Лино Алдани - Антология фантастических рассказов. Том 5

• Название: Антология фантастических рассказов. Том 5
• Автор: Лино Алдани
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1966

Библиотека современной фантастики в 15-ти томах. Том 5.

Содержание:

ГЕОГРАФИЯ ФАНТАСТИКИ. М.Емцев, Е.Парнов … 5.

Лино Алдани. ОНИРОФИЛЬМ. Перевод с итальянского А.Васильева и Л.Вершинина … 15.

Кшиштоф Борунь. ВОСЬМОЙ КРУГ АДА. Перевод с польского Е.Вайсброта … 45.

Пьер Буль. БЕСКОНЕЧНАЯ НОЧЬ. Перевод с французского В.Козового … 155.

Марсель Эме. ТАЛОНЫ НА ЖИЗНЬ. Перевод с французского Т.Исаевой … 194.

Вацлав Кайдош. ОПЫТ. Перевод с чешского З.Бобырь … 211.

Фридрих Дюрренматт. ОПЕРАЦИЯ «ВЕГА». Перевод с немецкого П.Мелковой … 231.

Саке Комацу. ЧЕРНАЯ ЭМБЛЕМА САКУРЫ. Перевод с японского З.Рахима … 269.

Синити Хоси. КОГДА ПРИДЕТ ВЕСНА. Перевод с японского З.Рахима … 311.

---

Именно эта автоматическая словесная демагогия предшествует приказу обрушить на мирных и мужественных людей груз водородных бомб в кобальтовых оболочках. Вуд афористичен, как Талейран и в то оке время узко запрограммирован, как робот Проволочный каркас из лжи и цинизма, расцвечиваемый в зависимости от надобности суррогатами человеческих чувств и эмоций. Остальные участники полета на Венеру еще более схематичны. Каждого из них автор сделал олицетворением того или иного социального института. Все их действия заранее предопределены и неизбежны, как неизбежна и заранее предопределена атомная бомбардировка Венеры.

Другими приемами исследует грядущее японский писатель Сакъе Комацу. Сквозь атомный пепел и обломки милитаризма пробивается зеленый росток. Суждено ли ему вырасти? Во что он превратится? В уродливого мутанта? Или надежда все же есть?

Лицом к лицу столкнулся японский мальчик с непостижимой для него службой времени. Временные экраны рассекают повествование. Под разными углами проецируют возможное будущее. И как маленький мир, вобравший в себя вселенную, многогранен и изломан мозг японского мальчика, стремящегося отдать жизнь за императора.

Японию по справедливости можно назвать «четвертой фантастической державой». Фантастическая литература Японии богата и разнообразна. Встречаются чисто традиционные произведения, навеянные богатым опытом волшебных повествований средневековья. Впрочем, даже авангардистские произведения тоже окрашены национальным своеобразием. Но много и таких произведений, в которых о Японии напоминают лишь имена героев. Влияние англо-американской фантастики легко проследить и на представленном в сборнике юмористическом рассказе Синити Хоси «Когда придет весна».

С польской научно-фантастической литературой советский читатель знаком в основном по книгам Ст. Лема, у которого в нашей стране миллионы горячих поклонников. Им, безусловно, будет интересно познакомиться с творчеством еще одного польского фантаста, Кшиштофа Боруня. Повесть Боруня «Восьмой круг ада» следует отнести к категории философской фантастики. Переместив инквизитора Модестуса Мюнха из средневековья в коммунистическое общество, писатель меньше всего заботится о хитроумных поворотах сюжета, о внешней занимательности. Он нарочито отвергает путь научного детектива, ставя читателя перед свершившимся фактом на первых же страницах. Этим он как будто предупреждает, что разговор пойдет об очень серьезных проблемах человеческой морали. Это вечные темы: добро и зло, борьба идеологий, схватки прошлого с настоящим. И вечно будут черпать в них вдохновение художники. Боруню удалось раскрыть эту тему по-своему, умно, тактично, убедительно. Он показал нам интереснейший процесс духовной эволюции средневекового изувера, попавшего в общество, где восторжествовали самые высокие проявления человеческих отношений. Эволюция Мюнха заставляет о многом задуматься. Человек связан с обществом сложной системой обратных связец. Некоторые из этих связей и сумел вскрыть Борунь, воспользовавшийся в своей интересной повести традиционным приемом фантастики.

Рассказ чехословацкого фантаста Вацлава Кайдоша «Опыт» переносит нас в мрачную лабораторию доктора Фауста. Но знакомые всем события средневековой легенды окрашиваются холодным светом космической техники. Этот свет не терпит теней и полутонов. Вот почему и сам доктор Фауст предстает перед нами совсем иным, не похожим на того мужественного, сурового гения, каким он запечатлен в нашем воображении.

Вообще идея вмешательства космических пришельцев или людей из будущего в легендарные, сказочные события часто бралась на вооружение многими фантастами. Айзек Азимов как-то заметил, что любой миф можно превратить в фантастический рассказ, заменив вмешательство богов вмешательством науки. В этом отношении рассказ Кайдоша не является исключением из общего правила. Но он интересен для нас именно трактовкой Фауста. Глубоко символично, что независимый партнер Мефистофеля, человек, повелевавший незримым миром духов в столкновении с моралью общества, которое стоит неизмеримо выше сушествующего, выглядит слабым и жалким. Это сближает «Опыт» с повестью Боруня. И не случайно, что именно польский и чехословацкий писатели сумели, каждый по-своему, показать могучую силу высокой человеческой морали.

Узор калейдоскопа возникает случайно. Не в нашей воле добиться появления самого совершенного орнамента. Так же случаен и произволен лик будущего в представлении отдельных фантастов. Будущее обусловлено множеством ускользающих от нашего знания причинно-следственных связей. По в нашей воле верить и надеяться, работать и готовиться к встрече с гармоничным будущим, светлый контур которого вырисовывается сегодня.

Разноцветные стекла современности порой складываются в черный крест расизма или грибообразное облако атомного взрыва. Закон возникновения того или иного рисунка бесконечно сложен, причины таинственны, следствия трагичны. Не раз и не два из темной глубины стекла на нас взглянет ужас, отчаяние и бессилие человека современного мира. Об этом пишут итальянцы, японцы, французы. Совсем другой свет, свет мудрой веры в человека и его силы, льется со страниц произведений писателей социалистических стран. Здесь, пожалуй, теряет смысл аналогия с калейдоскопом. Случайность уступает место необходимости, произвол сменяется целенаправленными усилиями доброй воли, растерянность отступает перед уверенностью. Мысль и воля людей творят будущее. Оно всегда создается сегодня.

М.ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ

ИТАЛИЯ

ЛИНО АЛДАНИ ОНИРОФИЛЬМ

Комбинезоны, голубые и серые, двигались вдоль шоссе. Голубой и серый, других красок не было. Не было ни магазинов, ни контор, ни одного бара, ни даже витрины с игрушками или парфюмерией. Время от времени в закопченной стене, поросшей мхом и заваленной мусором, открывалась вращающаяся дверь в лавку. Там были «сновидения»: онирофильм — счастье на любую цену, доступное всем; там была нагая Софи Барлоу для каждого, кто захотел бы ее купить.

Их было семеро, они приближались к нему с разных сторон. Одного он с невероятной силой ударил кулаком в челюсть, тот покатился по ступенькам из зеленого мрамора. Другой, высокий и мускулистый, подскочил снизу, размахивая дубиной. Внезапно пригнувшись, он уклонился от удара, крепко обхватил раба и швырнул его на колонну храма. Он уже приготовился разделаться с третьим, но тут горло его сжало, словно тисками. Он пытался освободиться, но третий раб вцепился ему в ногу, а еще один повис на левой руке.

Его волокли по земле. Со дна громадной пещеры доносились ритмичные звуки цитр и табла — напряженная, навязчивая музыка, полная пронзительных завываний.

Раздев пленника догола, рабы привязали его у алтаря. Потом они разбежались по галереям, которые, точно глазницы черепов, пронзали стены пещеры. Сильно пахло смолой, мускусом и миррой; от факела, треножника и подвесных курильниц шел возбуждающий, чувственный запах.

Когда появились танцующие девушки, музыка на мгновение смолкла, но тут же зазвучала сильнее, а откуда-то издалека донеслось женское пение. Начался разнузданный, пьянящий танец. Одна за другой проплывали мимо него девушки, чуть касаясь его живота, лица, груди легкими покрывалами и длинными, нежными перьями головных уборов. Диадемы и ожерелья переливались в полутьме.

Наконец покрывала упали, медленно, по одному. Он увидел упругие груди и почти ощутил податливость тел, извивающихся перед ним в круговороте неудовлетворенного сладострастия.

Внезапно долгий и леденящий душу звук гонга прервал танец. Цитры затихли. Танцовщицы, словно призраки, растворились в глубине пещеры, и в наступившей тишине появилась прекраснейшая жрица в леопардовой шкуре. Ее голые ноги были маленькие и розовые, в руке она сжимала длинный голубоватый кинжал. Черные, глубокие и очень живые глаза жрицы, казалось, проникали в душу.

Долго ли тянулось это невыносимое ожидание? Кинжал томительно медленно резал путы, большие черные глаза, влажные и жаждущие, неотрывно разглядывали его, а слух ласкали бессвязные, тихо шелестящие слова.

Она потащила его к подножию алтаря. Шкура леопарда соскользнула на пол; сладострастно распростершись, жрица нежным и повелительным жестом привлекла его к себе.

* * *

Бредни выключил аппарат, снял пластмассовый шлем и вышел из кабины. Лоб и руки были влажные от пота, он тяжело дышал, сердце учащенно билось.

Двадцать техников, режиссеров и исполнительница главной роли подбежали к Руководителю и окружили его. Бредли посмотрел по сторонам, отыскивая кресло.