Анри Бертьен - Всего один год (или: "Президент").

• Название: Всего один год (или: "Президент").
• Автор: Анри Бертьен
• Жанр: Научная Фантастика

---

И их час настал. Чу Янг и Вали, совершенно забыв об осторожности, уже практически не разлучались. Даже в поле к ученикам она ездила с ним в его машине, замирая от страха, когда стрелка спидометра упиралась в 100 миль в час… Закружились у них головки… Дождались недоброжелатели… И полетело в высшие инстанции коллективное письмо за подписью нескольких человек "о неприличном поведении директора школы". Там было и о "бесстыдстве", и о "нарушении норм морали и нравственности", и о "противоречии принятой педагогической практике"… Это была бомба. Тщательно продуманная, квалифицированно сконструированная и вовремя подложенная. Копию бомбы они отослали его жене.

Школа негодовала. "Говорили ведь вам"… – с досадой сетовали учителя. "Вот ведь козлы, а"! – По-своему возмущались "бомбистами" ученики. "Долой!",- требовали ханжествующие авторы бомбы, "блюстители нравственности". Они слишком хорошо понимали, что при их духовном уровне ни о взаимопонимании с учениками, ни о том, что те будут заглядывать на уроках к ним в рот, ловя каждое слово, не могло быть и речи. И они ненавидели нового директора за то, что другие его любили…

Их "дело" разбирал "педсовет", в присутствии "вышестоящего начальства". Можно представить, сколько грязи было там вылито на их головы… Директора сняли. Увезли прямо в больницу. С инфарктом. Вали уехала из города куда-то далеко – и больше её не видели. Слишком серьёзное испытание для сердец обоих выпало на их долю… Но ученики помнили о них. Они прекрасно помнили, как добивался желаемых педагогических эффектов их любимый директор и хорошо усвоили его уроки. Он никогда не отчитывал провинившихся. Он умел сделать так, что над их проступками смеялись другие. Иной раз и сам "виновный", будто увидев себя со стороны, не мог удержаться от смеха. Это действовало безотказно. Ученики излечивались – от злобы, мании противоречия, жажды сопротивления "насилию воспитания"… Он просто умел им показать, как они выглядят со стороны… Смех – великое оружие…

…Идея сжечь дома или машины виновников происшествия была отметена учениками сразу. Они сочли это слишком примитивной местью, недостойной памяти любимого учителя. Они слишком хорошо помнили его уроки – и литературы, и понимания смысла жизни… Они долго думали… и решили ответить смехом.

Вы когда-нибудь пробовали вести урок в школе? Что Вы ощутите, если за Вашей спиной раздастся короткий, как бы вырвавшийся невзначай, неудержимый смешок? Неуютно, правда? Вы обернётесь. Может – сразу же, может – нет, но Вы непременно обернётесь. И постараетесь понять, кто смеялся и, главное – почему. В этот момент такой же смешок раздастся с другой стороны. Потом – с третьей. И – каждый раз это будет за Вашей спиной. Как самочувствие? Испугались? В конце концов – весь класс, уже не в силах более сдерживать душащий и совершенно неудержимый смех, будет просто ржать – сам не зная, почему. Может, просто подчиняясь инстинкту коллективизма. А потом все ученики в ответ на вопрос: "чему смеялись" или "почему смеялись" будут, пожав плечами, скромно отвечать: "Не знаю… Все смеялись – и я тоже… Когда все засмеялись – смешно стало…". Сможете в этой ситуации найти зачинщика? Нет? А если зачинщиком будет весь класс? И весь этот цирк будет аккуратно разыгран вследствие предварительной договорённости? И если он будет повторяться каждый урок? И заезжий психолог придёт к заключению, что "у детей сформирована настолько мощная установка на связь этого цирка с вашей личностью, что они уже просто не могут этому противостоять и смех разбирает их всякий раз, когда они вас видят – даже встретив мельком в коридоре, они, прыснув, убегают, чтобы не ржать прямо при Вас"? Что Вы будете делать, когда поймёте, что, по большому счёту, он прав – и дети уже просто не могут с собой справиться? Что будете делать Вы?

Эти люди не выдержали. Они ушли из школы. И, как мне рассказывали, они до сих пор встревоженно оглядываются на улице, если вдруг где-то за спиной услышат чей-то смех. Мания преследования… Смехом. Дети – жестокие существа. Но, в отличие от взрослых, в большинстве своём – справедливые.

* * *

Словом, сейчас Абар сумел найти и Чу Янга, и Вали. Оба они получили места в структуре "державных лицеев", о которых я впервые услышал от Саиры. Абару было очень непросто их уговорить…

– Пойми: я – старик,- говорил Чу Янг.- У меня давно умерла жена. Уехали в дальнее забугорье дети. Я немощен, ни к чему не способен и никому не нужен.

– А дети?- Ухмылялся Абар.- Школьники? Ты хочешь сказать, что не нужен им?

– Ну что я могу им дать?

– То, что ты дал в своё время мне. И мне подобным. То, что ты был Человеком. За что поплатился, правда – но это был ценнейший урок нам всем. Мы его не забыли.

…Они говорили долго. И не один раз. В конце концов Абар его убедил. Сложнее было с Вали – она просто боялась снова встретиться с Чу. Как-то в слезах призналась, что, в сущности, может, просто боится броситься ему на шею…

– Так бросьтесь, шут возьми!- В сердцах бросил с досадой Абар.

– Не могу… Я не могу забыть глаза его жены…- Ревела Вали.

– Её уже нет. Давно…- Вздохнул Абар и, быть может, именно это и послужило переломным моментом, изменив всё к лучшему. Словом – в конце концов сумели уговорить и её. Сейчас они снова живут и работают вместе, объединив остатки сил и соединив исстрадавшиеся сердца. Смогут ли они когда-то быть так же счастливы, как были в те незапамятные времена? Не знаю…

* * *

…Собирал Абар людей и из дальнего и ближнего зарубежья. Много, очень много специалистов разъехалось, когда рухнула империя, а к власти пришли шалопаи да бандиты и сколько-нибудь грамотные специалисты стали тут просто никому не нужны… Микро-президенты с уровнем мышления домохозяек стали бичом обломков великой державы… Один из них в ответ на вопрос журналиста о его отношении к проблеме миграции "лучших умов – в лучшие края", пожав плечами, сказал:

– Да ради Бога – пусть себе едут… В стране больше хлеба будет… На душу населения…- Долго потом газеты перемывали этот "порыв откровения"… Как будто в стране действительно было нечего есть… Как будто проблемы с нехваткой продовольствия не были инспирированы ажиотажем, умело создаваемым правящей кликой, чтобы прикрывать неслыханное по масштабам разворовывание остатков имперского имущества… Народ иронизировал на эти темы, реагируя, как всегда, анекдотами:

…Просыпается ночью ункариец и идёт по тёмному коридору в сортир.

– Ах, чтоб тебя…- Споткнулся он о мешок с мукой.

– Да будь ты неладен…- Чертыхнулся он, ударившись о ящик с консервами.

– О, Господи,- вздыхает он, добравшись, наконец, до выключателя и присев на мешок с сахаром,- И когда ж этот чёртов голод закончится?…

…Благодаря столь рачительным хозяевам Абару приходилось теперь собирать осколки былых славных коллективов по всей планете. Многие возвращаться не хотели – не верили. Хотя – на новом месте не устроился толком почти никто. И – даже те, кто устроился, чаще всего были не удовлетворены ни средой, ни свои положением в ней. Все они были за рубежом "людьми второго сорта" и обратное приходилось постоянно доказывать… Не всем это было по силам. Всем – не по нраву…

Я как-то присутствовал при случае, когда ему привезли двух грамотнейших иерархологов, организаторов производства – Ромула Кана и Хоута Мати. Когда-то они были здесь едва ли не лучшими, по крайней мере – всеми уважаемыми корифеями в этой области. Соны не любили таких – за независимость. Но консультироваться к ним бегали многие. Когда империя ослабела и начал понемногу появляться частный, независящий от неё бизнес – они организовали своё предприятие. Смешно сказать, чем оно занималось: они "брали в аренду" часть подвернувшегося им предприятия из имперской структуры – и из глубоко и безнадёжно убыточного делали его прибыльным. "Мы просто всегда платим людям ровно столько, сколько они зарабатывают",- пожав плечами, отвечали они на вопросы о причинах их успехов. Все, конечно, понимали, что это лишь фраза, прикрывающая нежелание углубляться в подробности – своего рода отмашка от назойливых любопытных; но… Оспорить её было невозможно: адекватность оплаты труда была у них практически идеальной.

– Можешь выполнять функции за эти три должности?- Спрашивали они выбранного ими для той или иной цели претендента.

– Могу,- поразмыслив, говорил тот.

– Согласен получать за это две зарплаты?- Задавали они второй вопрос.

– Нет проблем!- Радостно отвечал претендент. И люди у них не просто работали – они пахали. Уровень ответственности исполнителей был неслыханным для Ункарии: прогул здесь был просто невозможен, даже теоретически. Когда кто-то заболевал – он и его сменщики сами договаривались о подменах. Когда кто-то не мог вовремя прийти – его предшественник не уходил, оставляя производство с непрерывным циклом на произвол судьбы или останавливая процесс – он дожидался опоздавшего, а уже потом выяснял с ним отношения. Самым распространённым способом компенсации были штрафы, налагаемые на опоздавшего в пользу того, кто за него отработал. Размеры штрафов устанавливала внутри себя бригада. Обычно это был двойной тариф оплаты работы или рабочего времени. Вынести сор наверх – то есть выплеснуть свои мелкие проблемы на организаторов производства – не отваживался никто: все всё решали сами, внутри бригад. Организаторы только наблюдали. И – заменяли тех, кто не справлялся или не хотел нормально работать. При этом, если человеку взваленная работа оказывалась не по зубам – они ему подыскивали другую, с меньшей нагрузкой. Стало нормой для всех заранее предупреждать окружение о своих будущих семейных делах – свадьбах, беременностях и так далее: чтобы получить, в ответ, не первую подвернувшуюся более лёгкую работу, а иметь возможность за какое-то время спокойно её выбирать, чтобы не исчезнуть неожиданно для всех на какое-то время, заставив срочно перестраивать роли в бригаде – а спокойно, заранее спланировать всё так, чтобы этот уход не сказался на общем деле. Отношения людей к ним и людей между собой менялись, и менялись кардинально. Людям становилось легче дышать…