Висенте Бласко - Толедский собор

• Название: Толедский собор
• Автор: Висенте Бласко
• Жанр: Контркультура

---

Глаза дона Себастіана, эти суровые глаза, отъ взгляда которыхъ дрожала вся епархія, увлажнились слезами…

– Еще другія заботы гнетутъ меня,- продолжалъ онъ исповдываться старой садовниц.- Я боюсь будущаго. Ты знаешь, я скопилъ большія богатства, такъ какъ хорошо управлялъ своими землями и деньгами, такъ какъ думалъ о томъ, чтобы обезпечить мою дочь, и, не будучи скупымъ, умлъ умножать свои доходы. У меня есть пастбища въ Эстрамадур, виноградники въ Манч, дома и, главное, много проценіныхъ бумагъ. Я, какъ честный испанецъ, люблю помогать правительству деньгами – если эти деньги приносятъ хорошіе доходы. Мое состояніе, вроятно, доходитъ до двадцати милліоновъ – а то и больше. Моя дочь будетъ очень богата посл моей смерти. Я мечталъ о томъ, что она при моей жизни выйдетъ замужъ за хорошаго человка. Но она не хочетъ разстаться со мной, и къ тому же она очень благочестива. Это меня пугаетъ, не удивляйся, Томаса, что я, занимая высокое положеніе въ церкви, хочу отдалить отъ нея дочь свою. Я считаю, что женщина должна быть благочестива, но не настолько, чтобы стать богомолкой и постоянно торчать въ церкви. Женщина должна любить мужа и быть матерью. Я всегда не любилъ монахинь.

– He безпокойгесь, донъ Себастіанъ, возразила садовница.- Она теперь привержена къ церкви,- но только потому, что она выросла въ этой сред.

– Теперь я спокоенъ. Но я боюсь, что когда меня не станетъ, ею овладютъ какія-нибудь монашескія конгрегаціи – есть вдь такія, которыя спеціально гонятся за богатыми наслдствами – для славы Господней, конечно,- и дрожу при мысли, что ока можетъ попасться въ ихъ когти. Грустно подумать, что я всю жизнь копилъ – для того, чтобы кормить какихъ-нибудь жирныхъ іезуитовъ или монахинь съ большими чепцами, которыя даже не говорятъ по испански… Меня пугаетъ слабая воля моей дочери.

– Но нтъ!- воскликнулъ онъ, помолчавъ, властнымъ тономъ.- Неужели Господь такъ покараетъ меня? Скажи – ты своимъ простымъ, открытымъ умомъ можешь врне судить, чмъ ученые богословы,- скажи, разв моя жизнь дурная и я заслужилъ гнвъ Господень, какъ утверждаютъ мои враги?

– Вы, донъ Себастіанъ? Господи помилуй!… Вы – человкъ, какъ вс другіе, и вы даже лучше другихъ, потому что вы не хитрите и не лицемрите.

– Ты права, я человкъ, какъ вс другіе… Мы, занимающіе высокое положеніе въ церкви, стоимъ на виду, какъ святые въ нишахъ. Но насъ можно считать святыми только на разстояніи. Для тхъ, кто насъ ближе знаетъ, мы люди со всми человческими слабостями. Лишь очень немногіе съумли уберечься отъ человческихъ страстей! И какъ знать, можетъ быть ихъ терзалъ демонъ гордыни и они лишь потому были аскетами, чтобы имъ воздвигали алтари? Къ тому же, если священнику удается побороть въ себ стяжательство, то онъ за то рискуетъ стать скупымъ… Я же копилъ только для дочери…

Донъ Себастіанъ замолчалъ, погрузившись въ свои мысли. Потомъ онъ снова сталъ исповдываться передъ Томасой. Я надюсь,- сказалъ онъ,- что когда пробьетъ мой часъ, Госпоць не отринетъ меня въ своемъ милосердіи. Въ чемъ мое преступленіе? Въ томъ, что я любилъ мать моего ребенка, какъ мой отецъ любилъ мою мать,- въ томъ, что у меня есть ребенокъ, какъ у многихъ апостоловъ и святыхъ. Но вдь безбрачіе священниковъ – измышленіе людей, правило церковной дисциплины, а плоть и ея требованія – отъ Бога… Приближеніе смертнаго часа пугаетъ меня, и часто по ночамъ я томлюсь сомнніями и дрожу. Но въ сущности вдь я служилъ господу, какъ умлъ. Живи я въ прежнія времена, я защищалъ бы вру мечомъ, сражаясь противъ еретиковъ, А теперь я церковный пастырь и борюсь противъ безврія… Да, Господь помилуетъ меня и приметъ меня въ лоно свое. Правда вдь, Томаса? У тебя ангельское сердце и ты можешь судить.

Садовница улыбнулась, и слова ея медленно прозвучали въ предвечерней тишин:

– Успокойтесь, донъ Себастіанъ!- сказала она.- Я знала многихъ въ нашемъ собор, которые считались святыми, и они не стоили васъ. Они бы во имя спасенія души бросили на произволъ судьбы своихъ дтей… Во имя того, что считается чистотой, они оставили бы семью. Но поврьте мн, истинныхъ святыхъ нтъ здсь. Вс люди,- только люди… He нужно раскаиваться въ томъ, что слдуешь влеченію сердца. Господь создалъ насъ по своему подобію и не даромъ вселилъ въ насъ любовь къ дтямъ. Все остальное,- цломудріе, безбрачіе – все это вымышлено церковью, чтобы отдлить себя отъ простыхъ смертныхъ… Вы, донъ Себастіанъ, человкъ, и чмъ боле вы слдуете влеченіямъ своего сердца, тмъ лучше. Господь проститъ васъ!

X.

Черезъ нсколько дней посл праздника Тла Господня донъ Антолинъ пришелъ къ Габріэлю и съ улыбкой заговорилъ съ нимъ покровительственнымъ тономъ:- Я о теб думалъ всю ночь,- сказалъ онъ.- Почему ты ходишь по верхнему монастырю, ничего не длая и только скучая? Отъ праздности у тебя и пошли опасныя мысли…

– Такъ вотъ нехочешь-ли,- предложилъ онъ въ заключеніе,- спускаться каждый день въ соборъ и показывать достопримчательности собора иностранцамъ? Ихъ много ходитъ сюда и я ничего не понимаю, когда они предлагаютъ мн вопросы. Ты знаешь вс языки и сможешь объясняться съ ними. Когда узнаютъ, что у насъ есть переводчикъ, къ намъ будутъ еще больше ходить. Намъ ты этимъ окажешь услугу, а теб это не будетъ стоить большого труда. Одно только развлеченіе. А жалованье… потомъ можно будетъ что-нибудь выцарапать для тебя изъ бюджета, но пока нельзя… средства собора слишкомъ ограниченны.

Габріэль, видя озабоченный видъ Антолина, ксгда онъ заговорилъ о деньгахъ, сейчасъ же согласился. Онъ вдь былъ гостемъ въ собор, и долженъ былъ воспользоваться случаемъ отблагодарить за гостепріимство.

Съ эгого дня Габріэль ежедневно спускался въ соборъ, когда собирались прозжіе туристы. Донъ Антолинъ считалъ ихъ всхъ лордами или герцогами, удивляясь иногда ихъ плохой одежд, такъ какъ считалъ, что только знатные люди могли себ позволить роскошь путешествій, и раскрывалъ глаза отъ изумленія, когда Габріэль объяснялъ ему, что многіе изъ этихъ путещественниковъ – сапожники изъ Лондона или лавочники изъ Парижа, которые длали во время праздничнаго отдыха экскурсіи въ древнюю страну мавровъ.

Въ сопровожденіи сторожей съ ключами и дона Антолина Габріэль показывалъ разложенныя и разставленныя въ огромныхъ витринахъ богатства собора: статуи изъ массивнаго серебра, ларцы изъ слоновой кости съ искусной рзьбой, золотыя и эмалевыя блюда, драгоцнные камни – брилліанты огромныхъ размровъ, изумруды, топазы и безчисленныя нити жемчуга, падающія градомъ на одежды Мадоннъ.

Иностранцы восхищались этими богатствами, но Габріэль, привыкнувъ ежедневно глядть на нихъ, оставался равнодушнымъ къ обветшалой роскоши стариннаго храма. Все потускнло въ немъ, брилліанты не сверкали, жемчугъ казался мертвымъ – дымъ кадильницъ и затхпый воздухъ наложили на все отпечатокъ тусклости.

Посл того начинался осмотръ "ochavo",- цлаго пантеона мощей, гд отвратительные съ виду человческіе останки, мертвыя головы съ страшнымъ выраженіемъ рта, руки, позвонки хранились въ серебяныхъ и золотыхъ сосудахъ. Габріэль добросовстно переводилъ иностранцамъ объясненія дона Антолина, повторяя ихъ по двадцати разъ кряду съ нсколько саркастической торжественностью; сопровождавшіе его при осмотр каноники отходили въ сторону, чтобы имъ не предлагали вопросы.

Однажды, во время обзора, одинъ флегматичный англичанинъ обратился къ Габріэлю съ вопросомъ:

– Скажите, у васъ нтъ пера изъ крыльевъ святого архангела Михаила?

– Нтъ,- и мы очень объ этомъ жалемъ,- отвтилъ Габріэль еще боле серьезнымъ тономъ, чмъ англичанинъ.- Но эту реликвію вы найдете въ другомъ собор. Нельзя же все собрать только здсь.

Больше всего постители восторгались богатствами ризницы, коллекціей драгоцнныхъ облаченій съ драгоцнными вышивками, воспроизводившими библейскія и евангельскія сцены съ живостью свжихъ красокъ. На этихъ драгоцнныхъ тканяхъ запечатлно было все прошлое собора, имвшаго въ прежнія времена милліонные доходы и содержавшаго цлую армію вышивальщиковъ, скупавшаго тончайшія полотна Валенціи и Севильи, чтобы воспроизводить на нихъ золотомъ и шелками сцены изъ священнаго писанія и изъ жизни святыхъ мучениковъ. Вс героическія преданія церкви были увковчены здсь иглой въ эпоху, когда еще нельзя было закрпить ихъ посредствомъ книгопечатанія.

Вечеромъ Габріэль возвращался въ верхній монастырь, утомленный этими осмотрами мертвой пышности. Вначал его развлекала мняющаяся толпа иностранцевъ, но постепенно ему стало казаться, что вс они на одно лицо. Все т же англичанки съ сухими, спокойными лицами, все т же вопросы, т же "О!" условнаго восхищенія и та же манера презрительно отворачиваться, когда осмотръ кончался.

Но посл вида всхъ этихъ скопленныхъ и спящихъ богатствъ нищета соборнаго люда казалась ему еще боле нестерпимой. Сапожникъ представлялся ему еще боле желтымъ и несчастнымъ въ затхломъ воздух своего жилья, жена его еще боле измученной и больной. Ея грудной ребенокъ умиралъ отъ недостатка питанія, какъ ему разсказывала Саграріо, проводившая теперь почти весь день у сапожника, помогая справляться съ хозяйствомъ, такъ какъ мать сидла неподвижно, держа ребенка у чахлой груди, въ которой не было молока и глядя на свое дитя глазами полными слезъ.