Михаил Лезинский - Мы с тобой Макаренки

• Название: Мы с тобой Макаренки
• Автор: Михаил Лезинский
• Жанр: Прочая детская литература

« Мы с тобой Макаренкн» – первая повесть молодого севастопольского литератора Михаила Лезинского. Два года назад в Крымиздате вышла книжка М. Лезинского «Они зажигают огни» с подзаголовком: «Из дневника рабочего». В своей новой книге автор пишет о том ,- что хорошо знает – о работе комсомольской бригады электриков-монтажников, прокладывающей в одном из отдаленных районов Крыма воздушную силовую линию. Но главная трудность для опытных монтажников не в этом. В бригаду прислали на трудовое воспитание двух тунеядцев – Лукьяненко и Скрипичкину. Насколько успешно справились ребята с необычной для них ролью воспитателей, и рассказывается на страницах повести с присущими автору легким юмором и доброй усмешкой. Лезинский Михаил Леонидович Повесть Редактор М. Мигунова. Художник П. Чистилин. Художественный редактор Р. Голяховский. Технический редактор Л. Фисенко. Корректор В. Ларисс. Сдано в набор 31-1 1964 г. Подписано к печати 12-1II 1964 F. БЯ 00075. Бумага: 79Х90!/аа Объем: 4,75 физ. п. л., 5,56 усл. п. л. 5,65 уч.-изд. л. Тираж 15ООО экз. Заказ К» 481. Цена 27 коп. Издательство «Крым», Симферополь, Горького, 5. Крымоблтипография, Симферополь, проспект им. Кирова, 32/1

---

7 ч. 50 м. Выход или выезд на работу.

8 ч. 00 м. Начало рабочего дня.

12-13 ч. Обед. (Несмотря на любовь Игоря к железному распорядку, обед был почти всегда не вовремя. Монтажники зависели от одной единственной машины, находящейся в их распоряжении.)

13-17 ч. Работа.

17 ч. 20 м. Возвращение на место стоянки.

После 17 ч. 20 м. начинается личное время. А свое свободное время каждый может проводить, как ему захочется.

Такая схема распределения времени была проверена на практике в многочисленных командировках. Люди привыкали к распорядку дня и выполняли его безукоризненно. Игорь мог бы быть доволен, если бы не «но». А это «но», к сожалению, частенько встречается в жизни. Вот и сейчас… Что там у нас по железному мартьяновскому распорядку?

7-00. Подъем.

…Мартьянов проснулся от нестерпимой духоты. Солнце, успевшее к этому времени забраться на приличную высоту, беспощадно «прожигало» полотняные стенки палатки.

По многолетней привычке Игорь сразу же взглянул на часы. Стрелки показывали начало девятого.

«Девятый час, девятый час, девятый час»,- ритмично отстукивало в какой-то клеточке мозга.

Игорь сел на кровати и стал искать тапочки. Куда они могли подеваться? С вечера же их вот сюда ставил, а сейчас нет.

А в мозговых извилинах шла работа – девятый час, девятый час. И вдруг стоп – девятый час?!

Игорь с испугом снова взглянул на часы. Да, никакой ошибки, стрелки неумолимо показывали именно девятый час.

«Как же так?! Что случилось? Почему все спят?» И догадка – «Опять Скрипичкина проспала! Точно! А ведь клялась, что с ней никогда больше такого не случится».

Игорь быстро оделся, выскочил из палатки.

Скрипичкина – единственная женщина в бригаде. У нее отдельная палатка метрах в пятидесяти от «командирской». Игорь подошел к палатке вплотную и прислушался. Так и есть. Спит.

– Товарищ Скрипичкина! Светлана Ивановна!

– Да, – послышался сонный голос, – это вы, Игорь Николаевич? Доброе утро.

– Вы одеты? – вместо приветствия спросил Игорь.

– Не-ет, но я под простыней. Можете входить.

– Одевайтесь немедленно!

Игорь побежал обратно в свою палатку – будить Митрича. Пусть Волков сообразит что-нибудь пожевать, да побыстрее – и так выход на работу сегодня задержится часа на два, не меньше.

Митричу не пришлось долго объяснять, в чем дело. Он тут же вскочил на ноги.

– Ты это того, Игорюха, – вдруг сказал просительно Волков, – не ругай ее очень-то. Может, заболела она?

Игорь удивленно взглянул на Митрича и с прямотой, свойственной старым друзьям, спросил:

– Влюбился, Гришка?

– Не знаю, – сконфузился Волков, – а вообще не твое дело.

Из палатки они вышли вместе. Волков направился под навес, где находилась «кухня-столовая», а Мартьянов пошел выяснять отношения со Скрипичкиной.

– …Оделись, Светлана Ивановна?

– Заходите, Игорь батькович.

Но Мартьянов опять не воспользовался приглашением.

– Вы почему проспали, товарищ Скрипичкина?! – строго спросил он, – Ночь мала, что ли?!

– Проспала? – Светлана секунду помолчала, затем жалобно проговорила: – Должно быть, продуло меня, Игорь Николаевич. Такал слабость ужасная…

– Заболели?

– Грипп, наверное, у меня.

– И температура есть? – недоверчиво спросил Игорь.

– Сейчас какой-то новый грипп ходит. Говорят, из Африки привезли, бестемпературный… Ох!!! – вскрикнула она.

– Что случилось? – испугался Игорь.

– В бок что-то стрельнуло, Игорь Николаевич. Вот уже отпустило.

«Должно быть, и вправду заболела, – думает Игорь. – А может, и нет? В прошлый раз тоже жаловалась на простуду, а оказалось…»

– Ладно, – решил Мартьянов, – вы лежите пока, а я попозже врача подошлю.

И Игорь поспешил под навес, откуда доносился бас Митрича, сзывающий монтажников к завтраку.

© Copyright: Михаил Лезинский, 2007

Свидетельство о публикации №2709040007

Список читателей Версия для печати Заявить о нарушении правил

Рецензии

Написать рецензию

Где-то Вы писали, что у Вас нет ничего кроме таланта. Неправда! Мастерство приобрелось с годами, а стиль! не нужно быть графологом, чтобы доказать Ваши авторские права! ЭТО ВАШЕ, ОЧЕ ВИДНО.

С уважением,

Ирина Январская 05.09.2007 03:48 • [Заявить о нарушении правил]

Добавить замечания

Так то я отгавкивался от Наглого Мяу , усомнившегося в моём таланте . Но , вы правы мадам Клевер , и мастерство с годами мал-малл появилось .

А " мастерство Лезинского ", как заметила книгоиздатель и литературный критик Валентина Макарова , "не пропьёшь"! А женщинам я почему-то больше доверяю .

Дед Мыша , ужас , какой доверчивый мужчинка .

Глава четвёртая БЫЧКИ В ТОМАТЕ

– Хлопцы! Завтракать!

Монтажники подходят к раздаче и недовольно крутят носами.

– Опять бычки в томате?

– И чай, – добавляет Митрич. – Чаечку не попьешь – не поработаешь.

– Разве это пища для рабочего человека? – жалуется Колька Снегирев.

Снегирев вытащил из банки бычка и поднял его над головой. Схваченная за голову двумя пальцами рыбка, казалось, вот-вот запищит от боли и попросит пощады. Яркие капли томата, радужно поблескивая на солнце, скатывались в жухлую траву, создавая видимость слез. Монтажники, хмурясь, смотрели на рыбьи страдания и вполне разделяли слова Лохматого:

– …Что ж это получается? Одним, значит, погулять хочется (кивок в сторону палатки Скрипичкиной), а другим страдать приходится. Почему опять консервы на завтрак! Чтоб они провалились, чертовы бычки!

Митрич пытается отделаться шуткой и тут же экспромтом выдает поэтическую продукцию:

– Ах, вам нужны бифштексы и лангеты,

Иль, может быть, пожарские котлеты?

Ну нет, мой друг, любителю-поэту ,

сказать спасибо нужно и за это!

– Целуй руку, раб божий Николай, – и Митрич протягивает Снегиреву свою великанскую длань, покрытую колечками рыжеватых волос. Ручка у Волкова – есть на что посмотреть!

Снегирев, безнадежно махнув рукой («что, дескать, с ним разговаривать»), отходит в сторону, а вместо него в разговор вступает Олег Синельников:

– А Жозефина где?! Дрыхнет?

По такому вступлению сразу становится яс¬но, что Синельников тоже не является поклонником бычков в томате.

– Фу ты, нельзя же так грубо, – морщится Митрич, – ты же, можно сказать, наш духовный отец , комсомольский бог… Ты. же золотой парень. Но Синельников не замечает тонкой лести, он настроен воинственно и собирается переходить в наступление. Мартьянов видит это и приходит на помощь другу.

– Ей что-то сегодня нездоровится, в бок стреляет и прочее…

Волков благодарно смотрит на Игоря, но тот отводит глаза, и в сердце Митрича сразу же поселяется беспокойство. «Что это Мартьянов засмущался? Что он делал так долго возле палатки? Уж не пытается ли он приударить за Скрипичкиной? Почему вдруг он взялся ее защищать?» Целый рой мыслей закружился в голове Волкова. И, не находя ответа на свои вопросы, Митрич помрачнел. Перемена в его настроении произошла так быстро, что это было замечено всеми, а Олег Синельников решил, что эта перемена является прямым результатом его гнев¬ной, полной убийственного сарказма речи. Олегу даже стало немного жаль Митрича, жаль, что тот принимает все так близко к сердцу, но что поделаешь, такая уж работа секретарская – резать правду-матку в глаза.

Митрич больше не пытается шутить, он молча берет черпак и разливает кипяток по чашкам. Разливает и думает: «Из-за кого приходится выслушивать нотации?! Из-за какой-то поварихи приходится терпеть. И что в ней хорошего? Ничего. Ишь ты, как за нее Игорь заступается – больна. Знаем мы ее болезни. Вот уж- придет сюда – я ей задам, на этот раз она меня не проведет».

Думает так Митрич и вздыхает. А вздыхает потому, что отлично знает: ничего он не скажет Скрипичкиной. Не скажет он «этой Светке» ни слова. И все потому, что она ему нравится. Нравится, и все. И ничего с этим не поделаешь.

Завтрак продолжается.

Лукьяненко с Синельниковым получают банку консервов на двоих, наливают в кружки кипяток и тут же, у котла, садятся завтракать.

Лукьяненко зол, как сто тысяч чертей, получивших по пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Он всегда злится, когда недоспит, переспит и когда голодный. А от такого завтрака разве будет хорошее настроение?! Мухи и те бы злились, если их кормить бычками в томате. Когда Жора злится, лучше его не задевать. Пошипит, пошипит и перестанет.

Но Олег Синельников не хочет считаться с Жориными привычками и, слегка подтолкнув того, с ехидством спрашивает:

– Что, Жоржик, завтрак не нравится? У папочки лучше был?

Нижняя губа у Лукьяненко презрительно вытягивается вперед, и он тоном человека, две недели не видевшего пищи, отвечает:

– Я молчу. Я человек подневольный. Я каторгу отбываю. Мне и томатные бычки – роскошь. А вот вы…

– Ты о себе заботься, – перебивает его Синельников.