Анри де Ренье - Провинциальное развлечение

• Название: Провинциальное развлечение
• Автор: Анри де Ренье
• Жанр: Классическая проза

Наиболее значительный из французских писателей второй половины XIX века, Анри де Ренье может быть назван одним из самых крупных мастеров слова, каких знает мировая литература. Произведения его не только способны доставить высокое эстетичное наслаждение современному читателю, но и являются образцом того, как можно и должно художественно творить. В 7 том включены романы: "Провинциальное развлечение" и "Эскапада". Перевод с французского под общей редакцией М. А. Кузмина, А. А. Смирнова и Фед. Сологуба.

---

Он задыхался от приступов гнева. Судорога сотрясала все его тело. Своим мощным кулаком он ударял себя в грудь:

– Молитв будет недостаточно, нужно будет действовать. Нужно будет проливать кровь, всаживать в тело нож; нужно будет уметь рассекать тело и источать из него кровь. Учитесь владеть мечом, управлять военными колесницами. Перепояшьте чресла ваши, вооружите ваши руки. Учитесь побеждать, побеждая самих себя. Оставьте вашу семью, оставьте отца вашего и дом ваш. Закалите ваши мускулы, укрепите ваши руки. Размахнитесь мстящим клинком. Умейте рубить живое тело.

Он завопил:

– Антихрист, антихрист! Чтобы научиться побеждать тебя, я покинул все. Я странствовал, я терпел лишения. Я ковал железо, резал кожу, шлифовал сталь, изучал сложное устройство машин, потел в мастерских, подвергался горячему дыханию жаровен. Я таскал тяжести, я удесятерил свои силы. Я изучил движение всех механизмов. Я водил паровых и стальных лошадей, более быстрых, чем кони апокалипсиса. Я отказался от жизни, для которой был рожден. Голоса свыше требовали от меня этой жертвы. Я отрекся от своего имени. Отец мой оплакивал пропавшего ребенка, но когда он плакал, я готовился к великому подвигу.

Он помолчал минуту, затем прибавил:

– Я научился убивать, я был убийцею!…

Он понизил голос:

– Это было в маленьком городке, в… Где? Не так важно, не правда ли? Я был шофером у одних господ, большой красный автомобиль… Я уже пробовал однажды, в Париже, в Булонском лесу, на берегу озера, но тогда я не был еще готов, я колебался… Потом снова… У этих людей. Они сидели за столом с женщинами, крупная блондинка в жемчужном ожерелье. Нож мой лежал в кармане, совсем раскрытый… Белизна ее кожи притягивала меня… Не знаю почему, я не ударил ее. Лишь несколько дней спустя голоса сказали мне, что момент наступил. На меня была возложена обязанность спасти мир, предотвратить от него большую катастрофу, на меня была возложена обязанность встретить лицом к лицу этого возвещенного антихриста, чудовищного предтечу, мессию зла… Я не мог терять ни минуты, голоса мои указывали мне, где я его встречу. Тогда я покинул замок и пришел на рассвете в маленький городок. Я бродил без цели и был очень спокоен. Единственная вещь волновала меня: сумеет ли моя рука направить разящий клинок? Я думал об этом. В таком состоянии я остановился перед большим домом. От улицы его отделял сад, калитка в ограде была открыта… Я вошел в дом и никого не встретил в сенях. Из сеней я поднялся вверх на первую площадку лестницы и оказался перед дверью, на этот раз закрытой… Я уже стал было спускаться, но голос остановил меня. Тогда я толкнул эту дверь. Она раскрылась, и я оказался лицом к лицу с маленьким старичком в золотых очках, который смотрел на меня с перепуганным видом, выпучив глаза. Клянусь, я не знаю, как это случилось! Вдруг я увидел свою руку, вооруженную ножом, увидел, как нож ударяет маленького старичка по горлу, как брызжет кровь и как маленький старичок в очках падает. Он слабо хрипел, и руки его судорожно царапали пол. Я видел его агонию. Я сказал себе: "Вот так умирают, вот как умрет тот, кому должно умереть". Я сказал себе: "Прекрасно, теперь я умею убивать" и повторял себе: "Ты убил, ты убил". Я сложил нож и ушел. Никто не видел, как я ухожу из дома, как никто не видел меня входящим туда. На вокзале я сел в поезд и поехал куда мне было нужно. Он еще не пришел, но он придет. Мои голоса говорят мне это. Он придет; я жду его; я готов… Нужно быть готовым.

Проспер де Буакло резко повернулся ко мне:

– Ну а вы готовы?

И, не ожидая моего ответа, он залился пронзительным смехом:

– Ах, да! Бедный маленький старичок в золотых очках… Что поделаешь, дорогой мой, нужно же хорошенько набить руку.

И он приблизил свои руки к самому моему лицу. Я видел эти грубые, сжатые, страшные руки и не знаю, что произошло бы дальше, если бы в этот момент неожиданно не вошел ко мне доктор Б. Больше я не видел Проспера де Буакло ни в павильоне, ни в парке, и я даже спрашивал себя, не грезил ли я…

Я не счел полезным осведомлять о только что рассказанном мною эпизоде ни Магомета, ни Генриха IV, ни Цицерона, ни Дени Папена, но, не знаю почему, разговор с Проспером де Буакло отдалил меня от этих симпатичных перевоплощений. Мне показалось, что и они, со своей стороны, меньше ищут моего общества. Может быть, я немного разочаровал их. Как ни приглашали они меня исследовать сферу своего подсознательного, я был не способен найти там никакой знаменитой личности прошлого. В теле моем не укрывалась душа Наполеона, душа Рафаэля или душа Христофора Колумба. Я был подлинно незначительною личностью как в моем теперешнем существовании, так и в моей прежней жизни. Напрасно я углублялся в свое серенькое прошлое, я не находил там ничего интересного. Эти поиски были даже неприятны мне: они пробудили во мне некоторые нежелательные воспоминания. Я отдал себе отчет в крушении моих попыток ввести в свою судьбу романтическое, непредвиденное, "развлечение". Все они кончились жалким крахом, обратившим меня в пансионера доктора Б., обитателя его Маленького Марли.

Это погружение в прошлую жизнь длилось у меня довольно долго. Я вспомнил свое детство у отца и матери, свои каникулы в П. в доме тетушки Шальтрэ, мою студенческую жизнь, преждевременную смерть моих родителей. Я вспомнил свой уютный особняк на улице Деборд-Вальмор. Там у меня были досуги, которые я не умел заполнить, там мне представлялись случаи, которыми я не умел воспользоваться, удовольствия, которыми я не умел насладиться. Я вспомнил банальность своих любовных связей, вспомнил все, что создало у меня это чувство скуки, убившее у меня всякое желание работать и действовать, всякое покушение отважиться на что-нибудь; я все время пребывал в смутном ожидании чего-то непредвиденного, что вдруг вырвало бы меня из серой повседневности. Это ожидание не привело ни к чему. Я не мог назвать непредвиденным встречу с какою-нибудь Кларою Дервенез. Ни она, ни ее подобные не были способны рассеять парализовавшую меня скуку. Затем последовали мое разорение, мое трусливое бегство от действительности, мой позорный "договор" с тетушкой Шальтрэ, мой затвор в П.

Тут мне припомнились до мельчайших подробностей места и люди, гостиная моей тетушки, старая мебель, портрет президента д'Артэна, комната с благочестивыми изображениями, лестница, моя комната, стол, на котором я клал свои часы, окно, из которого мне были видны деревья общественного сада, листочек, колыхавшийся на гибкой веточке. Я слышал шаги старой Мариэты, дребезжание колокольчика, дергаемого за оленью ножку… Я видел г-на де Жернажа и г-на Реквизада, клуб, платановую дорогу, дорогу у канала и дом г-на де Блиньеля с его садом, дом, в котором однажды и я, подобно Просперу де Буакло, нашел дверь открытою…

Все это представало передо мною с необыкновенною отчетливостью: малейшие жесты, малейшие слова тетушки Шальтрэ, болтовня старой Мариэты, все суждения обывателей П., запахи, звуки, цвет неба, форма облаков, туман, который иногда вставал над рекою. Я мысленно повторял все некогда совершенные мною прогулки. Потом вдруг крик автомобильной сирены разрывал воздух, и мне казалось, что передо мною вновь проезжает большой красный автомобиль, управляемый таинственным шофером, имя которого теперь было мне известно. Потом молчание восстанавливалось; монотонная жизнь маленького городка возобновляла свой ход… Г-н де Жернаж и г-н Реквизада встречались на углу Большой улицы; г-н де Блиньель раскланивался с ними, проходя мимо и опустив глаза в золотых очках. Г-жа Шальтрэ уходила в церковь. Я возвращался домой. Затем появлялся г-н де ла Ривельри с томом своей "Истории валленского парламента" под мышкою с намерением снять фотографию с портрета президента д'Артэна, – г-н де Ривельри в своем сюртуке, своем белом галстуке, со своими маленькими ногами, двигавшимися мелкими шажками…

Однажды я занимался перелистыванием в памяти этих образов, как вдруг ко мне вошел доктор Б. Он сел, и у нас завязался разговор. Доктор очень приятный собеседник; он большой эрудит, особенно что касается эпохи Людовика XIV; но на этот раз его не интересовала история. Он предложил мне несколько вопросов на различные темы, потом напомнил мне странную сцену, устроенную мне Проспером де Буакло. Каково мое мнение о рассказанном им преступлении? Затем доктор задал мне несколько вопросов о П. и сообщил мне об окончательной продаже виллуанского замка аргентинцам, один из которых собирается жениться на известной этуали Дервенез.

Он наблюдал меня и минуту помолчал… Затем вдруг задал вопрос, глядя на меня в упор:

– Доставит ли вам удовольствие принять одно интересующееся вами лицо?

Я выразил изумление; доктор воспользовался им… Мой друг, г-н де ла Ривельри, находится в этот момент в его кабинете и был бы счастлив пожать мне руку. Он хочет сделать мне одно важное сообщение. У меня не было никаких причин отказывать г-ну де ла Ривельри. Я так и ответил доктору. Я готов сопровождать его в кабинет.