Сергей Зверев - Господа офицеры

• Название: Господа офицеры
• Автор: Сергей Зверев
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-29260-8

Первая мировая, турецкий фронт. Немцы оборудовали у озера Ван артиллерийскую точку с гигантской гаубицей — «Большой Бертой». Чтобы вести прицельную стрельбу, им не хватает точной карты расположения русских позиций. Все силы бросаются на рекогносцировку. Еще немного, и пушка заговорит… Русская разведка быстро обнаруживает «Берту», и командование без промедления направляет диверсионную группу для ее уничтожения. Ответственное задание возложено на доблестного поручика Голицына. Но пробраться к тщательно охраняемому чуду оружейной мысли фактически нереально…

---

Да еще новый знакомый, век бы его не видать, выразил настоятельное желание ехать в одном купе. Голицын поначалу было удивился, но не успел состав отойти от питерского перрона, как поручику стало все ясно. Вера Холодная предупредила своего оператора, что просила поручика Голицына принять в нем участие, вот тот и пользовался этим на полную катушку. Любой другой сосед Владислава Дергунцова был бы, мягко выражаясь, не в восторге от того, что и так тесноватое купе заставлено камерами, жестянками с пленкой, непонятными ящиками, загромождено штативами и треногами и прочим необходимым оператору оборудованьем. Ведь повернуться же негде, право слово! Все время о какие-то коробки спотыкаешься.

Голицыну тоже не доставляло большой радости то, что все это барахло занимало больше половины купе, но Сергей стоически терпел. Все же этот штатский фруктик — живое напоминание о любимой женщине, не в коридор же его выбрасывать с барахлом вместе…

Да, пылкий и быстро загорающийся князь Голицын уже всерьез думал о прекрасной Вере, как о любимой женщине!

Но загроможденное купе — это мелочь, беда была в том, что сосед категорически не нравился Сергею! Причем без всякой конкретной причины. Трудно сказать, почему один человек сразу нравится нам, а другой вызывает немедленную реакцию отторжения. Это все на подсознательном уровне происходит. Наши симпатии и антипатии — загадка для нас самих. Но порой бывает, — ровным счетом ничего дурного вам этот человек не сделал, просто не успел, а вот глаза бы на него не глядели.

Самым же неприятным были попытки Дергунцова вести с поручиком дорожную беседу. Оператор почему-то не желал просто помолчать и полюбоваться проплывающими за окном пейзажами. Но никак Владислав Дергунцов не мог найти ни подходящих тем для разговора с Голицыным, ни подходящего тона. То он становился излишне фамильярным, то, напротив, голос оператора звучал заискивающе, как первое, так и второе Голицыну удовольствия не доставляло.

Сперва Дергунцов попробовал вовлечь поручика в разговор о высокой политике. Откуда было оператору знать, что его попутчик придерживается золотой заповеди хороших военных: человек в погонах должен быть принципиально аполитичным.

— Вы не находите, князь, что англичане и французы хотят въехать в рай на нашем, русском горбу? — Дергунцов улыбнулся скользящей жиденькой улыбкой, что сделало его лицо еще более неприятным. — Мне приходилось слышать о ваших беспримерных подвигах в Восточной Пруссии, но кто снял пенку с вашего геройства, с геройства других русских офицеров и солдат?

Сергей Голицын молча пожал плечами, усилием воли сдерживая рвущийся с губ резкий ответ.

«Тебя бы, трепача, да в Мазурские болота, — подумал он. — Ишь ты, на нашем горбу… На твоем, что ли?»

— Наше правительство… — попытался продолжить Дергунцов, ободренный молчанием поручика.

Меж тем для князя Сергея Михайловича Голицына все подобные вопросы были решены давно и однозначно. Он, Сергей Голицын, — офицер русской армии. Армия не должна участвовать в политической борьбе, для нее недопустимы партийные симпатии и антипатии. Использование армии в политических целях мало того, что аморально, оно просто глупо и ничем хорошим, как правило, не кончается.

Армию создает и содержит государство. Из этого с железной логикой следует, что ее дело — охранять существующие законы и государственный строй. Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит «сегодняшний» закон и заменит его новым, тогда армия будет охранять этот новый закон и порядок.

Вот так. Просто и ясно. Но не станешь же излагать свое кредо этому напыщенному штатскому дураку!

— Господин Дергунцов, я не желаю обсуждать действия нашего правительства, — чуть приподняв уголки губ и тем обозначив улыбку, прервал попутчика Сергей Голицын. — Я всего лишь скромный гусарский офицер, защищаю Родину, как умею. Высокие материи не для моего ума. Смените тему, будьте столь любезны!

Оператор с удовольствием сменил тему. Теперь он заговорил о современном искусстве. Судя по его словам, он был на дружеской ноге с самыми видными его представителями, и о каждом из них Владислав Дергунцов умудрялся сказать какую-нибудь гадость. Послушать оператора, так всероссийские знаменитости были просто толпой неучей, бездельников, бездарностей и пьяниц. Сквозила в его отношении к этим людям угрюмая неприязнь.

Сергей Голицын был весьма далек от мира современного искусства, от живописи, поэзии, от всего того, что называлось Серебряным веком, хоть, само собой, Куприна с Боборыкиным или Блока с Георгием Чулковым не путал. И все же хамский тон Дергунцова раздражал поручика безмерно: разве можно так говорить о талантливых людях, которые, как знать, могут прославить Россию!

Конечно же, князь Сергей Голицын был абсолютно прав в своем брезгливом негодовании. Не стоит уподобляться библейскому Хаму. Он, право же, был настоящим хамом. То, что его папа — пьяница, хамоватый Хам заметил. А про то, что старый Ной строитель ковчега и спаситель жизни на Земле, Хам как-то позабыл. Таково отношение большинства людей к гениям, и это очень грустно.

— Вот все говорят, что Александр Блок хороший поэт, а вы знаете, какой он распутник? — продолжал брызгать грязью Дергунцов. — И алкоголик в придачу!

— Не имею чести лично знать господина Блока, и свечку ему, понятное дело, не держал, — с тщательно спрятанной злостью ответил поручик, которого этот разговор начинал утомлять. — Но стихи он пишет превосходные. Просто отличные стихи!

— Нравы среди богемы, скажу я вам по секрету, те еще! — оператор все никак не мог успокоиться и ненароком заговорил на весьма опасную тему: — Ту же самую Веру Холодную взять, уж мне ли не знать! Порассказал бы я вам…

Голицын попытался улыбнуться, но улыбка его получилась скорее похожей на досадливую презрительную гримасу. Однако тон его оставался по-прежнему безукоризненно вежливым и корректным, при всем том настолько ледяным, что хоть волков морозь.

— Милейший, избавьте меня от своих откровений! Я с большим почтением отношусь к таланту Веры Холодной и к ней лично. Поэтому говорить о ней плохо в моем присутствии категорически не рекомендуется. Могу рассердиться, а рассерженный я очень, поверьте, неприятен, — в голосе поручика звякнул металл. — Мало того! Если я узнаю, что вы непочтительно отзывались о Вере Холодной в чьем бы то ни было обществе, я рассержусь в не меньшей степени.

Дергунцов тут же осекся, мгновенно уразумев, что никаких двусмысленностей, злопыхательства и сплетен об актрисе Голицын не потерпит.

— Что вы, князь! Вы неверно меня поняли! — отыграл он назад.

Сергей только мрачно усмехнулся, все он верно понял. Поручика другое удивляло: как это такой отличный, по словам Веры, профессионал — фотопортрет ведь впрямь изумительный! — оказался настолько тяжелым и неприятным человеком?

…Род князей Голицыных ведет свое начало от Гедемина, а с начала XII века, времен Владимира Мономаха и Мстислава Великого, князья Голицыны постоянно упоминаются в русских летописях. По знатности и древности Голицыны никак не уступают Захарьиным-Кошкиным-Юрьевым, из рода которых вышла царская династия Романовых! Как бы не наоборот…

Сам князь Сергей, как подлинный аристократ, никогда не чванился своим титулом и древностью рода. Гордился, конечно, но это совсем другое дело, ничего общего с сословной спесью и вульгарной кичливостью его гордость не имела.

Однако, сталкиваясь с типами вроде Владислава Дергунцова, поручик мог выказать такое холодное барственное презрение, поглядеть на хама и выскочку с такой высокомерной усмешкой, что только держись!

Именно так себя Голицын и повел. Дергунцов окончательно увял…

…В дверь купе заглянула раскрасневшаяся усатая физиономия со шрамом от сабельного удара через щеку и веселыми шальными глазами.

— Ба! Никак Серж Голицын! Ну, здрав будь, боярин! — радостно и громко поприветствовал поручика обладатель усатой физиономии. — Ты тоже к Юденичу? Так что ж сидишь здесь один и киснешь? У нас компания хорошая, купе в конце вагона, айда к нам!

Поручик столь же радостно улыбнулся: этого человека он превосходно знал. Граф Владимир Соболевский, тоже поручик, но из конногвардейцев. Свой брат-кавалерист. Храбрец, забияка и пьяница, безудержный гуляка, редкостный волокита и добрейшей души человек. Кстати, когда конногвардеец сказал «сидишь здесь один», он вовсе не оговорился: просто штатских Соболевский за людей не держал.

— К нам, к нам! — продолжал орать Соболевский. — Там корнет из улан, и капитан пехотный, да аз многогрешный, а ты как раз четвертым будешь! Соорудим польский банчок по маленькой для скоротания времени. И пять бутылок «Цимлянского» имеются, и закусить есть чем. О! У корнета есть гитара, вот ты нам и споешь, а то самому корнету медведь все уши оттоптал… Порадуешь господ офицеров! Чего ждешь, пошли скорее!