Рут Харрис - Сотворившая себя

• Название: Сотворившая себя
• Автор: Рут Харрис
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-118-4

Две героини, две женщины – мать и дочь – избирают разные жизненные дороги. Элен не пыталась построить свою карьеру, начать свое дело ее заставила жестокая необходимость. Но обаятельная, женственная и сильная Элен пришла к успеху. Дочь всегда знала, чего она хочет от жизни: быть первой во всем, не поступаясь ничем. Она не сомневалась, что ей удастся совместить профессиональную карьеру со счастливой семейной жизнью, и она твердо шла к поставленным целям… Чем ответила жизнь этим женщинам?..

---

– Они еще не готовы, – сказала Бренда. Это была та самая Селинда Херст, фотография которой в роскошном шифоновом платье абрикосового цвета от «Оскара де ла Рента» и в умопомрачительном бриллиантовом колье от Гарри Уинстона когда-то украшала обложку журнала «Таун энд кантри». Бренда хотела было добавить, что до получения результатов культурам бактерий нужно было провести в растворе еще четырнадцать часов, но ей не дали возможности даже открыть рот.

– А почему, черт побери, они не готовы? В этом заведении что, представление о времени, как у черномазых, или все-таки как у белых? – Разгневанное лицо Ральфа Кирмэна было так близко от Бренды, что она различала волоски между его бровями.

Джим Харт, другой техник-лаборант, молча покачал головой. Джим был чернокожим. Он уже привык к Ральфу Кирмэну и называл его «бремя черного человека».

– Доктор Кирмэн, мы получили анализ в пятницу в шестнадцать часов. К пяти часам вечера взятая проба уже была в растворе, – сказала Бренда, сверившись с аккуратными пометками, которые она сделала на лабораторных пробирках. Она хотела еще сказать, что физически невозможно было получить надежный результат быстрее, чем за сорок восемь часов. Для развития бактерий был необходим именно такой срок. Но Ральф Кирмэн снова ее оборвал.

– Мне непонятно, почему я не могу получить результаты, когда они мне нужны, – сказал он низким голосом, который всегда появлялся у него в состоянии крайнего раздражения. Обычно голос у него был высокий и капризно-недовольный.

– Не можете, потому что никто не может, – начала Бренда.

– Слушайте! Я не «никто». Я здесь бог! – сказал Ральф Кирмэн, по-видимому, в полной уверенности, что никто не может оспорить это утверждение. – Мисс Дурбан, – продолжал он, прочитав ее имя на карточке, приколотой к белому халату, – возможно, вам лучше поискать себе работу где-нибудь в другом месте. Где-нибудь поспокойнее. Вас ведь, знаете ли, можно и заменить. Это нетрудно! – Ральф Кирмэн славился тем, что ему ничего не стоило уволить сотрудника.

– Не кипятись, Ральф! – вмешался мужской голос, принадлежавший врачу, которого Бренда не раз встречала в коридорах клиники. Он был высокий, стройный, с рыжеватой бородкой и теплыми карими глазами. Ральф Кирмэн, все еще злой, круто повернулся.

– Я по горло сыт этой некомпетентностью, – сказал он по-прежнему зловеще низким голосом.

– Да будет тебе! Эти анализы должны делаться сорок восемь часов. Даже ты это проходил на медицинском факультете. Я ведь изучал те же предметы, что и ты. Законы природы не изменишь. Даже ради тебя!

– Мне срочно нужен результат анализа, – настаивал Ральф, но при этом слегка покраснел, и смущенная улыбка уже проявлялась в углах его губ. – Я сегодня иду к Селинде Херст, у нее будет праздничный прием с фейерверком, и мне нужно, чтобы я мог ей сказать, что у нее с глазом.

– Ты и сможешь ей сказать. Завтра, – ответил Джеф.

– Черт! – пробормотал Ральф и прошествовал к выходу.

– Из-за чего весь сыр-бор? – спросил Джеф Бренду, когда Ральф ушел и только обитые резиной двери лаборатории продолжали раскачиваться, молчаливо свидетельствуя о его ярости и разочаровании.

– Он хотел меня уволить! – сама себе не веря, произнесла Бренда. – Представляете?

– Вполне, – сказал Джеф. – Он думает, что он хозяин клиники и всех, кто здесь работает.

– Вы с ним так здорово справились, – сказала Бренда. – Спасибо.

– Я давно знаю Ральфа – учился на несколько курсов младше, – сказал Джеф. – Единственное, что спасает его, это то, что, несмотря на его несносный характер, у него все-таки сохранилось чувство юмора. Это единственный способ его образумить.

– Я вам очень признательна, – снова поблагодарила Бренда. Джеф оставил ей несколько проб на анализ.

– Увидимся через 48 часов, – сказал он и, подмигнув ей, ушел.

Вот так это началось. Очень скоро Джеф взял привычку заходить в лабораторию во время перерывов, а вскоре он уже провожал Бренду домой, в ее квартиру, где она жила вместе с Тони. В то лето Тони подрабатывала в маклерской конторе.

По пути Бренда и Джеф покупали что-нибудь на обед, а потом вместе его готовили. Что-нибудь недорогое и то, что можно было приготовить быстро и без труда: цыпленка и какую-нибудь лапшу или макароны, гамбургеры и великое множество блюд из яиц. Тони как-то сказала, что самой большой радостью в жизни для нее было вернуться домой и неожиданно обнаружить, что там уже почти готов вкусный обед, а Джеф на это сказал, что для него самой радостной неожиданностью было войти в лабораторию и встретить там Бренду.

– Я же знаю, что я ему нравлюсь, – говорила Бренда. Но она была не уверена. – Он такой милый. И такой внимательный. Но я ничего не понимаю. Он даже ни разу не попытался меня поцеловать. – Ей уже приходило в голову, не гомосексуалист ли он. В конце концов, она ведь выросла в период бурной сексуальной революции. Для юношей и девушек было обыденным делом переспать друг с другом, и половую связь они считали чем-то вроде рукопожатия, только, конечно, свидетельствующего о большем дружеском расположении.

– Я думаю, он просто застенчив, – сказала Тони. – И у него тонкие чувства. Вот и все. Тебе просто надо быть терпеливой.

Как-то в воскресенье в начале августа Джеф и Бренда взяли с собой припасы для пикника и поехали на машине на пляж около Ньюпорта. Когда они выбирались из видавшего виды «фольксвагена» Джефа, руки их случайно встретились. А в следующий момент они уже держались за руки, и так естественно и привычно, как будто с детства это делали. Когда позже в тот же день Джеф поцеловал ее, впечатление было такое, что они целуются уже давным-давно, а когда в ту же ночь они впервые стали любовниками, в этом было столько благородства, красоты и нежности, что физическая близость с мужчиной, раньше приносившая Бренде только разочарование, на этот раз показалась ей такой же естественной и необходимой, как дыхание.

Другим женщинам нужны были мужчины, во взгляде которых читалось приглашение в постель, мужчины, которые были дразняще недоступны, мужчины, от которых исходило ощущение власти и авторитета. Бренда не принадлежала к таким женщинам. Бренде нужны были чувства, и когда она влюбилась в Джефа, она влюбилась в то чувство, которое он вызывал в ней.

Бренде было девять лет, когда умер ее отец, и она хорошо помнила его. Она помнила, как он взял ее с собой на фабрику, где делали краски для отделки интерьеров, и там химики дали ей самой приготовить пробный набор красок, с помощью которого она потом раскрасила все комнаты в своем кукольном домике. Она помнила, как отец рассказывал ей об экзотических животных и первобытных племенах, разглядывая вместе с ней журнал «Нэшнл джеографик», как объяснял ей загадочные диаграммы в журнале «Сайнтифик Америкэн». Она помнила, как он водил ее на представления балета на льду в Мэдисон-Сквер-Гарден, как они отправлялись вдвоем поиграть в автоматах, бросала монетку в прорезь и сама открывала дверку. Она помнила, что иногда он даже разрешал ей поснимать настоящим немецким фотоаппаратом, на котором было столько кнопок и колесиков. Она помнила, как сидела у него на коленях и «вела» машину, и как он всегда советовался с ней о том, что подарить маме на Рождество или на день рождения.

Но хотя Бренда отчетливо помнила все это, их долгие разговоры с отцом, самым ярким воспоминанием было воспоминание о чувстве, которое вызывал в ней отец: мир при нем словно держался на центральном стержне, в нем существовало нечто постоянное и надежное, и даже если бы она поступила плохо и отец рассердился бы на нее, он все равно всегда любил бы ее. Когда он умер, Бренда потеряла это чувство надежности и защищенности. А это было то чувство, которое для Бренды всегда ассоциировалось с любовью.

Поэтому в отличие от своих подруг, которые в любовных встречах искали романтическое увлечение, волнующие переживания или безоглядный порыв, Бренда искала некий центр, опору, и она нашла все это в Джефе. Через семь лет после знакомства Джеф и Бренда были так же нежны друг с другом, как и через семь недель после того, как влюбились друг в друга. Друзья Бренды постоянно пытались выведать у нее, в чем был секрет.

Секрет, отвечала им Бренда, в том, чтобы никогда, никогда не относиться к тому, кого любишь, как к чему-то само собой разумеющемуся: чему-то данному тебе раз и навсегда. Для большинства людей это было трудно, для Бренды – нет.

Она помнила, каково ей было, когда ее отец с матерью поссорились, а потом отец поехал купить газету и больше не вернулся. Каждый раз, когда они прощались с Джефом, каждый раз, когда она на неделю уезжала в Питтсбург, каждый раз, когда Джеф уходил на работу в клинику, всегда в какую-то долю мгновения Бренда испытывала страх, что больше никогда не увидит его. В этот момент что-то сдавливало ей сердце, и у нее сжималось горло.