Дмитрий Калюжный - Другая история войн. От палок до бомбард

• Название: Другая история войн. От палок до бомбард
• Автор: Дмитрий Калюжный
• Жанр: Культурология
• Год: 2003
• ISBN: 5-7838-1310-9

Развитие любой общественной структуры, в том числе военной, подчиняется определённым эволюционным законам. Однако серьёзный анализ состава войск, тактики и стратегии показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две, с тысячелетним провалом, только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!

В книге, написанной в занимательной форме, и большим количеством литературных и живописных иллюстраций показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.

---

В античной Греции рабовладельцы вели войны, чтобы захватить побольше рабов и, по мнению историков традиционной школы, привести их на свою и так донельзя перенаселенную территорию. Если же определить под «Грецией» всю территорию Византийской (Ромейской) империи, становится понятным, что плотность населения была низкой, людей не хватало. То же самое и в странах «древнего Востока»: войны велись за людской ресурс. Напротив, Западная Европа в ходе Крестовых войн отправляла своих людей на Восток, основывала королевства и герцогства на землях Византии, ибо Европа была действительно перенаселена, и… переходила к феодализму!

Так увидим, наконец, то, чего не увидел Карл Маркс.

Рабство возникает, когда у хозяина (иерарха) много земли, и мало работников. Феодализм — когда мало земли, и много работников. А иерарх, его хоть рабовладельцем назови, хоть гнусным феодалом, он и так и эдак сидит на вершине пирамиды власти. Потом, глядишь, капитализм на дворе, а этот агрессивный тип все там же: сверху. Он ведь иерарх постольку, поскольку поднялся по ступеням иерархической пирамиды; ему и социализм не страшен.

Освоение Америки показало несколько закономерностей. Превалирование во власти, в стране с большой разницей в культурном уровне населяющих ее народов, наиболее технологически продвинутого из них. Развитие на новых землях производств, известных этим «новым» народам, и подавление «старых» видов хозяйств. Но самое главное — необходимость применения рабского труда при освоении обширных земель, не имеющих населения.

На огромных незаселенных пространствах отдельный человек может прекрасно прожить, не работая ни на какого иерарха. Емкость среды столь высока, что он прокормится в любом случае. А иерарху надо, чтобы земля была возделана, избыточный продукт получен, общественные структуры выстроены. Он, конечно, не формулирует проблему так, но озабочен именно этим.

И что же ему делать? Предположим, ему хорошо известны лозунги французской революции о свободе, равенстве и братстве. Он их, может быть, сам кричал, стоя на баррикадах Парижа. Но вот теперь он стоит на пустынном берегу Миссисипи, на краю заложенной им хлопковой плантации, и думает: а кто будет возделывать землю? Призывы к равным ему белым братьям — де, придите и свободно поработайте на меня, — остаются без отклика. Они же не дураки, они сами делят землю, основывая свои собственные плантации. Индейцам работать «на дядю» тоже нет никакого смысла, у них свой охотничий уклад. Белый крестьянин, попавший сюда, проживет со своего огорода.

И остается новоявленному плантатору только закабалить людей, привезя их откуда-то — например, из Африки, огородить их забором и заставить работать. Он им не платит денег, зато снабжает питанием и обеспечивает минимальные жилищно-бытовые удобства. А ведь это и есть рабство.

То же самое произошло и в древней Месопотамии. Когда сюда попали люди, знакомые уже с сельским хозяйством, они обнаружили, что по природным условиям здесь требуется выполнение огромного объема ирригационных работ. Сначала, можно предположить, они как-то выкручивались своими силами. Потом, получив избыточный продукт, стали нанимать воинов, чтобы заставлять работать местных бездельников. Система начала расширяться, избыточного продукта становилось все больше, выстроилось государство.

Так было и в Европе. Жан Боден (1530–1596) пишет:

«…Сейчас нет рабства, и мы не можем точно знать, когда оно прекратило свое существование, [но] некоторые изменения в государстве могут помочь охарактеризовать этот институт. Положения о рабстве мы обнаруживаем и в законах Каролингов, и у Людовика Благочестивого, и у Лотаря, и в своде законов ломбардцев. Существуют также законы о рабстве и о вольноотпущенниках у короля Сицилии, и у императора Неаполитанского королевства Фридриха II. Фридрих стал германским королем в 1212 г. Имеются декреты пап Александра III, Урбана III и Иннокентия III о браках среди рабов. Александр был выбран папой в 1158 г., Урбан — в 1185-м и Иннокентий — в 1198-м. Известно, что рабство не существовало после правления Фридриха. Бартоло в сочинении „О пленных“ под заголовком, начинающимся со слов: „Враги…“, свидетельствует, что в его время не было рабов в течение долгого периода. Кроме того, людьми никогда не торговали при христианских обычаях. Но он (Бартоло) процветал в 1309 г.»

На смену рабству, пишут политэкономы, «пришел феодализм». Скажем прямо, «шел» он очень долго. Большой энциклопедический словарь сообщает, что «формирование феодализма» происходило в V–IX веках, а «период его расцвета» пришелся на XII–XIII века. Но вот из свидетельства Жана Бодена мы видим, что в период расцвета феодализма еще сохранялось рабство. Так, может быть, дело не в том, что какая-то общественно-экономическая формация «пришла», а какая-то «ушла»? Может быть, историю определяет не формация как таковая (ибо она — следствие), а причины, заставляющие ее, формацию, формироваться?

Одну из причин мы назвали немного выше, она, при работе на земле — в соотношении земельного и трудового ресурса. При избытке земли и недостатке работников рабский труд оправдан. Но вот при том же земельном ресурсе хозяин видит, что работников у него в избытке. А кормить надо всех, иначе они бунтуют. В результате длительных и разнообразных процессов работать на него остаются только те потомки бывших рабов, которые оказались в состоянии прокормить и самих себя тоже. Они превращаются или в крепостных крестьян, или в свободных испольщиков, или в арендаторов, и работают они на совесть, потому что если не будут этого делать, имеется масса «лишних» людей, готовых сменить их в любой момент.

А эти «лишние», оказавшись не у дел, пополняют ряды ремесленников, купцов, солдат, промышленных рабочих, что дает толчок развитию иных, помимо сельского хозяйства, отраслей. Ведь эти отрасли получили теперь трудовой ресурс. Значительно позже — уже на нашей памяти, опять сказался избыток людей. Лишние «перетекли» в сферу услуг, развлечений, кино и музыки, или просто ушли в безработные и проживают на социальные пособия. И это нормально, пока хватает природных ресурсов для прокормления. А когда они иссякнут, человечество довольно быстро исчезнет.

Однако вернемся в европейское Средневековье. Хоть здесь еще и оставалось рабство, в основном домашнее, все же в целом на селе выстраивались структуры феодализма. А в городах феодальной иерархической системе земельной собственности соответствовала корпоративная собственность, феодальная или цеховая организация ремесла. Это значит, что купцы и цеховые мастера входили в городские сословия, пользовавшиеся феодальными привилегиями, а ремесленники при них были на тех же правах, что и крестьяне на селе. Сословность общества закреплялась правовым, то есть юридическим порядком.

Господствующим сословием, помимо высшего духовенства, было дворянство, живущее с труда крестьян, ибо продукция сельского хозяйства преобладала в общем объеме валового внутреннего продукта (ВВП), и обеспечивала основную часть избыточного продукта, идущего на формирование государственных структур. Позже, когда промышленность превысила сельское хозяйство в объеме ВВП, «произошла смена формаций», наступил капитализм; по сути, на вершину иерархической пирамиды поднялись те, кто давал государству средства для функционирования, что, конечно, сопровождалось соответствующим политическим оформлением. Еще позже промышленников сменили финансисты, и пришло время империализма, если пользоваться привычными читателю терминами. Здесь уже наступила полная победа демократии: избыточного трудового ресурса столько, что людям вполне можно позволить самим о себе заботиться.

Да, но ведь мы собирались говорить о Средневековье. Переизбыток людей, породивший переход к феодальным отношениям на селе и в городе, привел к интересным последствиям. Одновременно с крестьянами, оставшимися без работы, по Европе бродили дворяне, оставшиеся без земли. Ведь тогдашние европейцы, в отличие от нынешних, плодились не в пример активнее. В каждой дворянской семье имелось по несколько сыновей, а делить между ними зачастую было просто нечего. Помните сказку о трех братьях, получивших в наследство от отца, один — мельницу, второй — осла, а третий — кота, которому он отдал последние сапоги? Очень жизненная сказка.

Все это создавало условия для войн. Безработный крестьянин уже на все готов, он и дубинку себе в лесу выломал. Безработный, с позволения сказать, дворянин, с младых ногтей усвоивший, что он бесстрашный воин, ищет сюзерена, под флагами которого можно совершить подвиг. Богатый герцог, обнаружив, какое количество «горячих парней» бродит по дорогам его государства, должен принять какие-то меры: или поймать их всех и повесить, или указать им врага и отправить в бой. Что он обычно и делал.