Владимир Козарецкий - Шекспир – Пушкин – Булгаков

• Название: Шекспир – Пушкин – Булгаков
• Автор: Владимир Козарецкий
• Жанр: Публицистика

---

Исследуя структуру "Гамлета", он обнаружил, что это произведение построено как мениппея (роль рассказчика отдана отрицательному персонажу, который, с целью обелить себя, извращает имевшие место в действительности события и факты) и что в тексте этого произведения дан ответ и на вопрос, кто скрывался под псевдонимом "Шекспир": "таннером, не лежащим в своей могиле", был сын королевы Елизаветы, гениальный поэт и драматург по прозвищу "таннер" Кристофер Марло, смерть которого инсценировали. Тайна шекспирова авторства оказалась тесно связанной с политической ситуацией и безопасностью страны.

Наш корреспондент Владимир Козаровецкий взял у А.Н.Баркова обширное интервью, текст которого мы и предлагаем читателям "Новых известий".

В.К.: …Какова же "реальная" судьба Офелии, самого Гамлета и королевы?

А.Б.: Если не выходить за рамки фабулы, то в "реальной жизни" Офелия действительно не сохранила верность Гамлету, но вряд ли погибла, поскольку сцена с похоронами имеет место только во вставной "Мышеловке", а беседа Гамлета с могильщиком – через три года после ее постановки. Королева осталась жива, а Гамлет не погибает, но странным образом "пропадает": его считают мертвым, но он скрывается под чужой личиной ("не лежит в своей могиле").

НЕ ЛЕЖАЩИЙ В СВОЕЙ МОГИЛЕ

В.К.: Ну, что ж, наверно при таком подходе действительно снимаются все "противоречия" и объясняются все "странности" в "Гамлете". Но зачем все это?! Зачем было городить такую сложную структуру и прятать правду об истинном сюжете происходившего, когда вполне можно было бы и на всех реалиях "событий в Эльсиноре" выстроить хорошую драму? Или задача Шекспира была не столько описать "события в Эльсиноре", сколько написать сатиру на некого драматурга, своего антагониста?

А.Б.: Чуть забегая вперед, скажу, зачем. В фабуле "Гамлета" показана сама "королева-девственница", из-за чего публикация "Гамлета" (не путать с регистрацией!) стала возможной только после смерти Елизаветы в 1603 году и воцарения на троне ее племянника-"Фортинбраса" – короля Шотландии Якова, сына казненной Елизаветой ее кузины Марии Стюарт. В образе Гамлета – сына королевы – изображен сам Шекспир. Все это имело прямое отношение к английскому трону и, следовательно, – к политике, не все можно было сказать вслух, и особенно – то, что имело отношение лично к Шекспиру. Тем не менее в "Гамлете" есть практически прямое указание на то, кто именно был Шекспиром…

В.К.: ??!

А.Б.: Все в той же сцене с могильщиком тот, играя словом last, замечает: "Труп обычного человека "протянет" восемь лет, а дубильщика кож "протянет" девять." Могильщик ведет речь о таннере, дубильщике кож, который после своей смерти "протянет" в могиле еще девять лет. Но он же далее, играя словом lie ("лежать" и "лгать"), бросает: "Вы лжете/лежите, не в этой могиле, сэр, поэтому она не ваша; что же касается меня, я не лежу/не лгу в ней, и все же она моя."

Уж не этот ли могильщик с университетским образованием является тем самым "таннером", который девять лет не лежит в своей могиле? Но главное здесь – пока – даже не это. В этой сцене заложено противоречие, на которое почему-то не обращали внимания и которое подталкивает нас к неожиданным выводам. Беседа происходит между двумя людьми, каждый из которых когда-то знал человека, чей череп они держат в руках. Каждый из них общался с Йориком в одно и то же время на королевских застольях в Эльсиноре (где еще шут станет выливать кому-то на голову кувшин вина?), и они не могут не быть знакомы. И тем не менее они ведут себя так, будто у них даже повода нет задать вопрос: "Простите, а мы с вами случайно не..?" Такое возможно, только если они – две половинки одного и того же персонажа. Надо сказать, что до относительно недавнего времени по традиции, идущей от шекспировских времен, в постановках "Гамлета" могильщик, прежде чем приняться за работу, снимал с себя несколько сюртуков, как бы показывая, что его персонаж выступает в разных личинах. Так Шекспир подводит нас к пониманию, что Гамлет и могильщик – одно и то же лицо и что его мениппея имеет выход в реальную действительность.

В.К.: Тогда почему "таннер"? И почему девять лет? Какое это имеет отношение к реальной действительности?

А.Б.: Текст "Гамлета" был зарегистрирован в 1602 году; вычитаем 9 лет, прожитых "таннером" после своей смерти, и получаем 1593.

30 мая 1593 года трагически погиб гениальный поэт и драматург Кристофер Марло, один из 5 главных претендентов на авторство шекспировских произведений. Смерть Марло не без оснований считалась сфальсифицированной. И современники, и – впоследствии – исследователи его творчества звали его "таннером": он считался сыном сапожника.

В.К.: Альфред Николаевич, не может ли это быть простым совпадением?

А.Б.: В этой фразе – не одно, а три совпадения. Совпадает сам факт того, что Марло "не лежит в своей могиле" (а "марловианцы" собрали весьма внушительные доказательства того, что Марло на самом деле не был убит и что его смерть была инсценирована), совпадает количество лет, которое прошло с тех пор, как он "не лег в свою могилу", и совпадает прозвище Кристофера Марло – "таннер". Не слишком ли много совпадений? Тем не менее я сам себе показался бы излишне категоричным, если бы на основании только этих – даже таких – совпадений сделал вывод, что Шекспиром был именно Марло.

Но сторонники авторства Марло напоминают и о том, что псевдоним "Шекспир" появился через две недели после "гибели" Марло. Имя Уильяма Шекспира явилось миру на вставном листке, срочно допечатанном и зафальцованном в уже готовую поэму "Венера и Адонис", которая была сдана в печать до даты "смерти" Марло. Через несколько лет в предисловии к "посмертно" изданной поэме "Геро и Леандр" Марло даст понять, что она является продолжением поэмы "Венера и Адонис" – которая вышла в свет после его "смерти" и о которой он как покойник знать не мог! Это очень сильный аргумент, и "марловианцы", абсолютно уверенные в том, что Шекспиром был именно Марло, сожалеют лишь, что нет какого-нибудь очевидного доказательства, вроде "еще дымящегося пистолета". Если я хотел подтвердить свое предположение, я должен был найти именно такое доказательство, хотя я бы предпочел – и не только терминологически – "отпечатки пальцев", это как-то надежнее. Поэтому я стал искать их с помощью "графологии" творческого почерка: я обратился к произведениям Марло.

Ну, тот факт, что именно Марло ввел в английскую литературу пятистопный безрифменный ямб, общеизвестен, и "стратфордианцы" не отрицают, что Шекспир этим нововведением Марло воспользовался…

В.К.: Хороший аргумент, но не решающий. Во всяком случае, без других сильных аргументов отпечатком пальца его вряд ли можно назвать.

А.Б.: А вот вам и решающий. Оказалось, что драмы Марло "Мальтийский еврей" и "Доктор Фауст" – такие же мениппеи, как и "Гамлет", и что их подлинный смысл прямо противоположен открыто декларируемому. Их построение и разделение основной и вставной фабул на прозаическую и стихотворную части произведены по тем же принципам, что и в "Гамлете", в "Отелло", в "Короле Лире", в "Ромео и Джульетте", а стилистические черты поэтической речи (игра слов, метафорический строй) идентичны..

В.К.: Да, пожалуй, это уже – отпечатки пальцев: не может один гений слизнуть у другого стиль, это невозможно по определению – на то он и гений, чтобы быть в стиле самостоятельным. Но тогда тем более требует ответа вопрос: зачем Марло-Шекспиру понадобился такой сложный стиль со спрятанным – на грани литературной мистификации – смыслом?

МИСТИФИКАЦИЯ ИЛИ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ?

А.Б.: Ответ на ваш вопрос содержится в биографии Марло-Шекспира. Но прежде чем обратиться к ней, приведу пример, который покажет, как иногда полезно владеть приемом изложения, который позволяет говорить то, что думаешь, без риска быть за это обезглавленным.

Известно, что Марло к католицизму относился с симпатией; в то же время папский престол в "Докторе Фаусте" изображен в явно сатирической манере, что не вяжется ни с биографией Марло, ни с творчеством Шекспира. "Марловианцы", не будучи в состоянии объяснить этот феномен, молча обходят это противоречие, не понимая, что рассказчик в "Докторе Фаусте" – не автор и что именно рассказчик, а не доктор Фауст, является слугой дьявола. На самом деле сатира Марло в "Докторе Фаусте" направлена против хулителей католической церкви. Легко представить, чем бы кончилась для Марло попытка высказать вслух то, что ему удалось таким способом передать в "Докторе Фаусте": одним из пунктов доноса, по которому его ждала неминуемая смерть, было открытое выражение симпатии к католицизму. Таким образом "Доктор Фауст" для "марловианцев" превращается из минуса в плюс.

В.К.: А что в "Мальтийском еврее"?

А.Б.: Если исходить из общепринятого прочтения "Мальтийского еврея", антисемитизм Марло не вызывает сомнения. Однако в общем метасюжете этого произведения имеет место апологетика Варравы, который свою дочь, принявшую христианство, не убивал и монахинь не травил; все преступления совершил маскирующийся рассказчик. "Венецианский купец" Шекспира не просто схож по фабуле с "Мальтийским евреем": у них, как у мениппей, совершенно аналогичная конструкция: Шейлок – вовсе не злодей, каким его выводит рассказчик, он жертва оговора со стороны мерзавца-рассказчика.