Юрий Домбровский - Статьи, очерки, воспоминания

• Название: Статьи, очерки, воспоминания
• Автор: Юрий Домбровский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Воркута. Норильск. Шизо 601 Тайшетский.

- Юрий Осипович Домбровский, милостью кремлевских шарлатанов - враг народа, профессия - старый лагерник. Счастлив им быть и познакомиться с вами на этой даче.

- Арман Жан-Батистович Малумян, милостью "усатого" и манипуляциями гебистских алхимиков - предатель родины, которая никогда не была моей.

- Вы француз?

- Да. Из Парижа. В настоящее время отдыхаю на курорте по 25-летней путевке. Профессия - непримиримый.

- Позвольте, сударь, - сказал Домбровский одному из уголовников и подмигивая мне краем глаза, - в наши дни, в век опущенных голов и согласного молчания совершенно невероятно встретить зэков, поколотивших сук и сломавших окна и двери в шизо. Господи, что за эпоха!

Вот так мы и познакомились. Я снова встретился с ним, когда попал на три недели в тот же шизо 601, потом опять в БУРе, в Тайшете, в транзитном лагере. Нас было всего шестеро в камере, предназначенной для двоих. Было лето, время каникул, жара. Я дремал, сморенный духотой. Открывая глаза, я видел Ворона, восседающего на параше, как Иов на куче собственного дерьма, и столь же нищего, как он, и разговаривающего с эстонцем из Тарту Эвальдом Б.

- К Сартру я отношусь без особой нежности, - говорил Юра. - Он утверждает, что человек есть свобода безо всякой связи с божеством. Это прекрасно вписывается в генеральную линию Кремля. Да и вообще все сместилось: террорист становится бойцом армии освобождения, палач - ответственным работником, дезертир идейным союзником, уголовник "социально близким", предатель - истинным патриотом. Проказа века - концлагерь стал лагерем для трудового перевоспитания. И наши братья возвещают ИТЛ, вкладывая в это их настоящий смысл - истребительно-трудовых лагерей.

Как ты был прав, Дон Кихотский! С тех пор все продолжается в том же духе. Социализм построил рай на земле и чтобы избранные были ограждены от соблазнов, окружил его колючей проволокой, сторожевыми вышками, занавесом будь то занавес железный, шелковый, бамбуковый или тростниковый.

...Мы снова встретились в больнице Э 2 в НовоЧунке, где был и транзитный лагерь для тех, кого выпустили Хрущев и Булганин. Выпустили не потому, что у них было повышенное чувство справедливости, и не из угрызений совести, и не из гуманности, а по необходимости. Наша встреча была радостной и волнующей, хотя Ворон не принадлежал к тому типу людей, которых называют экспансивными. Он очень редко оказывал кому-нибудь настоящее доверие, но те, кто знал его дружбу, знали и ту ценность, которую он вкладывал в это понятие. И если я был горд называться его другом, то и он был горд называться моим...

Одной из особенностей Юрия была его эрудиция. Со своей матерью он переписывался по-латыни. Это и стало причиной забавнейшей сцены в кабинете "кума".

- Переведите мне это письмо, - попросил он, - оно написано на иностранном языке.

- По-латыни.

- Вот-вот. Переведите.

- Категорически отказываюсь, гражданин начальник. Я никогда не был вашим сообщником, облегчая вам... работу.

- Я тебя закатаю, Домбровский...

- По-английски на "ты" обращаются только к Богу и пишут в стихах. Две области, вам абсолютно неизвестные. Стало быть, я ваших слов не слышал.

- Причем тут английский? Вы-то русский, или как?

- Русский. Но не советский. И вообще я намереваюсь стать британским подданным, ибо в этой стране соприкасаешься только с джентльменами, уважающими других, личную жизнь, переписку. Нормальные аспекты жизни, которые вам, разумеется, незнакомы.

- Вы думаете, что если вы освобождены и это pea... реба... ратаби...

- Еще маленькое усилие, гражданин начальник. Вы узнали новое слово, которое должно присоединиться к пяти другим, вам уже известным: "донос", "протокол", "наседка", "провокация", "приговор". Реабилитация - это достаточно ясно?

- Ладно, раз вы не хотите переводить, я попрошу одного из этих. Вы вот - священник, вы должны знать латынь, - сказал он, обращаясь к отцу К-ому, поляку из Кракова.

- Да.

- Переведите.

- Я не знаю русского языка.

- Ну, погоди, у тебя будет время обучиться русскому в карцере. Ты, Морозов?

- Я - по-латыни? Вы что, начальничек, у вас мухи в голове завелись? Я имя-то свое с трудом пишу. А вам нужно узнать стратегические тайны, которые зэка Домбровский, несмотря на скорое освобождение и реабилитацию, продолжает передавать своей матери?

- А вы, Б., вы - студент?

- Да, начальник.

- Переведите.

- Бандеровцы не сотрудничают с вами.

- Десять суток, слышишь - десять суток карцера!

- Вас, Малумян, просить бесполезно, вы ответил "нет", как всегда.

- Да, я в первый раз с вами согласен: я скажу "нет".

Латинское письмо Юрия так и не было переведено.

- Сколько братьев наших погибло, сколько жертв на совести этой системы?! Неужели мы никогда этого не узнаем? - говорит Морозов и печально качает головой.

- Разумеется, узнаем, - говорит Юрий. - Каждый из нас может сделать простой расчет с помощью обыкновенной арифметики и данных, официально опубликованных. Население страны составляло в 1917 году что-то около 140 миллионов. Средний про цент демографического роста по Союзу статистик дает как 1,7. Умножим 140 миллионов на 1,7, полу чается 2 миллиона 380 тысяч. С 1917 года по 1940 - 23 года, умножим 2 мил. 380 тысяч на 23 и получаем 54 миллиона 740 тысяч, прибавляем их к 140 миллионам - это будет 194 миллиона 740 тысяч. Таков цифра, представляющая количество населения Союза в 1940 году.

- Почему 1940?

- Потому что в 39-40 годах было присоединено множество территорий и стран. Это дает что-то около 20 миллионов. Стало быть, вместе получается 21 миллионов 740 тысяч. Это ясно?

- Ясно, ясно.

- Так. Теперь умножим 214 мил. 740 тысяч н 1,7 и получим 3,650.580 новых граждан в год. 1940 по настоящий, 1955 - 15 лет, умножим на 3.65.580, получается 54 миллиона 758.700, прибавляем к 214.498.700 и получаем общий результат 269.498.700, скажем 270 миллионов населения. Но вы, как и я, читали в газетах, что население этой страны 200 миллионов.

Холодный пот выступил у всех на лбу. Мы онемели от этой простой логики.

- Юрий, - сказал дрожащим голосом Морозов, - не хватает 70 миллионов. 70 миллионов мертвых.

- Да, Семен. Конечно, была война...

Юлия Первова

ВСТРЕЧА В ДОМИКЕ ГРИНА

В 1960 году, после отчаянной борьбы с крымской плутократией, Нине Николаевне Грин удалось добиться возвращения ей дома в Старом Крыму, где скончался ее муж, писатель Александр Грин. За время ее отсутствия (она отбывала десятилетний срок заключения в Печоре, позже в Астрахани) домик был превращен в сарай, в котором кудахтали куры и хрюкали свиньи время от времени сменяющихся первых секретарей райкома.

Старый Крым был тогда райцентром.

Из полуразвалившейся халупы заботами Нины Николаевны возник чистый, белый, увитый виноградом домик. С первых же минут пребывания в нем посетители начинали ощущать себя гостями Александра Степановича. Нина Николаевна полностью доверяла им, считая, что человек, пришедший в дом Грина, не может совершить дурного поступка. Если кто-то просил оставить его в комнате одного, она растроганно разрешала. Разрешала посидеть в кресле, писать за рабочим столом, смотреть лежащие на нем книги - прижизненные издания, переводы Грина, изданные за рубежом. За десять лет ничего не пропало - так действовало доверие, обмануть которое было немыслимо.

Отчетливо было ощущение присутствия хозяина в Домике, начинавшееся со слов Нины Николаевны, сказанных гостям у калитки: "Вы к Александру Степановичу?"

Слухи об этом оазисе ширились, посетителей становилось все больше, а Нине Николаевне соответственно - все труднее. Грина стали широко издавать. В шестьдесят пятом году вышел шеститомник; число поклонников творчества писателя множилось. Его открывали после длительного насильственного забвения.

Как-то надо было помочь Нине Николаевне. И мы, ее друзья, нашли выход: весь "горячий" сезон был поделен между нами. Почти полгода, с мая по октябрь, мы по очереди приезжали в свои отпуска. Получилась некая эстафета.

В 1966 году на мою долю выпали последние недели августа и начало сентября.

В один из дней произошла встреча, о которой я хочу рассказать.

Часам к двенадцати к Домику подъехал УАЗ Коктебельского Дома творчества. Из машины вышли три человека - две женщины, с ними высокий мужчина. Нина Николаевна направилась к калитке. Я стояла в стороне, наблюдая. В тех случаях, когда лица посетителей внушали нам доверие, мы оставляли с ними Нину Николаевну. Но порой нам казалось, что пришли чужие: любопытные, равнодушные, а могло быть и того хуже. Пришли либо для того, чтобы поговорить с женщиной, о которой ходили сенсационные слухи, изменяла, предавала, сотрудничала; либо потому, что быть в Крыму и не побывать в Домике Грина стало вроде бы неприлично; нередко появлялись похожие друг на друга, как близнецы, служаки в штатском, чтобы послушать - а не говорят ли в Домике чего-то идеологически опасного о Грине, который, как известно (из XII тома БСЭ), был космополитом и чуждым эпохе писателем. В этих случаях мы сами вели экскурсию, а Нина Николаевна выходила к посетителям лишь под конец.