Дмитрий Белозерцев - Мифы из будущего

• Название: Мифы из будущего
• Автор: Дмитрий Белозерцев
• Жанр: Боевая фантастика

Сборник фантастических рассказов. Необычные обыденные приключения. Кто знает, где и что нас ждёт? Неожиданные встречи в самых обычных местах, красоту которых подчас в суете не замечаешь. Стоит лишь проснуться прежде, чем умереть и прожить свою созидательную жизнь, для которой рождён. Сделать свой сон явью, а мечту путеводной звездой.

---

Его слюни текли на песок, покрывавший эту жертвенную площадку на утёсе.

– Держитесь, пожалуйста. Солнце будет. Я солнце. Я вам помогу. Где болит у вас? – сын моря и солнца склонился над лежащим.

– Душа, – простонал сквозь сведённые зубы поэт, – Душа у меня болит.

Дёрнувшись он оттолкнул брыкающими в конвульсиях родов конечностями пришедшего ему на помощь.

– Ударь меня, – продолжил скулить, переходя на крик поэт, – Ударь. Прошу тебя. Ударь! Ногой. Мне полегчает. Ударь меня. Ударь. Ударь.

Ничего не оставалось делать. Смотреть на мучение бедняги было тяжело и сын моря и солнца переступил через себя. Он легонько пнул ногой корчившегося поэта в живот.

Перемена была разительной.

– Да как ты смеешь!? Смерд! Червяк! Убогая посредственность и серость! – взвился поэт.

Он вскочил на ноги и накинулся с кулаками на своего спасителя.

– Как ты смеешь бить искусство!? Ты ничтожество! Ты должен восторгаться! Смотреть в рот и поклоняться!

Слабые тычки кулачков пиита и его пинки сыпались мелкой дробью на сына моря и солнца. Но больнее ранили его слова и перемена. Пиит был болен. Болезнь души не лечиться стихами. Оставалось только спасаться бегством, катясь кубарем под уклон склона. Душевнобольной остался на вершине утёса и ещё какое-то время посылал проклятия душителям искусства и свободы.

Ночь сын моря и солнца провел в ложбинке между дюн, устроив из высокой травы себе постель.

Когда он проснулся, было уже светло. Утро было не ранним. Это волнение вчерашнего вечера, поднятое общением с человеками утомило и свалило того, кто может и не спать. Энергия в нём.

Разлепив глаза и вяло осмотрев стоящую над ним траву, сын моря и солнца увидел большой парящий над ним глаз. Глаз смотрел на него. Не мигал, только рывками менял направление своего взора. Глаз был скорее серым, чем голубым. Но ближе к зрачку были и жёлтые прожилки.

– Шарит глаз.

Строфа появилось в голове проснувшегося.

– Как глазом шарю
Глаз как шар
Кругом глаза
Шарим глазом
Мы по шару
Шар как глаз
Глаза на шару
Шароглаз!

Сын моря и солнца испугался. Неужели он заразился этой ночью? Он быстро вскочил на ноги и осмотрел себя. Нет. Поэт его не укусил. Это от потрясения. Над ним всё так же висел глаз и смотрел.

Успокоившись, сын моря и солнца осмотрелся вокруг и увидел другие глаза. Они висели в воздухе над безлесыми, поросшими травой и продуваемыми ветрами с моря, дюнами. Большие глаза самых разных расцветок висели шарами и смотрели кто куда. Иногда один или несколько поворачивались в его сторону, когда он делал какое-нибудь неловкое движение или оступался и это вызывало шум, отличный от шелеста волн и ветра в траве. Но кинув взгляд, глаза возвращались к своим делам – то есть смотрели кто куда. Они не перемещались. Их ветер не мог пошевелить. Они висели неподвижно в своей точке пространства. Иногда, то один, то другой глаз закрывались. Как будто невидимые веки смыкались и глаз исчезал. Но затем веки открывались и он появлялся. В том же самом месте или в другом. Время смотрело само на себя и удивлялось разнообразию своей формы.

Вытряхнув песок из белокурой причёски, сын моря и солнца снова вышел на дорогу куда глаза глядят ищя, что нужно.

Время удивлялось, а пространство было вывернуто на изнанку. Тяготение тянуло во вне, а невесомость стала материальной точкой в центре ядра атмосферы планеты.

Впереди на горизонте появились Чёрные горы. Их острые, игловидные вершины росли из-за горизонта и вызывали беспокойство за небо. Если будет низкая облачность, то небо заденет острые пики Чёрных гор и проткнёт свою ткань. Тогда оно падёт на землю тонкой сдувшейся паутиной и наступит безвоздушное время – атмосфера уйдёт из неба.

Чёрные горы были воплощением зла для живших рядом. Покорные горам приносили жертвы, надеясь умилостивить их. Отважные боролись с горами, круша кирками их и подрывая динамитом. Хитрые строили подпорки для неба, утыкав окрестности гор дализмами вилочных подпор. Но усилия и тех и этих были тщетны. Чёрные горы были выше возни живших в их тени у их подножья. Горы давили и распространяли своё зло вокруг и прерывали пляж.

Сын моря и солнца почувствовал зло, как только чёрные пики проткнули горизонт. Из растущих прорех усиливался поток нехорошего чувства. И сын моря и солнца свернул на дорогу, уводящую его в бок на глубину материка.

Море осталось блестеть сзади. А по обе стороны дороги стенами стал полисад из лесных деревьев. Деревья на страже материка. Стена, отбивающая налёты морского шквала и держащая в узде слабовольную почву. Иначе почва раствориться в воде, став дном выросшей воды. Или падёт в пыль, став кладбищем – пустыней.

Дорога сквозь зелёную ограду шла на подъём. Куда именно не было видно. Над головой был свод из крон. Естественная потерна. Дорога была старше, своей бетонной сестры с берега моря. Древние её проложили куда-то зачем-то. Грунтовка – булыжное покрытие скрылось под перегноем опавшей листвы, и в прорехах грязи сияла красными камнями. Иногда вырубленная в крутом склоне нишей, дорога круто петляла во всех трех измерениях. Тогда сердце и тренированного путника бастовало, заставляя пасть на привал. Но здесь под сводами этой дороги всегда была тень. Это было хорошо. А зелень давала кислород. Крутой подъём, пологий уставший участок и снова подъём. Иногда в сторону убегала заросшая просека, которая раньше была тоже дорогой. Но незаросшим оставался только главный путь вверх. Камень под тонким слоем грязи не давал пустить корни. А проливные дожди из туч, пропоровших себе брюхо о вершину хребта, смывали накиданное лесом на дорогу.

На перевале деревьев не было. Здесь они были бессильны перед ветром, сдувавшим всё живое. Только трава стелилась по земле. Дорога переваливала через хребет и ныряла вниз по другую его сторону. Слева от дороги на пологой вершине у перевала был бетон. Кольцевые орудийные дворики из которых в сторону моря смотрели большие стволы. Любопытство толкнуло сына моря и солнца взглянуть на них. Один ствол лежал на земле, и путник вошёл в его жерло. Труба, в которой гудел ветер. Сын моря и солнца прошёл до света в конце тоннеля, достигнув казённого среза. Внизу под ним была шахта с ржавыми металлическими конструкциями, уходящая глубоко вниз. Там было темно, дна не видно. Повиснув на открытом замке, сын моря и солнца спрыгнул на направляющую станину станка, по которой каталась на катках пушка. Рядом с бетоном валялись в траве бронетарелки. Ими закрывали жерла глубоких шахт, в которых прятались пушки. Но угроза Чёрных гор оказалась призрачной. Выдуманный страх предрассудков цвета. Жившие здесь просто устали бояться и ушли. Просто ушли. Ведь можно просто встать и уйти. Условности держат за разум, опутав мозг уздечкой. Лень как надёжные оковы. Распорядок.

От вершины с гигантскими перфораторами воздуха, дорога спускалась серпантином в долину. В долине блестели капли озёр. Сбегавшие с окрестных высот ручьи питали эти озёра ключевой водой. У одного такого ручья, там, где дорога изгибалась над ним полукруглым мостом, стояла хижина. Рядом с хижиной была запруда в которой плавали красные рыбки. Посреди запруды торчала кувшинка. У дороги скамейка перед хижиной звала присесть и отдохнуть. Дорога здесь образовывала террасу, с которой открывался красивый вид на лежащую ниже долину.

Сын моря и солнца присел на скамейку. Справа был мост. Справа сзади и чуть выше запруда с кувшинкой. Хижина прямо за спиной. Дверь хижины отворилась и рядом на скамью её обитательница опустилась.

– Ты тоже год? Куда спешишь? – она спросила наклонясь к самому уху сидящего сына моря и солнца. Её дыхание было жасмин.

– Отведай чаю у меня. Вы все спешите в никуда. Долина пред тобою неизменная в века. А я кувшинка. Вокруг чистая вода.

– Вода там тоже есть. Я вижу, – ответил ей сын моря и солнца, – там блеск озёр.

– Внизу нет ничего. Там свет зелёный по ночам. То призраки спустившихся туда. Останься здесь. Останься у меня.

– Ты здесь затворницей живёшь? Уже ли каждого прохожего к себе зовёшь? Но блеск озёр меня манит. Не знал что встречу тебя здесь.

– Там нет озёр. Блестит стекло. Родилось оно от жара. Там где блестит был раньше дом. Весной растаяли дома, лишь лужи плоские стекла, теперь на месте их. Увы… Была я здесь в века. И помню те дома. Я всех зову в свой дом. Для этого построен он. Прими мои услуги, мой уют. Мои глаза тебя развлекут. Волна волос чернее тьмы, укроет тебя от беды. Моё лицо будет твоим. Моим отдайся ты рукам. На твои раны нанесу бальзам.

Прекрасное молодой лицо хозяйки хижины появилось в поле зрения сына солнца и моря – она наклонилась, что бы видеть лицо своего гостя.

– У меня нет ран, – был ей ответ, – Но от чаю я не откажусь.

– Держи.

Как только он согласился на чай. Хозяйка протянул ему чашку парящую ароматом свежезаваренного чая. Чем ближе чашка была к рукам гостя, тем материальнее она становилась. В руки сын моря и солнца взял фарфоровую чашку изящной росписи, полную терпкого напитка.