Александр Шлёнский - Записки полуэмигранта. В ад по рабочей визе

• Название: Записки полуэмигранта. В ад по рабочей визе
• Автор: Александр Шлёнский
• Жанр: Публицистика

---

Южнее Кресент Бич простирается устье реки Матанзас, впадающей в океан (величественное зрелище, особенно если смотреть с моста) и одноимённый испанский форт. На пути в Кресент Бич и Сан-Августин, по двадцать четвёртому шоссе, расположен городок со смешным названием Палатка. Это вовсе не палатка с газированной водой, это вообще не русская палатка. Это индейская палатка. Не «вигвам», а именно «палатка». Индейское слово «палатка», не имеющее никакого отношения ни к русскому слову «палатка», ни к индейскому слову «вигвам». А вот на пути в Орландо есть другой городишко с индейским названием — Апопка. Но это так, к слову. А вот теперь слушай непосредственно про Сидорки.

Сидорками называют среди местных флоридских русских маленький рыбацкий городок на Мексиканском заливе. Его настоящее название Cedar Key. «Cedar» по английски означает — да, правильно, «кедр». А вот «key» — это вовсе не «ключ», как ты мог бы подумать. Слово «key» в этом названии — это не английское слово, а индейское. И означает оно «остров». То есть, всё название целиком переводится как "Кедровый остров". Но на слух при быстром произнесении с местным акцентом оно звучит почти неотличимо от русского слова «Сидорки». Купаться в Сидорках, можно сказать, негде. Пляж скверный, вода в заливе грязноватая, мутноватая, и чуток пованивает соляркой и тухлой рыбёшкой. Зато рыбалка в Сидорках отменная. И вообще — это очень романтичное во всех отношениях место. Место, где живут бородатые рыбаки, не снимающие резиновых сапог, а ещё визгливые чайки, длинноногие важные цапли и грузные носатые пеликаны. Место, где солнце и океан, собравшись вдвоём, радуют глаз изумительной красоты закатами. Место, где морские фермеры разводят мидий — моллюсков, похожих на устриц. Разводят, кормят, потом ловят. Поймав, тут же варят их в солёной воде со специями и продают туристам. Мидиям такой расклад не сильно нравится, зато туристы в восторге, и рыбаки-фермеры не в накладе. Что касается съеденных мидий… наверное таких раскладов, когда выигрывают все, просто не бывает в природе. В этом выражается открытый мной закон, который я назвал "хуёвым началом термодинамики".

7. Сидорки (продолжение) Хуёвое начало термодинамики

Раскладов, при которых выигрывают все, просто не бывает в природе. Это противоречит законам термодинамики, а термодинамика — это вещь серьёзная и проверенная временем. Основной закон термодинамики выражается в том, что если в некой замкнутой системе кому-то очень хорошо, то это только потому, что кому-то другому в той же самой системе, в то же самое время, очень хуёво. Те, кому в данный момент хуёво, пытаются сделать так, чтобы им стало хорошо, но те, кому хорошо, отлично понимают, что как только станет хорошо тем, кому сейчас хуёво, то хуёво станет тем, кому в данный момент хорошо, то есть, им самим. Поэтому те, кому хорошо, яростно сопротивляются попыткам тех, кому хуёво, изменить состояние замкнутой системы. Разумеется, это не единственная коллизия в системе, но она базовая и определяющая. Процесс локальной смены состояний, временных побед и поражений диффузно и неравномерно распределяется по всей системе, энтропия системы хаотически шарахается из стороны в сторону, как будто её неожиданно ёбнули по голове моржовым членом, но исходная базовая закономерность никогда не нарушается: в системе всегда кому-то хорошо, а кому-то хуёво. Меняется лишь процентное соотношение между первыми и вторыми. Причём в самой системе это процентное соотношение никогда с достоверной точностью не известно.

Основная ошибка учёных и философов всех времён заключается в том, что они пытаются выявить причины этой диспропорции состояний путём глубоких исторических исследований. Между тем, физические интерпретации картины мира, то есть самые достоверные и работающие интерпретации, отличаются принципиальным отсутствием в них историзма как детерминистической парадигмы. Иными словами, дальнейшее вероятное изменение системы зависит только и исключительно от её настоящих свойств, и совершенно не зависит от того, какими путями система пришла к своему настоящему состоянию и настоящим свойствам. В теории компиляции та же самая хуйня называется контекстной независимостью. В основе всех без исключения свойств, в которых проявляет себя система в любом из своих состояний, физики усматривают универсальные, фундаментальные законы, которые никогда не меняются. Один из этих незыблемых законов гласит, что если в некой замкнутой системе кому-то очень хорошо, то это только потому, что кому-то другому в той же самой системе, в то же самое время, очень хуёво.

Изменить этот закон — выше человеческих сил. Поэтому исторические кропания Плутарха, Геродота, Карамзина, Ключевского, Соловьёва, Тарле, а теперь вот еще и озлобленного гада Солженицына, могут быть чрезвычайно занимательны, но с точки зрения объяснения причин наших бедствий, они совершенно бесполезны. Объединять историю и политологию — это всё равно что смешивать воду и бензин. И та и другая гадость растворяет спирт, но при этом каждая из них — совершенно по-разному. Точно так же, история и политология изучают один и тот же предмет — социальные отношения, но этой общностью материального предмета исследований полностью исчерпывается общность двух упомянутых наук. История — наука феноменологическая, а политология — прогностическая. Ничего общего кроме исходного материала.

Были в своё время революционеры, которые хотели сделать так, чтобы всем навеки стало хорошо. Они полагали, что для этого достаточно покропить человека водичкой или окунуть в неё целиком. Были и другие революционеры, которые кропили народ его собственной кровцой, потом начали топить народ в крови, и вроде бы сделали всё возможное для того, чтобы всем обитателям системы пришёл настоящий, полнометражный пиздец. Но в итоге, ни у тех, ни у других ни хуя не получилось. Базовая закономерность человеческой термодинамики осталась неизменной. Процветания пока не видно, и даже благодетельный пиздец приходит к каждому по одиночке, но никак не всем вместе, и потому не приносит никакого удовлетворения. Обидно, блять!

Обидно, но с другой стороны, из этого следует также и иной, крайне оптимистический вывод. А именно, раскладов, при которых проигрывают все, тоже не бывает в природе! И если нам кажется, что в данный момент проиграли все, то это значит, что выигравшая сторона просто ускользнула от нашего внимания. Вероятнее всего, она сделала это намеренно, чтобы её не поймали и не отпиздили проигравшие. В политической борьбе чаще всего побеждает тот, кто успешнее всех маскирует своё состояние, свои действия и свои намерения. Именно поэтому нам всегда доподлинно известно всё о жизни тех, кому в системе хуёво, но почти ничего не известно о жизни и намерениях тех, кому хорошо, а если что-то и известно, то наверняка это всё ложь, пиздёж и провокация.

В основе человеческой термодинамики лежит информационная динамика. Информация — это не материя и не энергия, но именно информация детерминирует распределение и того, и другого. Тепло и хорошо тому, кто выиграл информационную войну. Защищён лучше всех тот, кто является хозяином всей информации в системе. Хуёво тому, кто беден, гол и открыт, кто безоружен, кто не защищён мощной бронёй, маскхалатом и тёплым одеялом. Хуёво ему, бедному. Холодно ему или невыносимо жарко. Плющит от жары или трясёт от озноба его беззащитное тело, и виден он насквозь, как под рентгеном. Что же тебе делать, бедненький? Присосись к сильному, как прилипала к акуле. Соси изо всех сил, чтобы не пропасть. Пока ты слаб и беззащитен — тебе остаётся только сосать у сильного. Окрепнешь, станешь сильным сам — начнут сосать и у тебя.

Вот какого рода мысли мне чаще всего приходят в голову в субботу утром, когда я собираюсь погрузить свои кости в Шевроле Тахо и отправиться в Сидорки прочищать голову от недельной информационной грязи.

Бедная моя голова! Я продал её американскому работодателю, чтобы жить более или менее достойной жизнью и уважать себя. Ведь только в этом случае я могу быть писателем, философом и мыслителем. Увы! Вышло не совсем так как я расчитывал. Конечно, я стал вполне самостоятелен в жизни. Я не живу у тёщи, не приживаюсь к порядкам в чужом доме, не выслушиваю нотаций. Я сам решаю, куда мне положить консервную открывашку, куда положить ковровую дорожку и иметь ли её вообще. Я сам решаю, что мне есть на завтрак, потому что я сам его себе готовлю на своей кухне. Мне не надо давиться ежедневными утренними сардельками, сокращающими женский труд по мому прокорму. Сам я приготовить себе в тещиной квартире ничего не мог. Кухня ревностно охранялась от моего вторжения. Преданная, педантичная тёща считала крайне неприличным, чтобы мужчина возился с горшками при наличии в доме женщин, и всё делала сама. Наташа к кухне была крайне равнодушна. Но силёнок у пожилой женщины, руки которой были скованы ревматоидным полиартритом, не хватало, и поэтому мне казалось невозможным «выкомаривать» и требовать ту еду, которую хочется мне, а не которую она в силах приготовить. Такая вот трагедь.