Евгений Лукин - Тупапау, или Сказка о злой жене

• Название: Тупапау, или Сказка о злой жене
• Автор: Евгений Лукин
• Жанр: Фэнтези

Пятеро отдыхающих плавали на лодке по Волге, когда в моток медной проволоки на корме попала молния. Лодка тут же очутилась в параллельном мире: посреди океана, под тропическим солнцем, рядом с гористым островом, густо поросшим пальмами.

---

Толик нашарил под сиденьем вскрытую пачку «Опала», кое-как извлек из нее сигарету и не глядя ткнул фильтром сначала в глаз Леве, потом в подбородок. Лева машинально щелкнул зубами и чуть не отхватил Толику палец. Со второй попытки он прокусил сигарету насквозь.

Так же не глядя Толик сунул пачку Валентину, но тот отпрянул и замотал головой — месяц назад Наталья, прочитав статью о наркомании, настрого запретила ему курить.

Лева перестал кивать. Потом, напугав обоих, с шумом выплюнул откушенный фильтр.

— А чего, спрашивается, сидим? — вскинулся он вдруг.

Так и не дав никому прикурить, Толик сделал над собой усилие и вылез из дюральки. Постоял немного, затем поднял глаза на заросли и неловко сел на борт.

— Ребята… — снова подал голос Валентин.

— Знаю! — оборвал Толик. — Не укладывается. Слышали.

Он вскочил, выгнал из лодки Валентина и Леву, столкнул ее поглубже в воду, пристегнул карабин тросика и, отнеся якорь шага на три, прочно вогнал его лапами в песок. Спасался человек трудотерапией.

Сзади послышались не совсем понятные звуки. Толик обернулся и увидел, что Лева сидит на песке и бессмысленно посмеивается, указывая сломанной сигаретой то на бухту, то на баньян, то на водопадик.

— Послушайте… — смеялся Лева. — Этого не может быть…

Он встретился глазами с Толиком, поскучнел и умолк.

— Оч-чень мило… — бормотал между тем Валентин, очумело озираясь. — Позвольте, а где же?.. Я же сам видел, как…

Он кинулся к лодке и бережно вынес на песок чудом не оброненный за борт моток толстой медной проволоки. Собственно, мотком это уже не являлось. Теперь это напоминало исковерканную пружину от гигантского матраца, причем исковерканную вдохновенно.

И еще одно — раньше проволока была тусклой, с прозеленью, теперь же сверкала, как бляха на параде.

— Оч-чень мило… — озадаченно повторял Валентин, обходя ее кругом. — То есть в момент разряда моток принял такую вот форму…

Услышав слово «разряд», Толик встрепенулся.

— Валька! — умоляюще сказал он. — Ну ты же физик! Теоретик! Что же это, Валька, а?

Лицо у Валентина мгновенно сделалось несчастным, и он виновато развел руками.

— Давайте хоть костер разожжем! — от большого отчаяния выкрикнул Лева. Он все еще сидел на песке.

Толик немедленно повернулся к нему.

— Зачем?

— Может, корабль какой заметит…

Лицо Валентина выразило беспокойство.

— Лева, — с немыслимой в такой обстановке деликатностью начал он. — Боюсь, что тебе долго придется жечь костер…

— То есть?

— Видишь ли… Насколько я понимаю, перенос в пространстве должен сопровождаться переносом во времени… Боюсь, что мы в иной эпохе, Лева. И если это действительно Полинезия, то похоже, что европейцы здесь еще не появлялись…

Лева обезумел.

Он вскочил с песка. Он метался по пляжу, он кричал, чтобы Валентин взял свои слова обратно. Потом, полагая, видимо, что одним криком не убедишь, попытался применить силу — и его пришлось дважды оттаскивать от большого и удивленного Валентина. Наконец Толику надоела неблагодарная роль миротворца, что немедленно выразилось в коротком тычке по Левиным ребрам.

— Кончай! — внятно произнес Толик.

Будучи в прошлом одноклассниками, инженер Лева, слесарь Толик и физик-теоретик Валентин знали друг друга до тонкостей. И если у Толика вот так на глазах менялось лицо, это означало, что робкого Валентина опять обижают и что в следующее мгновение маленький худой Толик пулей влетит в потасовку, как бультерьер Снап из известного рассказа Сетона-Томпсона.

Лева мигом припомнил золотые школьные деньки и притих.

— Слушай, сейчас хлебнуть бы… — берясь за горло, обессиленно сказал он. — Достань, а?

— Водка на яхте, — напомнил Толик.

— Слу-шай… — выдохнул Лева. — А яхта где? Где «Пенелопа»?

Оба почему-то посмотрели на горловину бухты. Там ходили белые, как закипающее молоко, буруны.

— Эх, не послушал я Федора, дурак, — с сожалением молвил Лева. — Он же предлагал: идем на яхте… Нет, надо было мне влезть в твою жестянку! Был бы уже в городе… протокол бы составляли…

— Как дам сейчас в торец! — озлился Толик. — Без протокола.

— Ребята…

…И так неожиданно, так умиротворенно прозвучало это «ребята», что оба с сумасшедшей надеждой повернулись к Валентину. Все-таки физик… теоретик…

Теоретик стоял возле сверкающей медной спирали и с живым интересом оглядывал пейзаж.

— Ребята, я все-таки с вашего позволения возьму одну «опалину»?..

И, получив в ответ обалделый кивок, направился к берегу, мурлыча что-то из классики.

— Что это с ним? — тихо спросил Лева.

Толик неопределенно повел плечом.

Валентин уже возвращался, с наслаждением попыхивая сигаретой.

— Ребята, а знаете, здесь неплохо, — сообщил он. — Вообще не понимаю, чем вы недовольны… Могли попасть в жерло вулкана, в открытый космос — куда угодно! А здесь — смотрите: солнце, море, пальмы…

Видно, никотин с отвычки крепко ударил ему в голову.

— Я, конечно, постараюсь разобраться в том, что произошло, — небрежно заверил он, — но вернуться мы, сами понимаете, уже не сможем. Ну и давайте исходить из того, что есть…

— Т-ты… ты оглянись вокруг! — Лева вновь обнаружил тенденцию к заиканию.

— Отстань от него, — хмуро сказал Толик. — От Натальи человек избавился — неужели не понимаешь?

4

Завтрак протекал в сложном молчании — каждый молчал по-своему. Валентин улыбался каким-то приятным мыслям и вообще вел себя раскованно. Лева с остановившимся взглядом уничтожал кильку в томате. Толик что-то прикидывал и обмозговывал. Грохотали отдаленные буруны, и кричали чайки.

— Слушайте! — побледнев, сказал Лева. — Кажется, мотор стучит.

Они перестали жевать.

— Ага… Жди! — проворчал наконец Толик.

Лева расстроенно отшвырнул пустую консервную банку.

— И чайки какие-то ненормальные… — пожаловался он ни с того ни с сего. — Почему у них хвосты раздвоены? Не ласточки, не чайки — так… черт знает что… В гробу я видел такую робинзонаду!

— А ну принеси обратно банку! — взвился вдруг Толик. — Я тебе побросаю! И целлофан тоже не выбрасывать. Вообще ничего не выбрасывать. Все пригодится…

Лева смотрел на него вытаращенными глазами.

— Мотор! — ахнул он. — Ей-богу, мотор!

Толик и Лева оглянулись на бухту и вскочили. «Пенелопа» уже миновала буруны и, тарахтя, шла к берегу. В горловине ей досталось крепко — в белоснежном борту повыше ватерлинии зияла пробоина, уничтожившая последнюю букву надписи, отчего название судна перешло в мужской род: «Пенелоп…»

Лева забежал по колено в воду. Он размахивал майкой, прыгал и ликующе орал: «Сюда! Сюда!» А на носу яхты скакала Галка и пронзительно визжала: «Мы здесь! Мы здесь!», — хотя их уже разделяло не более десятка метров.

Глубокий киль не позволил яхте причалить прямо к берегу, и ее пришвартовали к корме дюральки.

И вот на горячий песок доисторического пляжа ступила точеная нога цивилизованной женщины. Первым делом Наталья направилась к мужу. Заплаканные глаза ее стремительно просыхали, и в них уже проскакивали знакомые сухие молнии. Что до Валентина, то он окостенел в той самой позе, в какой его застало появление «Пенелопа». Пальцы его правой руки были сложены так, словно еще держали сигарету, которую у него вовремя сообразил выхватить Толик.

— Как это на тебя похоже! — с невыносимым презрением выговорила Наталья.

Валентин съежился. Он даже не спросил, что именно на него похоже. Собственно, это было несущественно.

Второй переправили Галку. Вела она себя так, словно перекупалась до озноба: дрожа, села на песок и обхватила колени. Глаза у нее были очень круглые.

И наконец на берег сбежал сам Федор Сидоров. Задрав бороденку, он ошалело оглядел окрестности, после чего во всеуслышание объявил:

— Мужики! Это Гоген!

— О-о-о (у-у-у), Гоген!.. — встрепенулась было Наталья — и осеклась.

— Нет, но какие вы молодцы, — приговаривал Лева со слезами на глазах. — Какие вы молодцы, что приплыли! Вот молодцы!

Как будто у них был выбор!

— А эт-то еще что такое? — послышался ясный, изумленно-угрожающий голос Натальи. Ее изящно вырезанные ноздри трепетали. Валентин перестал дышать, но было поздно.

— Наркоман! — на неожиданных низах произнесла она.

Лицо Толика приняло странное выражение. Казалось, он сейчас не выдержит и скажет: «Да дай ты ей в лоб наконец! Ну нельзя же до такой степени бабу распускать!»

Ничего не сказал, вздохнул и, вытащив из дюральки охотничий топорик, направился к зарослям.

Впрочем, Наталью в чем-то можно было понять. В конце концов ведь и сам Толик в первые минуты пребывания на острове с ненужным усердием хлопотал вокруг дюральки, боясь поднять глаза на окружающую действительность. Видно, такова уж защитная реакция человека на невероятное: сосредоточиться на чем-то привычном и хотя бы временно не замечать остального.