Амос Оз - Черный ящик

• Название: Черный ящик
• Автор: Амос Оз
• Издательство: Библиотека Алия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996

---

И все-таки, признаюсь, полученный от тебя плевок совершенно ошеломил меня. Я могла предположить, что ты способен сделать тысячу вещей, но и представить себе не могла, что ты просто-напросто приоткроешь заслонку канализационной трубы и утопишь Мишеля в потоке денег. Ты и на сей раз вскружил мне голову. Как я всегда любила. Нет предела твоей изобретательности, этот талант у тебя от дьявола. И из той лужи, в которой ты вывалял меня, я, замызганная грязью, предлагаю себя. Как ты любил, Алек. Как мы любили оба.

Стало быть, ничего еще не потеряно?

Нет и не будет мне дорога назад после этого письма. Я изменяю Мишелю, как много раз изменяла тебе в последние шесть из девяти лет нашего супружества.

"Шлюха – это у тебя в крови".

Я знала, что сейчас ты скажешь так, и злоба, беспредельная, как океан, полыхнет полярным сиянием из глубины твоих серых глаз. Но нет, Алек. Ты ошибаешься. Эта измена, она иная. Всякий раз, когда я изменяла тебе с твоими друзьями, с твоими армейскими командирами, с твоими учениками, с электриком и сантехником, – я всегда изменяла тебе с тобой. Только к тебе и была устремлена, даже в мгновения, когда не могла сдержать крика. Особенно – в эти мгновения крика. Как написано в синагоге Мишеля золотыми буквами над Ковчегом, где хранятся свитки Торы: "Представляю Господа пред собою всегда".

В Иерусалиме сейчас два часа ночи, словно под во чреве матери, свернулся Мишель под пропотевшими простынями, в теплом воздухе запах его волосатого тела смешивается с запахом мочи, поднимающимся от груды простынок, снятых с детской кроватки и сваленных в углу тесной комнаты, сухой пронизывающий ветер, долетающий из пустыни, врывается в мое открытое окно, с ненавистью пышет мне в лицо, я в ночной рубашке сижу у письменного стола Мишеля, заваленного тетрадками его учеников, и пишу тебе при свете кривой настольной лампы; обезумевший комар пищит надо мной, и огни в арабском селении мерцают вдалеке, по ту сторону лощины, пишу тебе, взывая из самых глубин, и этим я изменяю Мишелю и моей девочке, но это совершенно иная измена. Так я тебе не изменяла ни разу. Я изменяю ему именно с тобой. Изменяю спустя много лет, в течение которых даже смутная тень лжи не пробежала между нами.

Неужели я потеряла рассудок? Неужели я, как и ты, сошла с ума?

Мишель, мой муж, – редкий человек. Никогда не встречала я таких, как он. "Папа" – называла я его еще до рождения Ифат. А временами я называю его "мальчик" и прижимаю к себе его трогательно тонкое тело, словно я – его мать. Хотя Мишель – не только мой отец и мой сын, но – самое главное – мой брат. Если существует какая-то жизнь после того, как все мы умрем, если когда-нибудь пребудем мы в мире, где невозможна ложь, – там Мишель будет моим братом.

Но ты был и остаешься моим мужем. Моим господином. Навсегда. И в той жизни, что суждена нам после жизни, Мишель возьмет меня за руку и поведет под свадебный балдахин на мое бракосочетание с тобой. Ты – господин моей ненависти и моей тоски по тебе. Повелитель моих ночных снов. Властелин моих волос, гортани, ступней. Безраздельный хозяин моей груди, моего живота, моей наготы и моего лона. Как рабыня, я запродана тебе. Я любила своего господина. Я не стремилась к свободе. Пусть даже ты с позором сослал меня на край царства, в пустыню, подобно Агари и сыну ее Измаилу, – умирать в этой пустыне от жажды – от жажды по тебе, мой повелитель. Пусть даже ты прогнал меня от лица своего, дабы стала я забавой для рабов твоих в дворцовых подвалах.

Но ты не забыл, Алек, мой одинокий злодей. Меня ты не сможешь обмануть. Молчание твое прозрачно, как слезы. Колдовство, что навела я, сгложет тебя до самых костей. Напрасно прячешься ты в облаке, как одинокое божество. В этом мире есть тысяча вещей, которые ты умеешь делать в тысячу раз лучше меня, – но только не обманывать. Уж это – нет. В этом ты не поднялся – да никогда и не поднимешься – до моих щиколоток.

"Ваша честь, – обратился ты к судье своим безразличным сонным голосом перед тем, как был вынесен приговор по нашему делу. – Ваша честь, вне всякого сомнения, здесь было доказано, что эта женщина – патологическая лгунья. Даже когда она чихает, ей опасно верить".

Так ты сказал. И при этих словах в публике, заполнившей зал суда, прокатился какой-то грязный смешок. Ты тонко улыбался и совсем не выглядел мужем, которому изменяли, рогоносцем с тысячью рогов, притчей во языцех на устах всего города. Напротив, в тот момент ты, казалось мне, был выше адвокатов, выше судьи, восседавшего на возвышении в судейском кресле, выше себя самого. Ты походил на рыцаря, который убил дракона.

Вот и сейчас, по прошествии семи лет, около трех часов ночи, когда, вспоминая то мгновение, я описываю его, все тело мое устремляется к тебе.

Глаза наполняются слезами, и сосцы мои вздрагивают, словно в ознобе.

Прочитал, Алек? Дважды? Трижды? Затосковал? Перестал насмехаться? Не удалось ли мне в эту минуту посадить хоть один саженец радости среди дикой пустыни твоего одиночества?

Если это так, то сейчас для тебя самое время налить себе еще виски. Или заново набить трубку. Потому что теперь, мистер бог Мщения, тебе очень понадобится глоток виски.

"Словно рыцарь, убивший дракона", – написала я минуту назад. Но не торопись торжествовать. Высокомерие неуместно, мой господин: разве ты не тот сумасшедший рыцарь, который, уничтожив дракона, затем повернулся и убил красавицу, а под конец рассек мечом самого себя?

По сути, дракон – это ты и есть.

И вот он, самый приятный момент для меня: я должна открыть тебе, что Мишель Анри Сомо даже в постели во много раз лучше тебя. Во всем, что касается тела, Мишель от природы наделен абсолютным слухом. Всегда, в любую минуту, умеет он дать мне – и в изобилии – все, чего жаждет, само не зная об этом, мое тело. Словно лист, подхваченный ветром, полночи неотрывно следую я за ним путями любви – в края сумеречной неги, туда и обратно, через поля терпеливой нежности, дорогой лукавства и страсти, минуя свет и тени лесов, сквозь шум реки и рокот открытого моря – до полного растворения.

Не разбил ли ты сейчас на мелкие осколки свой стакан с виски? Будь любезен, передай от Иланы привет твоей ручке, трубке, а также твоим очкам. Погоди, Алек. Я еще не кончила.

По сути, не только Мишель. Почти все они могли бы преподать тебе урок. Даже тот белобрысый паренек, что был твоим шофером в армии: непорочный, как юный козленок, ему с трудом можно было дать восемнадцать, виноватый, насмерть перепуганный, ниже травы, весь дрожит, зубы стучат, едва ли не умоляет, чтобы я его отпустила, чуть не плачет, и вдруг, еще не успев дотронуться до меня, начинает извергать семя и разражается рыданиями, похожими на щенячий вой, – и все же, Алек, в это мгновение перепуганный мальчишеский взгляд одарил меня сиянием такой чистой благодарности, удивления, мечтательно-восторженного поклонения, что мне показалось, будто я слышу пение непорочных ангелов, и от этого затрепетало и мое тело, и мое сердце – тебе не удалось этого достигнуть за все годы нашей жизни.

Хочешь, чтобы я сказала тебе, кто ты, Алек, по сравнению со всеми другими, кто был у меня? Ты – голый, скалистый утес. Точно такой, как о нем в песне поется. Ты – иглу, дом из снега среди снегов. Помнишь Смерть в фильме "Седьмая печать"? Смерть, выигрывающую шахматную партию? Это – ты.

А теперь ты встаешь и уничтожаешь листки моего письма. Нет, на сей раз ты не рвешь их осторожно и педантично на четыре части, а швыряешь в огонь. И быть может, после всего ты снова усаживаешься за свой письменный стол и начинаешь биться своей седеющей головой о черную столешницу. Кровь, просачиваясь сквозь волосы, заливает тебе глаза. Ну вот, наконец-то, твои серые глаза стали влажными. Я обнимаю тебя.

Две недели назад, когда Закхейм передал Мишелю твой удивительный чек, он посчитал нужным предостеречь Мишеля следующими словами: "Примите во внимание, мой господин, что в эту игру могут играть обе стороны". Мне эта короткая фраза очень нравится, и мне приятно послать ее тебе как доброе благословение на ночь. Ты от меня не освободишься, Алек. Не сможешь выкупить себя за деньги, не обретешь свободы. Не будет у тебя чистой страницы.

Кстати, о твоих ста тысячах: мы тебе очень благодарны. Не беспокойся, эти деньги находятся в добрых руках. И жена твоя, и сын находятся в добрых руках. Мишель расширяет наш дом, и мы сможем жить в нем все вместе. Боаз соорудит для Ифат во дворе песочницу и горку, по которой дети скользят вниз. А у меня будет стиральная машина. Будет стереоустановка. Для Ифат мы купим велосипед, а у Боаза будет телескоп.

А сейчас я закончу. Оденусь и выйду одна на улицу, темную и пустынную. Прогуляюсь до почты. Отправлю тебе это письмо. Затем вернусь домой, сброшу одежду, разбужу Мишеля, примощусь в его объятиях. Мишель – человек простой и нежный.

Чего нельзя сказать о тебе. И обо мне тоже, мой любимый. Оба мы, да будет тебе известно, создания презренные. Прогнившие. И это – повод для объятия, что шлет в этот миг рабыня далекому мраморному дракону.