Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

• Название: Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях
• Автор: Михаил Левидов
• Издательство: Книга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Всем знакомы с детства «Путешествия Гулливера». И гораздо меньше знаком нам их автор – Джонатан Свифт, человек, публицист, политик, один из величайших умов своего времени. В книге Мих. Левидова он предстает перед нами со всеми своими надеждами и разочарованиями, окруженный сложными интригами, борьбой честолюбий и противоречий. Глубоко воссоздана в книге эпоха с ее спорами и страстями. Книга М. Левидова впервые вышла в 1939 году, была переиздана в 1964 году, высоко оценена читателями и специалистами.

Издание иллюстрировано. Адресовано широкому кругу читателей.

---

Раздражение и испуг были основным тоном реакции на свифтовский памфлет. Для англиканской церкви – насквозь оппортунистической организации – чуждым и страшным должен был показаться свифтовский максимализм, безудержное его стремление высказать всю горькую правду о положении религии в стране, презрительное его нежелание замалчивать неприятные истины. Ведь такая защита религии – яростное обвинение иерархических верхов церкви, непримиримое обличение их реальной политики: сохранить видимость, отказываясь от существа. Такой союзник совсем не нужен был руководителям церкви – он только им мешал.

Для политических же деятелей – и вигов и тори – свифтовский сарказм звучал личным выпадом. Слишком ясно было, что не религию защищает против них автор, а основные принципы социальной и личной морали, те самые принципы добродетели, честности, долга, которые называет он изжитыми предрассудками и места которым не было ни в их жизненной практике, ни в мировоззрении.

Но и на ласкового буржуазного моралиста вроде Аддисона самое удручающее впечатление должен был произвести свифтовский памфлет. Человек с хорошим литературным вкусом, он не мог не отдать должного грандиозному таланту своего коллеги.

Но как должна была раздражать и пугать благонамеренного моралиста наивность бешеного священника, так яростно и бестактно говорящего о том, что всем умным людям давно известно! И он, Аддисон, будет защищать мораль и добродетель в своих нравоучительно-сатирических журналах, но будет это делать по принципу «каждого данного случая», по деловому всякий раз поводу, направляя свои обличения в конкретный адрес… А у Свифта адресат – вся Англия! Его страна, его народ, его век! Нет, Аддисону не по дороге со Свифтом, и не потому, что Аддисон – виг, а Свифт ссорится с вигами, а потому, что Свифт ссорится вообще со всей эпохой, что он определенно не «свой»…

Но кому же было со Свифтом по дороге, для кого он был свой?

Если политические его памфлеты политически отдалили его от господствующей партии, то «Опыт доказательства» отдалил его не только от вигов, но вообще от всех «здравомыслящих людей».

Полтора с лишним года – с ноября 1707 по июль 1709 – пробыл Свифт в Лондоне. Приехал – мечтателем, уехал – банкротом.

Неудачи – крах – банкротство повсюду.

Так как же Свифту, столь владеющему даром обобщения, не попытаться обобщить причины неудач, не задуматься над основным вопросом: нет ли чего-то в корне порочного в его стремлении идти нога в ногу с веком, заниматься позитивной работой в рамках этого общества, в условиях этой среды…

Казалось бы, так очевиден этот вопрос, и, однако, нет данных, что он встал перед Свифтом в этот период. Не исполнились еще сроки. Но если б и было так, если б и решил, хотя бы подсознательно, Свифт «отрясти прах со своих ног», то потускнело такое решение в ослепительном свете следующей главы его жизни!

Изумительная глава! Ирония истории продиктовала эту главу, трагикомическую эпопею величия и падения…

Однако вклинивается тут интермедия – и сугубо театрального характера. Интермедия, свидетельствующая, что герой трудной жизни, Джонатан Свифт, сумел бы превратить ее в серию сменяющих одна другую легких забав.

Глава 9 Свифт просто забавляется

Ни небо, ни земля, ни самый ад —

Такого демона, как вы,

не сотворят!

Мольер

Когда острят и занимают деньги —

полезно заставать людей врасплох.

Гейне

Легкие забавы больших людей…

Как часто они лишь материал для подстрочных примечаний, вежливый кивок биографа любителям «развлекательного чтения». Но жизнь человека, каким бы значительным он ни был, разве можно механически делить: вот текст жизни, а вот примечания к нему?

Свифт же, словно намеренно, строил жизнь свою так, чтобы путать будущих биографов, просто провоцируя их на то, чтобы заносить страницы важнейшего текста по ведомству примечаний. Эти легкие, маленькие забавы, относимые обычно в рубрику «чудачеств Свифта», тесно переплелись с основным ее драматическим звучанием и никак не отделимы от единой ее темы, в них все та же свифтовская мысль, все та же свифтовская страсть.

И не то чтобы эти маленькие забавы, чудачества, мистификации были отражением, отзвуком больших дел. В совокупности своей они создали своеобразный театр, в котором единственным автором, режиссером и актером был он сам. Конечно, основным приемом этого театра была мистификация.

Мистификация – любимое оружие Свифта, характерный прием его стилистики: на мистификации построена значительная часть «Сказки бочки» и трагически серьезный памфлет об уничтожении христианства. Маленькая забава мистификационного порядка была толчком к возникновению «Размышлений о палке метлы», а как важен этот «эстрадный пустячок» для понимания пути Свифта.

Как никто в мировой литературе, умел он ненавидеть, как бы забавляясь, или забавляться, как бы ненавидя. Но ненависть и забава как-то не сочетаются – отсюда и возник соблазн отделять свифтовский «серьез» от свифтовских «забав». Этот соблазн нужно преодолеть, иначе не увидишь единого Свифта. И поэтому не в примечания, а в текст его жизни нужно отнести великолепную постановку свифтовского театра, его «реализованную шутку», вошедшую в историю мировой литературы под названием «памфлеты мистера Исаака Бикерстафа».

«Реализованная шутка» – что это такое?

Прекрасное английское выражение «practical joke» не так легко поддается переводу. Это и свидетельствует, что оно, очень английское, определяет некую специфическую черту английского национального характера.

И тут вспоминается другое характерное английское выражение, также трудно переводимое, но уже получившее право гражданства в русском языке. Легче будет понять, что же скрывается за «реализованной шуткой», «шуткой, сделавшейся конкретной», – так приблизительно нужно перевести practical joke, если вспомнить о знаменитом английском сплине. Сплин и реализованная шутка перекликаются: может быть, в борьбе со сплином и была создана реализованная шутка.

Аристофан усердно пользуется в своих комедиях, особенно в «Облаках» и «Птицах», приемом реализации метафоры, но реализовали ее действующие лица комедий – этим и создавался комический эффект для зрителя.

Но если перевести метафору, остроту, шутку из ее условного бытия в реальную жизненную повседневность, то есть уподобиться персонажу аристофановской комедии? Тогда и возникнет реализованная шутка. И это будет, очевидно, злая, мрачная, трагическая шутка.

Но если пойти еще дальше и сделать жертвой реализованной шутки не литературный персонаж, а подлинное, живое лицо? Если воспользоваться живым лицом как литературным персонажем, «обыграть» его в качестве литературного персонажа, перенеся таким образом свой метод литературного творчества в повседневную жизнь?

Лицо это вряд ли будет благодарно автору и данное литературное произведение, невольным героем которого оно явится, будет считать чем угодно – только не литературным произведением. И это значит, что не только литература обогатилась новым произведением, но и то, что блестяще удалась реализованная шутка.

Свифту удалось сделать героем литературного произведения живого человека и поставить его в максимально трагикомическое положение. Свифт по праву мог гордиться своей реализованной шуткой.

Джон Пэртридж (1644–1715) был все-таки незаурядным человеком. Подмастерье в сапожной мастерской в своей юности, он добился настойчивым трудом прекрасного знания латинского языка, овладел в известной мере греческим и еврейским, усвоил начатки медицины и в совершенстве ознакомился со средневековой литературой по астрологии и «черной магии». Он был корыстолюбив и славолюбив и хотел сделаться видным и признанным астрологом, продавать свои услуги по составлению гороскопов – предсказание о будущем человека, составленное на основании расположения звезд в момент его рождения. Старинная профессия астролога была весьма в ходу в эту эпоху, была уважаемой, прибыльной и хотя официально не признанной церковью, но все же безопасной.

Пэртридж энергично работал и добился многого. Начиная с 1680 года он регулярно выпускает свои альманахи с предсказаниями на предстоящий год. Был он, конечно, ловким шарлатаном, но нельзя ему отказать в литературных способностях. Он редактировал свои предсказания, касающиеся судеб видных общественных деятелей Англии и континента на предстоящий год, достаточно двусмысленно и даже многосмысленно: оставляя себе и шансы на успех предсказания, и хитроумные лазейки на случай провала. Составлялись эти альманахи достаточно бойко и расходились в довольно большом тираже. К началу века Пэртридж был человеком состоятельным, уважаемым сочленом книгоиздательского цеха и вообще довольно видной фигурой лондонского общества.