Дмитрий Володихин - Доброволец

• Название: Доброволец
• Автор: Дмитрий Володихин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 5-289-02498-0

Многим хотелось бы переделать историю своей страны. Может быть, тогда и настоящее было бы более уютным, более благоустроенным. Но лишь нескольким энтузиастам выпадает шанс попробовать трудный хлеб хроноинвэйдоров – диверсантов, забрасываемых в иные эпохи. Один из них попадает в самое пекло гражданской войны и пытается переломить ее ход, обеспечив победу Белому делу. Однако, став бойцом корниловской пехоты, отведав ужаса и правды того времени, он все чаще задумывается: не правильнее ли вернуться и переделать настоящее?

---

– А коли русский, перекрестись и прочитай «Верую…»

Я встал и выполнил требуемое – все, вплоть до финального поклона после слова «аминь».

Однако полковник по-прежнему смотрел на меня хмуро и недоверчиво.

– Не знаю, не знаю… – глуховато сказал он.

– Но рекомендация генерала Заозерского… – заикнулся было щеголеватый поручик.

– Знавал я Павла Александровича. Замечательный храбрец и лихой рубака, но умишка невеликого человек… Да и то сказать, зря я беспокою прах его честный бранными словами. Достаточно и того, что мы не ведаем, сам ли он писал письмецо, да не стоял ли рядом человек с револьвером, не держал ли под прицелом этот, с позволения сказать, человек всю семью Заозерского. Так-то.

Вот тебе и дедушка. Седенький, песок сыплется…

– Знаете что, поручик, я и прежде в ученых мерехлюндиях силен не бывал, а нынче совсем память никуда. А вы вот, я знаю, в Петербургском университете науку умом превосходили. Давайте-ка, спросите что-нибудь эд акое у господина историка.

Поручик откашлялся и приступил ко мне с извинениями:

– Вы должны простить меня, право же, я вижу в вас, сударь, порядочного человека. Но нам попадались разные… хм… ракальи. Иногда, на первый взгляд, честнейший офицер, а вспорешь подкладку, и обрящешь бумажки с совдеповскими печатями…

– Приступайте, поручик! – оборвал его старик.

– Да-да! Извольте. Э-э-э… продолжите, пожалуйста: Quosque tandem abutere Catilina…

– …patientia nostra.

– Отлично! Тогда… Gallia omnia divisa est…

– …in partes tres. Издеваетесь, милостивый государь? Это же гимназия.

Поручик быстро взглянул на меня, и в глазах его я не отыскал ни капли добродушия. Он проверял меня всерьез и, кажется, ждал реплики в этом роде. А защищал перед стариком, надо полагать, лишь желая усыпить мое внимание.

– Не обессудьте… Я ведь и сам не дока по части мерехлюндий. Вот разве что… Даниил Московский, Юрий Данилович, Иван Калита, Симеон Гордый… и?

– …Иван Милостивый.

– Автор победы при Левктрах?

– Эпаминонд.

– Что первым приходит вам в голову, когда вы слышите слово «Саллюстий»?

– Югуртинская война.

– Кого из своих учителей вы сможете назвать?

Это хуже. Не дай бог, сыщется университетский человек, и тогда я не в городскую администрацию пойду, а прямиком к стенке.

– Прежде всего, доктора Роберта Юрьевича Виппера. А также…

– Отставить! – велел полковник. – Какую прическу носил генерал Заозерский?

Вот подвох так подвох! Я ведь даже фотографии-то его не видел.

Мужчины не обращают внимания на прически, они просто не в состоянии удержать в памяти, какая у кого прическа. Да и чем особенным мог выделяться строевой генерал среди коротковолосых военных людей? Особенно ровным пробором? Всего вероятнее, у генерала был какой-нибудь запущенный сад, романтические дебри… Прической это не назовешь.

– Никакую.

– Верно, – с оттенком удовольствия откликнулся старик. – Он был совершенно лыс. Как бильярдный шар.

Однако видно, что подозрительность полковника все еще не была удовлетворена. И он продолжит мучить меня вопросами, раз уж заподозрил. А у меня все шансы провалить экзамен, хоть я никак не связан с армейской разведкой красных. Я тут чужой. Любой комиссар, любой шпион в офицерском мундире намного роднее меня этому времени… Чувствуют они во мне дичь, интуиция у них такая – чувствовать дичь, и разве я не диверсант в каком-то смысле? А значит – дичь.

Из-за приступа страха мои пальцы лишились чувствительности. Если попросят где-нибудь поставить подпись, я, наверное, посажу пером огромную кляксу, да и все…

Никто из нас, двадцати восьми выпускников Невидимого университета, не может покинуть чужое время скорым и безопасным способом: нажал кнопочку, и фьють! Каждому «вторженцу» загнали имплант под кожу на правом плече. Внешне его не видно. В автономном режиме эта штучка способна работать тридцать шесть месяцев, но может скиснуть месяцем-двумя раньше. Это как повезет. Никто из нас не рассчитывал провести здесь хотя бы шесть месяцев, а не то что три года. Имплант приводится в действие с помощью довольно сложной гимнастики. Весь комплекс «упражнений» требует минуты три, не меньше; в принципе невозможно проделать его случайно. «Основатели» очень просили нас молиться в момент хроноперехода. Один из них поделился замысловатой теорией – дескать, эмоциональное состояние прямо влияет на биопараметры, на тонкую энергетику, вам, мол, надо, ребята, настроиться. Только объяснял он в десять раз сложнее. Другой попросту сказал: «Без помощи Божьей ничего у вас не выйдет». Вот такая физикомистика… И есть одно печальное следствие из нее: пока ты на людях, беглецом тебе стать не дадут. «Выполните мое последнее желание, господа!» – «Какое?» – «Позвольте руки-ноги позаплетать в узлы. Очень способствует телесному здоровью!» – «Становись-ка к стеночке, поздно тебе о здоровье заботиться, прощелыга».

А ведь пристрелят! Как бог свят пристрелят! Свои же! Да и просто – пристрелят, свои они там или нет, убьют меня!

И я принял решение: бог с ней, с чиновной карьерой в деникинском лагере. Надо прежде всего выжить.

– Напрасно вы мытарите меня, господа. Я ни в чем не нуждаюсь, кроме исполнения прямого и очевидного долга: сражаться за отечество. И с меня достаточно простой солдатской службы. Иной карьеры не ищу.

Полковник откинулся в кресле. Теперь он был доволен. Ни один шпион не станет искать судьбы рядового стрелка на фронте.

– А вот это по-нашему! – сочувственно произнес древний кавалерист. – Обыскать вас все-таки придется. Но коли ничего крамольного не найдут, пожалуйте в харьковские казармы, господин приват-доцент. К корниловцам!

10 апреля 2005 года, Москва

История, которая привела меня в Корниловскую дивизию, началась рано утром в понедельник, и началось она ужасно некрасиво.

В тот день у меня ночевала Женя. Она оставалась с воскресенья на понедельник уже двадцатый или тридцатый раз. Я как-то не заметил, когда именно она стала для меня всем. Просто иногда так случается: ты понимаешь, что рядом с тобой женщина, которая подходит тебе во всем. Ты начинаешь фразу, а она заканчивает… ну, можно и наоборот. Вы читаете одни книги, смотрите одни фильмы, вы ровесники, и если кое-кому из вас хочется заполучить нечто помоложе в постель, то эти мысли быстро улетучиваются, когда этот кто-то вспоминает, до чего же хорошо вы понимаете друг друга под одеялом. Да, вот еще какая штука: ее зубная щетка, тапочки и два тюбика с кремами давно живут в твоей квартире. Хорошо тебе с ней? Очень хорошо, очень уютно. По чему ты больше всего тоскуешь, когда ее нет рядом вот уже третий день? По ее милой болтовне? По ее… ну… ты понимаешь… нет? Другое? Верно. Ты больше всего тоскуешь по ее присутствию. И ты готов забавлять и развлекать ее, делать ей подарки и нимало не сожалеть о потерянной ночи, если вы пришли домой до смерти усталыми и заснули обнявшись, более ничего достойного не совершив.

Ты ее любишь? Ну, не знаю… Все-таки очень серьезное слово. Хочешь ли ты сделать ее своей женой? Ну, вроде бы… хотя… но с другой стороны…

И вот Женя спросила у меня – между чисткой зубов и утренним кофе – как бы я посмотрел на то, что она перевезет ко мне значительную часть своего гардероба. Все-таки на работу надо ходить в свежих вещах, не правда ли? А я замялся. Ведь позволить перевезти к себе женский гардероб это уже наполовину сыграть свадьбу. Все прочее представляет собой шлифовку ситуации. В общем, я солгал ей. Сказал, мол, не стоит торопиться. Тут как раз затевается ремонт, а стало быть, побелка потолка, переклейка обоев… Может быть, потом? Она кивнула. Она понимает. Она не торопится и не торопит меня. Она готова ждать. Она улыбается. Она шутит на прощание. И уходит до смерти огорченной.

А я сажусь и думаю, отчего же я на самом-то деле не совершил последнего шага? Какая блажь помешала? Все, вроде, нормально.

Какая блажь? Да очень простая. Если мы с нею соединимся, выходит, я бросил якорь. Отяжелел. Пустил корни. А мне всего-то двадцать семь. И я никто. Самый обыкновенный преподаватель истории в коммерческом вузе, на самой низкой ставке ассистента. Ни богатства, ни славы, ни карьеры, да бог с ними, просто ничего высокого в этой жизни у меня не было. И, может быть, не будет, если свяжусь сейчас с женщиной всерьез и надолго. А имелось ведь у меня «назначение высокое», еще года четыре назад я это так остро чувствовал! Мир вокруг меня пошл, сер, лишен благородства, лишен красоты, наполнен тупым пользолюбием, воинствующим хамством, страна моя унижена… сделал ли я хоть одну попытку изменить все это? Ну, если не считать пары статеек в университетской хилотиражке… Ничего я не сделал, все пребывал в ожидании: вот, придет некто и укажет цель… Глупость какая!

С того дня я сел писать учебник по своему предмету. Совершенно новый, экспериментальный. Лучший из всех, которые я знал. Когда учебник будет готов, я пущу на свою территорию Женин гардероб. Вот так.