, разведчиком. Все бы высмотрел у противника, и сколько там пушек, и сколько полевых кухонь.

- И сколько шприцов в медсанбате, - вставил кто-то.

Фомка проник даже на чердак (с верным помощником Степаном) и оттуда снял детприемник птичьим посторонним взглядом.

Начальник сказал:

- Мне сдается, он бы сбежал от нас. Если б только захотел. Но - не считает нужным... прерывать отдых.

И начальник засмеялся.

Вечером, у себя в комнате, когда день отзвучал, мне опять стало грустно и пусто. И я подумала, что хорошо бы мне в кого-нибудь влюбиться, чтобы думать о нем.

Весна

Снег сошел.

Павел Андреевич срезал сухие ветки. Утро стояло раннее, туманное. Свет едва брезжил, и птицы только еще просыпались.

Павел Андреевич остановился отдохнуть.

Пока он курил папиросу, подбежала, стуча по асфальту когтями, собака. Ее называли призраком, привидением, потому что никто никогда не слышал ее лая. И собаки бывают немые, считал Павел Андреевич.