Глеб Голубев - Переселение душ

• Название: Переселение душ
• Автор: Глеб Голубев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детектив

Аннотация издательства: Приключенческие повести, разоблачающие жуликов и шарлатанов, которые во имя собственного обогащения распространяют псевдонаучные и мистические теории, спекулируя на доверии людей к науке.

***

Герой цикла — профессор психологии Морис Жакоб, расследующий частным образом загадочные происшествия, отдающие изрядной мистикой. Как и полагается настоящему учёному, он неизменно докапывается до рациональной истины, какой бы она ни была.

---

Конечно, все мы прекрасно знаем эту легенду с детства. Сколько раз я любовалась красочным шествием, проходящим по старым улицам Женевы каждый год в декабре в честь этого давнего события. Оно так и называется — «Эскалад» (давно забытый военный термин, на старофранцузском он означает штурм крепостных стен с помощью лестниц). В празднике участвует весь город. Едут на могучих конях закованные в железо рыцари, гремят барабаны, за факельщиками и знаменосцами идут арбалетчики, солдаты с настоящими копьями и мечами тех времен. Гремят колесами по камням мостовой осадные машины и пушки, выданные на этот день из музеев. Ведут пленных вражеских солдат со связанными за спиной руками, за ними шагает готовый к работе палач в алом плаще и камзоле. «Слава нашим предкам, отстоявшим город!» — провозглашает пышно разодетый герольд. И все собравшиеся полюбоваться шествием дружно вторят ему и запевают старый гимн «Се ке Анно» на давно вышедшем из обихода диалекте французского языка.

— Так что каждый из вас сможет легко уличить в малейшей неточности бедную душу, если она решится вспомнить о таком славном событии, — продолжал Морис и, засмеявшись, помахал рукой. — Но я не полезу в ловушку, о нет! Я поступлю точно так же, как сделал в подобном случае ловкий господин Брахмачария. Помните? Он не решился заставить душу очаровательной мадемуазель Бару пересказывать прекрасно известные всем нам легенды о Вильгельме Телле — и правильно сделал. По его сигналу Жанна Бару, как вы помните, поведала, что в тысяча двести девяносто первом году ее душа находилась в деревце, в молодом топольке, росшем в уединенной долине, и поэтому она, естественно, ничего не могла рассказать о событиях, волновавших тогда всю Швейцарию. Так можно делать в любом затруднительном случае: по условленному паролю душа начнет вспоминать, как она обитала в камне, дереве или в бессловесном животном, а какой спрос может быть с дерева? Точно так же поступлю и я. Расскажите нам, пожалуйста, господин Арвид, где находилась ваша душа в ту декабрьскую ночь тысяча шестьсот второго года, когда коварные вражеские воины карабкались на крепостные стены славной Женевы. Спокойней, спокойней…

И, повинуясь этому паролю, бедный поклонник переселения душ, только что выглядевший вполне нормальным, хотя и порядком смущенным человеком, вдруг замер как столб, вытянув руки по швам.

— Где сейчас находится ваша душа? — спросил его Морис. — Кто вы?

— Я дуб. Я старый вековой дуб.

— Где вы растете?

— Я расту на лужайке в небольшой горной долине.

— Что вы видите вокруг себя, расскажите нам, пожалуйста.

— Сейчас ночь, темно. Я вижу только звезды высоко вверху. Ночь морозная. Все небо усыпано звездами.

— Резонно, вполне логично. А что вы видели, вернее, ваша душа днем, когда было светло?

— На лужайке возле меня паслись овцы. Две старых овцы и пять прелестных молодых ягнят. Овцы щипали траву, а ягнята прыгали и бодались друг с дружкой.

— Превосходно, господин Арвид. А вы знаете, случайно, что в эту ночь происходит в Женеве?

Толстяк подумал и нерешительно спросил:

— В Женеве? А что это — Женева?

В голосе его было такое неподдельное изумление, какого не смог бы изобразить даже гениальный актер.

В зале захлопали. Эмиль Арвид никак не реагировал на это, он явно не слышал аплодисментов.

Слава богу, Морис угомонился и отпустил совершенно измученного устроителя вечера со сцены.

— Как вы, надеюсь, теперь твердо убедились, уважаемые дамы и господа, а также и телезрители, которым дали возможность порезвиться вместе с нами, — сказал муж, — ловкие трюки, которые проделывал господин Брахмачария, ни в коей степени не могут служить доказательством переселения душ. Это обыкновенное жульничество. Не случайно господин Брахмачария выступает лишь по одному разу в каждом городе и в небольших аудиториях, чтобы меньше была опасность разоблачения. Такие выступления, красочно расписанные в газетах и телевизионных репортажах, нужны ему для рекламы. А основная его преступная деятельность протекала втайне, в тени, когда доверчивые простаки слали ему деньги, получая взамен размножаемые под копирку шаблонные измышления о мнимых перевоплощениях их многострадальных душ. А вы сами убедились, как сильно действуют, особенно на людей, настроенных мистически, такие вот представления, показ их по телевидению, восторженные описания подобных вечеров в газетах с приложением эффектных фотографий. Вы знаете из газет, что некоторые даже лишают себя жизни, поверив в мистические проповеди шарлатанов. Так что с этими жуликами нужно беспощадно бороться. Берегитесь их! Смотрите, чтобы они вас снова не провели, объявившись в каком-нибудь новом обличье. Впрочем, я думаю, господину Брахмачария никакие перевоплощения уже не помогут, — добавил Морис, глядя с улыбкой в мою сторону.

Улыбка предназначалась явно не мне. Я повернулась—комиссар Тренер снова сидит рядом со мной, словно никуда и не исчезал, и вид у него весьма довольный.

— Где вы были? — спросила я.

— Выходил покурить.

— Что касается древней мечты о переселении душ, — продолжал Морис, — то в основе ее — всем понятное и такое простительное желание пожить подольше на этой прекрасной земле…

Морис напомнил о том, что мы в самом деле передаем от наших предков потомкам, как эстафету неуничтожимой жизни, частицу первичной протоплазмы, некогда возникшей на планете. И атомы, из которых состоит наше тело, практически тоже неуничтожимы, они снова и снова участвуют в вечном круговороте природы. Но такого бессмертия нам кажется мало.

— Еще Лейбниц задавал резонный вопрос: «Что хорошего, сударь, было бы, если бы вы стали китайским императором, при условии, что вы забудете, кем вы были? Разве это не то же самое, как если бы бог в момент, когда уничтожил вас, создал в Китае императора?» Это совершенно справедливо. Ведь память — основа нашей личности. Мечтая о бессмертии, мы хотим вечно хранить память о счастливых днях, о беседах с друзьями, о путешествиях и увиденной красоте мира. Мы хотим, чтобы не гасло наше сознание, не исчезала память.

Но тогда жизнь остановилась бы, а память наша превратилась в чудовищное нагромождение хаотических воспоминаний о всяких пустяках, разобраться в котором было бы немыслимо. Так что природа поступила мудро. Не выяснив пока еще до конца, в каких глубинах мозга память прячется, мы уже знаем твердо: она исчезает и разрушается вместе с ним.

А мозг, к сожалению, разрушается и умирает прежде всего. Достаточно нескольких минут, и в его клетках происходят необратимые изменения. Не случайно теперь, когда начали пересаживать сердце и другие внутренние органы, напомнил Морис, именно гибель мозга стала общепринятым признаком смерти человека. А когда погибает мозг, умирают к гаснут все воспоминания, хранившиеся в его клетках.

— Жизнь — это постоянное обновление, а оно невозможно без гибели, отмирания устаревшего и смены поколений. Так что других жизней у нас не будет, придется с этим смириться. Тем дороже мы должны ценить и беречь эту — единственную, данную нам природой. Хотя бы не укорачивать ее, не уродовать, не калечить, постараться сделать счастливой и прекрасной. И добиться этого можно лишь одним способом: не увлекаться пустыми мистическими мечтаниями о переселении душ, а заняться реальными вопросами продления жизни и облегчения ее.

Морис поклонился и под шумные аплодисменты спустился со сцены.

— Ну как? — спросил он, когда почти все уже вышли из зала, и ему удалось пробраться к нам.

— Великолепно! — воскликнул Тренер.

Но я из педагогических соображений напустилась на мужа:

— Ты неисправим. Все же устроил скандал.

— Но у меня не оставалось иного выхода. Надо было разоблачить этого жулика, и немедленно. Ведь он мог уехать хотя бы в Женеву и оказался бы уже в другом кантоне, вне досягаемости нашего уважаемого комиссара.

— Ну, это не так страшно… Коллеги не отказались бы мне помочь.

— Тем более, все показывали по телевидению, — продолжал Морис. — Разве я мог упустить возможность разоблачить его сразу перед всей Швейцарией?!

— Все равно ты ужасный нахал, — сказала я. — Как ты издевался над бедным Арвидом.

— Ничего, он это заслужил. Ты же знаешь, что повторение жульнических трюков, которые выдают за мистические чудеса, убеждает всегда куда лучше самых подробных, чисто логических объяснений. Не будет теперь заниматься распространением мистики и помогать жуликам. А йог? Вы его не упустили? — повернулся Морис к комиссару.

— Нет. Сидит. Выясняем его личность. Есть данные, что он такой же индус, как мы с вами. А я тоже не терял времени и раздобыл улику, полностью подтверждающую, что вы его правильно раскусили. — Гренер достал из кармана маленькую магнитофонную кассету. — Мне тоже показалось интересным послушать, что он там нашептывает своим жертвам, готовя их души к перевоплощению, — пояснил комиссар. — Мои ребята незаметно установили на сцене за ширмами потайные микрофончики. И записали, что он им там внушал. В точности как вы объясняли.