Максим Веселов - «Клуб Шести»

• Название: «Клуб Шести»
• Автор: Максим Веселов
• Жанр: Современная проза

Автор романа и в этот раз использует "эффект лупы", когда, рассматривая внутренний мир человека творческого, легче высветить все нюансы общечеловеческого мировосприятия. Как говорится, "приглядись к душе художника, поймёшь, о чём задумались глаза на всех портретах, кои он написал" (У. Шекспир). Действие этого динамичного романа происходит в наши дни. Не стремящийся к славе и почёту художник пишет коммерческие картины и ведёт довольно размеренный образ жизни. Но, с юности, рисует Серию мистических картин, одна из которых и "втягивает" его в очень странный и акцентировано таинственный Клуб "Шести". Клуб состоит из ряда экстравагантных особ, с которыми художник связан теперь коммерческими обязательствами. Жизнь героя меняется радикально, с каждой минутой наполняясь вихрем загадок, приключений и: вдохновением. Любовные истории и перипетии, происходящие с героем настолько непредсказуемы, насколько и фатальны. Кем и для чего он был втянут в Клуб "Шести" останется загадкой до самой последней страницы. Роман читается на одном дыхании, по стилю письма и силе воздействия на читателя ассоциируясь с классикой М.Чехова – "Чёрный монах", М.Булгакова – "Театральный роман", М.Орлова – "Альтист Данилов" и многих других, но, становясь с ними в один ряд, всё же выделяется активным позитивизмом по отношению к жизни.

---

– Доброе утро, Теодор Сергеевич! – торжественно провозгласил мальчик, ему нравилась его миссия.- Вам письмо из галереи. Вот, пожалуйста.

Глаза художника блестели излучая добродушие. Он взял письмо, предложил курьеру пока расположиться и попросил подоспевшего кельнера принести «юноше мороженое».

Распечатал и прочитал письмо, вынул из пиджака портмоне, протянул «юноше» купюру в десять рублей, поблагодарил и просил передать «госпоже», что «будет обязательно, через полчаса». Мальчик кивнул, церемонно доел мороженое, поблагодарил разом за всё и кинулся обратно, с донесением. Толи времена возвращаются, толи всё встаёт с головы на ноги. Ох, не сглазить бы. Загадочная у нас страна – только вот появится свет в конце тоннеля, как уже на встречу едет электричка. Тут с прогнозами лезть бесполезно, нострадамусы тут не в почёте, ибо невозможно предсказать путь гоголевской «русской тройки», которая несётся в пространстве и времени по курсу собственной прихоти и прихоти русских дорог. «Вывози меня, кривая, только вывези…»

Однако, думать о плохом небыло ни повода, ни желания. Письмо порадовало: галерея продала сразу три его картины и «госпожа-хозяйка арт-оазиса» просила подойти за гонораром. Ещё был PS, мол, «есть интересная для Вас информация». Интрига? С высоты ночной удачи, Теодор снисходительно взирал на эту попытку интриги, всё земное и человеческое ему сейчас казалось, как бы это мягче сказать – детской шалостью. Или младенческой хитростью. Да, несомненно, так лучше. Он оставил деньги за кофе и мороженное прямо на стойке, вместе с чаевыми (за это его особенно любили кельнеры и именовали завсегдатаем), облачился в утренний верхний наряд и, напевая «Что может сравниться с Ксюшей моей?», отправился в Галерею на Бронке. В это хмурое приморское утро, среди высокомерных столетних домов, в шляпе, кашне и плаще… Господи, как ему не хватало трости. Или, длинного зонта…

Мариэтта Власовна встретила художника у порога с театрально распростёртыми объятьями. Это, разумеется, не подразумевало, что в следующую секунду они страстно обнимутся и начнут лобызаться. Совсем нет. Чинно раскланялись. Жеманно поулыбались. Богемно покомплементировали. Пошаркали ножками. Почему-то у людей, связанных с искусством только в виде обслуживания, очень богат ритуал встреч, прощаний, галантностей и высоких разговоров. Видимо, это – компенсация за неучастие в самом процессе творчества. Они к тому же замечательно много пишут статей об искусстве и творцах, знают очень много о очень многих и готовы не замолкать часами и сутками, общаясь с «богемой». В процессе подобного «общения», они горят подсознательным желанием похлопать богемного собеседника по плечу (спине, пояснице и т. п.) и акцентировать обращение на «ты». Как ни печально, но зачастую именно от этих людей зависит благополучие художника, продвижение его произведений на рынок зрителей-читателей-слушателей. И, что ещё более печально, Лили Брик среди них теперь просто не встречаются. А может, это Теодору не везло на Лиль Брик, как знать, может они, Лили, ещё существуют в этом мире. Однако, от Мариэтты Власовны толк был, и не для одного Теодора. Её способности продавать искусство по максимально высокой цене, восхваляли многие, воспользовавшиеся её услугами. Надо отдать должное – было так. Но, впринципе, если захотеть, со всего можно получить толк, а тем более – Мариэтта Власовна! Крупная женщина лет, этак, в районе пятидесяти, всегда в прекрасном настроении, пышно одета, богато и чрезмерно бижутирована серебром-золотом-жемчугами-пластмассой, с ярко подкрашенной причёской-изваянием и сигареткой в длинном инкрустированном мундштуке. Сама как экспонат галереи. Есть на что посмотреть. Но, к величайшему сожалению хозяйки всех этих прелестей, никто из её подопечных художников ни разу не предложил ей написать её портрет. Намекала, не помогло. Они и так всегда отводили глаза в сторону, словно боялись ошпарить их о великолепие госпожи, а от таких её невинных намёков бежали как чёрт от ладана. Смущались? Великодушная Мариэтта Власовна предпочитала считать, что – смущались. И всё-таки, как было бы восхитительно, думала она, оставить потомкам свой портрет в полный рост, этакий подарок благодарного художника ещё более благодарным потомкам, в знак почтения и признания всех меценатских заслуг деятельницы культуры. Во как, не меньше.

– Дорогой Теодор Сергиевич! – торжественно приступила хозяйка Арт-Рая,- наша Галерея, в моём лице, не находит слов для высказывания вам благодарности, по поводу продаваемости в последнее время ваших работ! С ума сойти, вы не поверите, вас признали окончательно! Вчера вечером какой-то джентльмен, купил сразу…

– Джентльмен? – не понял недогадливый Теодор, невоспитанно перебивая даму,- иностранец?.. Всмысле, не русский, что ли?

– Ну, почему не русский? – вопросом на вопрос ответила великолепная Мариэтта,- Может и не очень русский, как знать, всем ведь в родословную не заглянешь!

Она победоносно посмотрела на художника, что, наверняка означало – я-то знаю свою родословную, это вы все тут без роду без племени, из грязи в замухрышки, и всё, опять же, благодаря мне, одной единственной. Так-то вам с кисточкой. И, надо признать, была права. У кого тут на памяти свои род и племя по двадцатое колено? То-то, господа, улыбайтесь.

– Купил! Три полотна! Ну, как вам?

Гм-м, а как нам? Хорошо нам. А если бы и процент галерея брала поменьше, то и совсем бы не плохо было. Однако, надо что-то говорить, триумфальный взгляд продавщицы не потерпит долгой паузы, промедление с благодарностями тут чревато обидой до вражды.

– Ну, что можно тут добавить, дорогая вы наша Мариэтта Власовна! – возненавидел себя и свои картины Теодор, однако продолжал в том же духе… – Это несомненно только ваша заслуга, ведь вы, признайтесь, небось расхвалили меня перед покупателем, никому неизвестного скромного маляра, преподнесли как Микеланджело, да? Бьюсь об заклад, что так и было. Это ведь ваш всеми признанный талант, снимаю шляпу!

– Да ты и так тут без шляпы стоишь, шалун! – заискрилась, зарделась перепольщённая дама, изящно, насколько позволяли шейные подбородки, повернув голову в профиль, искренне считая, что такое положение туловища наибольше вдохновляет художников.- Чаю хочешь? Да не кивай, так и скажи, мол, чаю дайте художнику, не в гостях же, право слово, голос тут имеешь! Люба! Подай нам с Теодором Сергиевичем чаю ко мне в кабинет, живо! Пойдём, бумажки поподписываем, денежку посчитаем, да пошепчимся. Есть о чём: не простой этот твой джентльмен, ох, не лыком шит, попомни моё слово. Если что, не теряйся, про скромность свою забудь, проси больше, а то и в поездку напросись, мало ли, может тебя «только смена пейзажей за окном вдохновляет», откуда ему знать? Если у него есть интерес, то пусть платит за свой интерес, а? Или я не то говорю, а? Слушай меня, Теодор, я то говорю, дело говорю.

Добрая женщина. А ведь сейчас она действительно, думала только о его выгоде. Вот же как бывает, загадочная русская баба. Теодор поёжился, словно ему вдруг стало зябко. Стряхнул головой так, что услышал как что-то щёлкнуло в мозге, зато разом вылетели все слова, слившиеся из Мариэтты в него за последние десять минут. Что ж, ещё полчаса пытки, и можно будет раскланяться, унося с собой энную сумму, а деньги ему теперь нужны особо – начинается новый пласт теодоровой жизни. Ради этого можно и Мариэтту Власовну вытерпеть под чаёк. Тем паче, что чаёк у неё знатный, плантационный, а заваривает она его как богиня. Да, во всём-таки кроется толк, если поискать. Овцы, они как кислород, есть в любой форме природы и у всех у них есть шерсть, хотя бы и клок. Кто хочет большего, может становиться «фермером» и разводить этих самых «овец». Теодор же предпочитал оставаться наблюдателем.

Кстати, проходя через галерею в кабинет хозяйки, Теодор обратил внимание, что две его картины продолжают висеть. Двух нет, а две – вот они, на стене. Было четыре, три продали, две – висят. Такая арифметика. Подозревай глаза свои. Ладно, разберёмся, опять стряхивать головой не хотелось, три, так – три.

Скрипнула по настоящему дубовая дверь, и они вошли в пенаты, в кладезь краевого таланта и склад безвкусицы. Кабинет хозяйки галереи – нечто особенное. Во-первых, внутреннее расположение перегородок, выстроенных так, что бы увеличить площадь стен, дабы уместить большее количество картин. У Мариэтты Власовны так было принято, что художники, «чьей судьбой она занималась», дарили ей «из благодарности» по одной своей работе. Судя по количеству картин в кабинете, в этом импровизированном мини-Лувре, шикарно выглядевшая сегодня светская дама прожила достойную жизнь, лет этак в двести с небольшим. Разумеется, она просто не смогла удержаться рамок своего «правила», и намешала полотна своих «подопечных» с репродукциями всех, кто «колоритом гармонировал с её настроением души». Надо отдать должное, что душа её отличалась богатейшим набором настроений. Особенно коробило Теодора соседство врубелевского Демона-сидящего, с задумчивостью и ненавистью взиравшего на убитого пролетарским штыком буржуя на плакате «Окон РОСТА», времён деятельности Маяковского. Бред. Хотя. Если Демон смотрит именно с задумчивостью, то – очень даже может быть. И всё равно – бред.