Рэй Бредбери - Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953

• Название: Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953
• Автор: Рэй Бредбери
• Жанр: Научная Фантастика

В этом сборнике писатель позволяет себе отойти от научной фантастики, публикуя реалистичные истории, сказки и детективы, а фантастические рассказы сводя к зарисовкам («Вышивание»). Отличная книга, в которой видны, пожалуй, все грани Брэдбери-прозаика. В 2005-м году был переиздан под названием «И грянул гром» в преддверии выхода экранизации этого рассказа.

---

– Что же, так и записать?

– По смыслу это совершенно точно. Я решил убить его, умертвить. Дом у меня, знаете, чудо техники: разговаривает, поет, мурлычет, сообщает погоду, декламирует стишки, пересказывает романы, звякает, брякает, напевает колыбельную песенку, когда ложишься в постель. Станешь под душ – он тебя глушит ариями из опер, ляжешь спать – обучает испанскому языку. Этакая болтливая нора, в ней полно электронных оракулов. Духовка тебе лопочет: "Я пирог с вареньем, я уже испекся!" – или: "Я – жаркое, скорей подбавьте подливки" – и прочий младенческий вздор. Кровати укачивают тебя на ночь, а утром встряхивают, чтоб проснулся! Этот дом терпеть не может людей, верно вам говорю! Парадная дверь так и рявкает: "Сэр, у вас башмаки в грязи!" А пылесос гоняется за тобой по всем комнатам, как собака, не дай бог уронишь щепотку пепла с сигареты – мигом всосет. О боже милостивый!

– Успокойтесь, – мягко посоветовал психиатр.

– Помните песенку Гилберта и Салливена "Веду обидам точный счет, и уж за мной не пропадет"? Всю ночь я подсчитывал обиды. А рано поутру купил револьвер. На улице нарочно ступал в самую грязь. Парадная дверь так и завизжала: "Надо ноги вытирать! Не годится пол марать!" Я выстрелил этой дряни прямо в замочную скважину. Вбежал в кухню, а там плита скулит: "Скорей взгляни! Переверни!" Я всадил пулю в самую середку механической яичницы, и плите пришел конец. Ох, как она зашипела и заверещала: "Я перегорела!" Потом завопил телефон, прямо как капризный ублюдок. И я сунул его в поглотитель. Должен вам заявить честно и откровенно: я ничего не имею против поглотителя, он пострадал за чужие грехи. Теперь-то мне его жалко – очень полезное приспособление, и притом безобидное, словечка от него не услышишь, знай себе мурлычет, как спящий лев, и переваривает всякий мусор. Непременно отдам его в починку. Потом я пошел и пристрелил коварную бестию телевизор. Это Медуза: каждый вечер своим неподвижным взглядом обращает в камень миллионы людей, это сирена – поет, и зовет, и обещает так много, а дает ничтожно мало… но я всегда возвращался к ней, возвращался и надеялся на что-то до последней минуты, и вот – бац! Тут моя жена заметалась, точно безголовая индюшка, злобно закулдыкала, завопила на всю улицу. Явилась полиция. И вот я здесь.

Он блаженно откинулся на спинку стула и закурил.

– Мистер Брок, отдавали ли вы себе отчет, совершая такие преступления, что радиобраслет, репродуктор, телефон, радио в автобусе, селектор у вас на службе – все это либо чужая собственность, либо сдается напрокат?

– Я и опять бы это проделал, верное слово.

Психиатр едва не зажмурился от сияющей благодушной улыбки пациента.

– И вы не желаете воспользоваться помощью Службы душевного здоровья? Вы готовы за все ответить?

– Это только начало, – сказал Брок. – Я знаменосец скромного меньшинства, мы устали от шума, оттого, что нами вечно помыкают, и командуют, и вертят на все лады, и вечно глушат нас музыкой, и вечно кто-нибудь орет – делай то, делай это, иди туда, теперь сюда, быстрей, быстрей! Вот увидите. Начинается бунт. Мое имя войдет в историю!

– Гм-м… – психиатр, казалось, призадумался.

– Понятно, это не сразу сделается. На первых порах все были очарованы. Великолепная выдумка эти полезные и удобные штуки! Почти игрушки, почти забава! Но люди чересчур втянулись в игру, зашли слишком далеко, все наше общество попало в плен к механическим нянькам – и запуталось, и уже не умеет выпутаться, даже не умеет само себе признаться, что запуталось. Вот они и мудрствуют, как и во всем прочем: таков, мол, наш век! Таковы условия жизни! Мы – нервное поколение! Но помяните мое слово, семена бунта уже посеяны. Обо мне раззвонили на весь мир по радио, показывали меня и по телевидению, и в кино – вот ведь парадокс! Дело было пять дней назад. Про меня узнали миллиарды людей. Следите за биржевыми отчетами. Ждите в любой день. Хоть сегодня. Вы увидите, как подскочит спрос на шоколадное мороженое!

– Ясно, – сказал психиатр.

– Теперь, надеюсь, мне можно вернуться в мою милую одиночную камеру? Я намерен полгода наслаждаться одиночеством и тишиной.

– Пожалуйста, – спокойно сказал психиатр.

– За меня не бойтесь, – сказал, вставая, мистер Брок. – Я буду сидеть да посиживать и наслаждаться мягкой фланелью в ушах.

– Гм-м. – промычал психиатр, направляясь к двери.

– Не унывайте, – сказал Брок.

– Постараюсь, – отозвался психиатр.

Он нажал незаметную кнопку, подавая условный сигнал, дверь отворилась, он вышел в коридор, дверь захлопнулась, щелкнув замком. Он вновь шагал один по коридорам мимо бесчисленных дверей. Первые двадцать шагов его провожали звуки "Китайского тамбурина". Их сменила "Цыганка", затем "Пасакалья" и какая-то там минорная фуга Баха, "Тигровый рэгтайм", "Любовь – что сигарета". Он достал из кармана сломанный радиобраслет, точно раздавленного богомола. Вошел к себе в кабинет. Тотчас зазвенел звонок и с потолка раздался голос:

– Доктор?

– Только что закончил с Броком, – отозвался психиатр.

– Диагноз?

– Полная дезориентация, но общителен. Отказывается признавать простейшие явления окружающей действительности и считаться с ними.

– Прогноз?

– Неопределенный. Когда я его оставил, он с наслаждением затыкал себе уши воображаемыми тампонами.

Зазвонили сразу три телефона. Запасной радиобраслет в ящике стола заскрипел, словно раненый кузнечик. Замигала красноватая лампочка, и защелкал вызов селектора. Звонили три телефона. Жужжало в ящике. В открытую дверь вливалась музыка. Психиатр, что-то мурлыча себе под нос, надел новый радиобраслет, щелкнул селектором, поговорил минуту, снял одну телефонную трубку, поговорил, снял другую трубку, поговорил, снял третью, поговорил, нажал кнопку радиобраслета, поговорил негромко, размеренно, лицо его было невозмутимо спокойно, а вокруг гремела музыка, мигали лампочки, снова звонили два телефона, и руки его непрестанно двигались, и радиобраелет жужжал, и его вызывали по селектору, и с потолка звучали голоса. Так провел он остаток долгого служебного дня, овеваемый прохладным кондиционированным воздухом, сохраняя то же невозмутимое спокойствие; телефон, радиобраслет, селектор, телефон, радиобраслет, селектор, телефон, радиобраслет, селектор, телефон, радиобраслет, селектор, телефон, радиобраслет…

The Murderer 1953 (Убийца)

Переводчик: неизвестен

Музыка сопровождала его по белым коридорам. Он прошел несколько дверей с надписями: на одной – "Вальс веселой вдовы", на другой – "Полуденный сон фавна", на третьей – "Поцелуй меня еще раз"… Свернул в боковой коридор, и тут дробью барабанов, дребезжанием чугунков, кастрюль, ножей, вилок, словом, громом металла ему в уши ударил "Танец с саблями". Все это заглохло, как только он спешно вышел в вестибюль. Здесь завороженная Пятой симфонией Бетховена разместилась секретарша, она даже не заметила, когда он промелькнул у нее перед глазами.

Зазвенел наручный радиотелефон.

– Слушаю.

– Папа, это Ли. Не забудь вовремя прислать мне деньги.

– Ладно, сынок. Ладно. Я очень занят.

– Только не забудь, папа, – просил голос по радио, но его заглушила музыка из "Ромео и Джульетты" Чайковского и заскользила по длинному коридору.

Психиатр шел по этому коридору, а он гудел, будто улей. Мелодии накладывались одна на другую. Стравинский соревновался с Бахом, Гайдн напрасно пытался выстоять против Рахманинова, Дюк Эллингтон расправлялся с Шубертом. Психиатр кивал секретаршам, которые мурлыкали себе под нос, и врачам, которые бодро насвистывали, спеша на работу. У себя в кабинете психиатр вместе со стенографисткой, тоже тихо напевающей, просмотрел кое-какие бумаги. Потом позвонил на верхний этаж капитану полиции. Через несколько минут вспыхнула красная лампочка, и откуда-то из-под потолка прозвучал голос:

– Арестованный доставлен в комнату номер девять.

Психиатр отомкнул двери камеры, вошел и услышал, как они клацнули позади.

– Убирайтесь прочь, – сказал арестованный, улыбаясь.

Его улыбка поразила психиатра. Такая жизнерадостная, приветливая и теплая, она будто осветила помещение. Рассвет в темном ущелье, полнолуние глубокой ночью – такой была эта улыбка. Голубые глаза спокойно сияли над ослепительно белой полоской зубов.

– Я пришел помочь вам, – сказал психиатр, хмурясь. Что-то в комнате было не так. Он почувствовал это, лишь только вошел. И сейчас с недоумением оглядывался вокруг. Арестованный засмеялся:

– Если вас удивляет, почему тут так тихо, то я только что разбил радио.

"Агрессивный", – подумал врач. Угадав его мысль, арестованный усмехнулся и успокоительно поднял руку:

– Нет, нет, я воюю только с шумными аппаратами.

На сером линолеуме были разбросаны обрывки проводов и детали настенного радиоприемника. Не обратив на это внимания и чувствуя на себе усмешку, будто тепло от рефлектора, психиатр сел напротив пациента в непривычной тишине, как бы предвещавшей бурю.