Иван Гончаров - Фрегат "Паллада".

• Название: Фрегат "Паллада".
• Автор: Иван Гончаров
• Жанр: Классическая проза

Цикл очерков Ивана Александровича Гончарова "Фрегат "Паллада" был впервые опубликован в середине 50-х годов XIX века. В основу его легли впечатления от экспедиции на военном фрегате "Паллада" в 1852-1855 годах к берегам Японии с дипломатическими целями. Очерковый цикл представляет собой блестящий образец русской прозы, в котором в полной мере раскрывается мастерство И. А. Гончарова – художника, психолога, бытописателя.

---

Так японцам не удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть чужие суда у себя в гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.

Через день японцы приехали с ответом от губернатора о месте на берегу, и опять Кичибе начал: "Из Едо… не получено" и т. п. Адмирал не принял их. Посьет сказал им, что он передал адмиралу ответ и не знает, что он предпримет, потому что его превосходительство ничего не отвечал.

Это пугает наших милых хозяев: они уж раз приезжали за какими-то пустяками, а собственно затем, чтоб увериться, не затеваем ли мы что-нибудь, не проговоримся ли о своих намерениях. И точно затеваем: хотим сами съехать на берег с хронометрами. Посьет уж запустил об этом словцо. Они всё отзывались, что губернатор распорядиться не может, что ему за это достанется. "Ну а если мы сами съедем или другие сделали бы это, тогда не достанется?" – спросил он. "Это будет не дружески", – был ответ. "А это по-дружески, когда вам говорят, что нам необходимо поверить хронометры, что без этого нельзя в море идти, а вы не отводите места?" – "Из Едо… хо-хо-хо… не получено", – начал Кичибе.

Подите с ними! Они стали ссылаться на свои законы, обычаи. На другое утро приехал Кичибе и взял ответ к губернатору. Только что он отвалил, явились и баниосы, а сегодня, 11 числа, они приехали сказать, что письмо отдали, но что из Едо не получено и т. п. Потом заметили, зачем мы ездим кругом горы Паппенберга. "Так хочется", – отвечали им.

На фрегате ничего особенного: баниосы ездят каждый день выведывать о намерениях адмирала. Сегодня были двое младших переводчиков и двое ондер-баниосов: они просили, нельзя ли нам не кататься слишком далеко, потому что им велено следить за нами, а их лодки не угоняются за нашими. "Да зачем вы следите?" – "Велено", – сказал высокий старик в синем халате. "Ведь вы нам помешать не можете". – "Велено, что делать! Мы и сами желали бы, чтоб это скорее изменилось", – прибавил он.

У меня между матросами есть несколько фаворитов, между ними Дьюпин, широкоплечий, приземистый матрос, артиллерист. Он широк не в одних только плечах. Его называют огневой, потому что он смотрит, между прочим, за огнями; и когда крикнут где-нибудь в углу: "Фитиль!" – он мчится что есть мочи по палубе подать огня. Специальность его, между прочим, состоит в том, что он берет и приподнимает, как поднос, кранец с ядрами и картечью и, поставив, только ухнет, а кранец весит пудов пять. Трудно встретить человека, крепче и плотнее сложенного. Я часто разговариваю с ним.‹|›"Жарко, Дьюпин", – говорю я ему. "Точно так, тепло, хорошо, ваше высокоблагородие", – отвечает он. А так тепло, что приходишь в совершенное отчаяние, не зная, куда деться. "Да ты смотри не напейся холодного после работы, – говорю я шутя, – или на сырости не ложись ночью". – "Слушаю, ваше высокоблагородие", – отвечает он серьезно. "Я подарю тебе шерстяные чулки: надевай смотри". И велел Фаддееву дать ему пару. Дьюпин еще в тропиках надел их и, встретив меня, стал благодарить. "Благодарю покорнейше, ваше высокоблагородие, теперь хорошо, тепло", – говорил он. "Холодно что-то, Дьюпин", – сказал я ему, когда здесь вдруг наступили холода, так что надо было приниматься за байковые сюртуки. "Точно так, ваше высокоблагородие, свеженько, хорошо". А сам был босиком. "Что же ты босиком?" – спросил я. "Лучше: ноги не горят, да и палубы не затопчешь сапогами". Вот я на днях сказал ему, что "видел, как японец один поворачивает пушку, а вас тут, – прибавил я, – десятеро, возитесь около одной пушки и насилу двигаете ее". – "Точно так, ваше высокоблагородие", – отвечал он, – куда нам! Намедни и я видел, что волной плеснуло на берег, вон на ту низенькую батарею, да и смыло пушку, она и поплыла, а японец едет подле да и толкает ее к берегу. Уж такие пушки у них!" Потом, подумав немного, он сказал: "Если б пришлось драться с ними, ваше высокоблагородие, неужели нам ружья дадут?" – "А как же?" – "По лопарю бы довольно". (Лопарь – конец толстой веревки.)

13-го октября.

Нового ничего. Холодно и ясно; превосходная погода: всё так светло, празднично. Холмы и воды в блеске; островки и надводные камни в проливе, от сильной рефракции, кажутся совершенно отставшими от воды; они как будто висят на воздухе. Зори вечерние (утренних я никогда не вижу) обливают золотом весь горизонт; зажгутся звезды, прежде всего Юпитер и Венера. Венера горит ярко, как большая свеча. Вчера мы смотрели в трубу на Сатурна: хорошо видели и кольца. У Юпитера видны три спутника; четвертый прячется за планетой.

17, 18 и 19 октября.

Ждем судов наших и начинаем тревожиться. Ну, пусть транспорт медлит за противным NO муссоном, лавируя миль по двадцати в сутки, а шкуна? Вот уж два месяца, как ушла; а ей сказано, чтоб долее семи недель не быть. Делают разные предположения.

Вчера, 18-го, адмирал приказал дать знать баниосам, чтоб они продолжали, если хотят, ездить и без дела, а так, в гости, чтобы как можно более сблизить их с нашими понятиями и образом жизни. Младшие переводчики перепутали всё, и двое ондер-баниосов, не бывших ни разу, явились спросить, что нам нужно, думая, что мы их вызывали за делом. Сегодня, 19-го, явились опять двое, и, между прочим, Ойе-Саброски, "с маленькой просьбой от губернатора, – сказали они, – завтра, 20-го, поедет князь Чикузен или Цикузен, от одной пристани к другой в проливе, смотреть свои казармы и войска, так не может ли корвет немного отодвинуться в сторону, потому что князя будут сопровождать до ста лодок, так им трудно будет проехать". Им отвечали, что гораздо удобнее лодкам обойти судно, нежели судну, особенно военному, переходить с места на место. Так они и уехали.

С Саброски был полный, высокий ондер-баниос, но с таким неяпонским лицом, что хоть сейчас в надворные советники, лишь только юбку долой, а юбка штофная, голубая: славно бы кресло обить! Когда я стал заводить ящик с

После обеда, говорят, проезжал какой-то князь с поездом. Погода была сегодня так хороша, тепла, как у нас в июле, и так ясна, как у нас никогда не бывает. Но по вечерам вообще туманно, по ночам сыро и очень холодно. Скучновато: новостей нет, и занятия как-то идут вяло. Почиваем, кушаем превосходную рыбу ежедневно в ухе, в пирогах, холодную, жареную; раков тоже, с клешнями, без клешней, толстокожих, с усами и без оных, круглых и длинных. Уж некоторые, в том числе и я, начинаем жаловаться на расстройство желудка от этой монашеской пищи. Фаддеев учится грамоте. Я было написал ему прописи, но он избегает учиться у меня. Я застаю его за какой-то замасленной бумагой, на которой написаны преуродливые азы. Фаддеев копирует их усердно и превосходит уродливостью; а с моих не копирует.

– Кто написал тебе? – спросил я.

– Агапка, – отвечает он, – он взялся выучить меня писать.

– А ты что ему за это?

– Две чарки водки.

25-го.

Давно я не принимался за свой дневник: скучно что-то, и болен я. Между тем много кое-чего бы надо было записать. Во-первых, с 20-го на 21-е, ночью была жестокая гроза. Накануне и в тот день шел дождь, потом к вечеру начала блистать молния. Всё это к ночи усиливалось. Ночь темная, ни зги не видно, только молния вдруг обливала нестерпимым блеском весь залив и горы. Осмотрели громовые отводы. Какие удары! молния блеснет – и долго спустя глухо загремит гром – значит, далеко; но чрез минуту вдруг опять блеск почти кровавый, и в то же мгновение раздается удар над самой палубой. И поминутно, поминутно как будто начинает что-то сыпаться с гор: сначала в полтона, потом загремит целым аккордом. Смотреть больно, слушать утомительно. Началось часов с семи, а кончилось в 3-м часу ночи. Один раз молния упала так близко, что часовой крикнул: "Огонь с фор-русленей упал!" В другой раз попала в Паппенберг, в третий – в воду, близ кормы. Я видел сам. Недаром Кемпфер, Головнин и другие пишут, что грозы ужасны в Японии. На другой день было

Наконец, 23-го утром, запалили японские пушки: "А! судно идет!" Которое? Мы волновались. Кто поехал навстречу, кто влез на марсы, на салинги – смотреть. Уж не англичане ли? Вот одолжат! Нет, это наш транспорт из Шанхая с письмами, газетами и провизией.

21-го приехали Ойе-Саброски с Кичибе и Эйноске. Последний решительно отказался от книг, которые предлагали ему и адмирал, и я: боится. Гокейнсы сказали, что желали бы говорить с полномочным. Их повели в каюту. Они объявили, что наконец получен ответ из Едо! Grande nouvelle! Мы обрадовались. "Что такое? как? в чем дело?" – посыпались вопросы. Мы с нетерпением ожидали, что позовут нас в Едо или скажут то, другое…

Но вот Кичибе потянул в себя воздух, улыбнулся самою сладчайшею из своих улыбок – дурной признак! "Из Едо, – начал он давиться и кряхтеть, – прислан ответ". – "Ну?" – "Что письма ваши прибыли туда… благополучно", – выговорил он наконец, обливаясь потом, как будто дотащил воз до места. "Ну?" – "Что… прибыли… благополучно!.." – повторил он. "Слышали. Еще что?" – "Еще… только и есть!" – "Это не ответ", – заметили им. Они начали оправдываться, что они не виноваты и т. п. Адмирал сказал, что он надеется чрез несколько дней получить другой ответ, лучше и толковее этого. Потом спросили их о месте на берегу. "Из Едо… – начал, кряхтя и улыбаясь, Кичибе, – не получено…" И запел свою песню. "Знаем. Да что ж, будет ли ответ? Это, видно, губернатор виноват: он не хотел представить об этом?" Баниосы оправдывались, что нет, что ни он, ни они не виноваты. "Из Едо…" и т. д.