Константин Бадигин - Путь на Грумант

• Название: Путь на Грумант
• Автор: Константин Бадигин
• Жанр: Морские приключения

Эта книга рассказывает о малоизвестных страницах славной истории русского северного мореплавания и о природе Арктики. В литературную основу повествования положено действительное событие: шестилетняя зимовка мезенских зверобоев на одном из необитаемых островов архипелага Грумант (Шпицберген).

Кроме отдельных эпизодов, все, порою необычайные, приключения четверки отважных русских людей, не вымысел и даже не исключительный случай. Подобные происшествия и опасности постоянно сопутствовали походам мореходов-поморов — первых открывателей и исследователей неведомых земель Северного Ледовитого океана.

«Путь на Грумант» — первая часть работы о русских северных мореплавателях. Если читателя заинтересуют начальные главы освоения нашим народом суровых «полуночных стран» и дальнейшая судьба героев этой книги, он найдет продолжение в исторической повести «Чужие паруса».

---

Маленькая скорлупка одиноко чернела среди обступивших ее льдов. Сизая струйка дыма вилась рядом с мачтами, казавшимися тонкими иглами. Далеко было до лодьи.

Мореходы насквозь промокли, с одежды стекала вода, собираясь у ног небольшими лужицами. Все тяжело дышали от усталости. И почти невозможным казалось им то, что они только сейчас совершили. Молчание нарушил Алексей.

— Обед, видно, на лодье готовят… И мы отдохнем немного да перекусим. А уж сушиться после будем.

Он с наслаждением опустился на землю, освободил натруженные плечи от котомки и вынул завтрак, завернутый в чистую тряпицу. Остальные последовали примеру старшего, в то же время с любопытством оглядывая незнакомую землю.

В некотором расстоянии от них, справа и слева, на берегу возвышались приметные черные скалы, выступавшие в море небольшими мысами. Меж скал берег был плоским, отлогим. А дальше, вглубь острова, в двух-трех верстах он поднимался крутой стеной, образуя довольно высокое плато.

Кроме мхов и лишайников, не видно было почти никакой растительности. На первый взгляд все уныло, мертво. Только опытный глаз охотника мог определить по еле заметным следам, что здесь водятся животные.

Химков поднялся первым. Привычным движением оправил он сбившийся пояс, сдвинул поудобнее нож и вдруг вскрикнул, всердцах бросив шапку оземь.

Зная сдержанность кормщика, все с удивлением посмотрели на него.

— Маточку затерял!

Взволнованные мореходы обшарили все вокруг, но ничего не нашли.

— Должно, во льдах отвязалась… Пойдем, — вздохнул Алексей, — видать, горю не поможешь.

Поморы приступили к обследованию острова, пробираясь по берегу моря к югу. Едва успев свернуть за мысок, они увидели стадо диких оленей.

Степан схватился за пищаль.

— Не суйся, успеешь! Сначала дело сделаем. Забыл, что ли, товарищей? — сурово остановил его Химков.

Шарапов с сожалением опустил ствол, поглядывая на спокойно пасущееся стадо.

Промышленники продолжали путь, ко всему приглядываясь и прислушиваясь.

Но вот Алексей заметил как будто подходящее место для стоянки судна. Это был приглубый берег из мелкого галечника. Степан с небольшой льдинки проверил багром глубину.

— Ну-к что ж, и не глубоко и не мелко, как раз в аккурат, — спрыгнув с льдины на берег, объявил он, — а вон и камень торчит, надежная зацепа для якоря будет.

— Ну и ладно! Хорошо, удачливо сыскали, — радовался Химков. — Наших бы надо подбодрить. Давай, ребятушки, костер разжигать, сигнал подадим. На росплавах,[27] коли можно, пусть лодью с места двигают. Дело трудное, за одну воду не осилить.

Плавника на берегу было великое множество. Мореходы без трута сложили большой костер и вскоре высокий столб дыма поднялся над берегом. У костра было тепло и уютно, но кормщик торопил товарищей.

— Нечего дело волочить зря. Дальше пойдем. Может, и изба на счастье близко.

Однако впереди виднелись лишь темно-серые скалы, в беспорядке торчавшие по берегу. Тихо было вокруг. Только скрип торосящегося льда в море да шорох осыпавшегося под ногами песка и щебня нарушали безмолвие.

Вдруг Алексей остановился. Его зоркий взгляд приметил в узкой долине что-то похожее на постройку.

— Изба! — закричал Ваня и пустился к ней со всех ног.

Через полчаса все собрались у старой, давно заброшенной постройки.

Избушка стояла, слегка покосившись, и как бы раздумывала: упасть или еще подержаться немного? Бревна в стенах кое-где разошлись, образуя широкие, в ладонь отверстия. Конопатка давно вывалилась. Когда-то для тепла крыша была покрыта толстым слоем земли. Сейчас тесины местами сгнили, и земля провалилась. Там, где крыша еще сохранилась, разрослась полярная зелень.

Промышленники вошли в избу и, сняв шапки, перекрестились. Понемногу глаза привыкли к полумраку, и можно было рассмотреть помещение. Оно делилось на две части: первая поменьше — сени, и вторая попросторнее — горница, с большой печью налево от двери. Печь была сложена из нетесаных камней, когда-то слепленных глиной. Потолок избы почернел от копоти, а нижняя часть стен до уровня окон была чистая, как будто вымытая. В те времена такие избы были обычными на зимовках. Труб не ставили, и дым из печки выходил наружу прямо через двери или окна. В стенах горницы, почти под потолком, светились три небольших, грубо вырубленных окна. Почерневшие доски, видимо ставни, валялись на полу. Вдоль стен виднелись лавки — полати.

Шарапов потрогал рукой покосившуюся дверь.

— Много лет тут никто не жил. Древняя постройка-то.

— А руки на что? Поправим избу, любо-дорого будет, — уверенно пробасил Федор.

— Гляди-ка, бревна какие крепкие, гнилых почти нигде не видать, — откликнулся из другого угла избы Ваня.

— На то и север, море Студеное. Тут дерево тысячу лет лежать может и не струхлявится, — пояснил Алексей.

Место зимовья промышленникам не понравилось, но изба была подходящая. А самое главное — есть сени, они сохранят тепло во время зимних морозов. Правда, сейчас по избе гулял ветер, засвистывая в щелях, но это не беспокоило поморов, сызмальства привыкших владеть топором.

Вскоре около избы жарко запылал костер, закипел котелок, прихваченный хозяйственным Федором. Сытые, в просушенной одежде, мореходы расположились в горнице на полатях. Уже начиная дремать, Химков окликнул сына:

— Ванюха, двери прикрой покрепче. Коли ошкуй в гости пожалует, пусть постучится сначала… да пищаль приготовь.

Ваня нашел валявшиеся поблизости от избы куски дерева, жерди и хитроумно укрепил дверь.

Уставшие промышленники погрузились в глубокий сон…

Вскоре после ухода Алексея напор льда на «Ростислав» еще усилился. То там, то здесь дыбились новые и новые торосы, у кормы лед со скрипом громоздился на борт, грозя обломать руль. Судно тяжело вздрагивало и медленно ворочалось под ударами льда и ветра.

Спустившись в трюм, старый Клим обнаружил воду, выступавшую на стлань. Вода сочилась, пробивалась через ослабевшие пазы корпуса.

Захлебываясь, заработала деревянная помпа, со стоном выкачивая из трюма воду. Поморы не жалели рук, налегая на рычаг.

Но лед все крепче стискивал лодью. Отбиваясь от наседавшего со всех сторон врага, мореходы с нетерпением и надеждой поглядывали на остров.

Вот на лодье увидали сигнал с берега. Дымный столб чуть левее двух черных скал указывал, куда вести судно.

— Где лодья ни рыщет, а у якоря будет! — повеселел Колобов. — Верно, ребята, пословка-то говорит?

Труден будет путь. Дождавшись полной воды прилива, потащат поморы вперед лодейный якорь, закрепят его за крепкую льдину, потянут свой корабль по узким разводьям, медленно ворочая воротом. Пешнями и топорами будут расчищать дорогу.

Но не суждено лодье быть у якоря… Ночью ветер перешел в шторм и круто изменил направление. Льдины яростно поползли на борт, ломая и кроша дерево.

Обшивка корпуса стала расходиться, образовались широкие щели. Льды, исковеркав и сорвав с петель руль, набивались под днище, подымая корму. Тщетно пытались поморы баграми остановить наступление льда. Нос судна быстро повалился вниз, на мгновение задержавшись коротким бревном бушприта за торос. Но только на мгновение… Вместе с оторвавшимися досками обшивки и частями креплений бушприт рухнул на лед. С грохотом, ломая переборку, посыпались на нос камни из «балансного ящика», еще больше приподнялась корма. Выворачивая и ломая палубу, упала передняя мачта. Из разрушенной поварни валилось на лед имущество мореходов. Покатились глиняные миски, разбилась на куски кирпичная печь. Повисли в беспорядке изорванные и спутанные снасти. Вот грот-мачта пошатнулась и нагнулась вперед, расползлись по швам раздавленные карбасы, раздался приглушенный водой треск, и внутрь корпуса хлынул студеный поток…

Откачивать воду было уже бесполезно.

— Ребята! — крикнул Колобов. — Лодью не спасти. Выходи на лед!.. Забирай припасы!..

Мореходы бросились было к трюму, но, глянув на гнувшиеся и трещавшие опруги, заколебались.

— Не хоронись от смерти, смерть труса ищет! — хлестнули по сознанию слова Колобова. В накинутом на плечи полушубке, без шапки, он стоял на вздыбленной корме, ухватившись рукой за ванты.

Через мгновение поморы были в трюме, хватали все, что еще не покрыла вода, и сбрасывали на лед.

И вот, что можно было сделать, — сделано. Промышленники сошли на лед и сняли шапки перед гибнущим судном.

Сгорбился и опустил голову Клим Зорькин. Мозолистые, не ослабевшие еще за долгую жизнь руки его сейчас беспомощно повисли. Тяжело было у него на сердце, жалко сморщилось лицо старика, слезинки запутались в седой бороде.

«Эх, „Ростислав“!.. Вот ведь как лодью жалко. Кабыть не ее, тебя самого льдом ломает!»

…судно тонуло. Поморы собирали разбросанное на льду снаряжение…

Исковерканное судно тонуло. Поморы собирали разбросанное на льду снаряжение, готовились идти на берег.