Осип Мандельштам - Стихи 1930 — 1937

• Название: Стихи 1930 — 1937
• Автор: Осип Мандельштам
• Жанр: Поэзия

---

Честь рюисдалевых картин, —

А на почин лишь куст один

В янтарь и мясо красных глин.

Земля бежит наверх. Приятно

Глядеть на чистые пласты

И быть хозяином объятной

Семипалатной простоты.

Его холмы к далекой цели

Стогами легкими летели,

Его дорог степной бульвар

Как цепь шатров в тенистый жар!

И на пожар рванулась ива,

А тополь встал самолюбиво…

Над желтым лагерем жнивья

Морозных дымов колея.

А Дон еще, как полукровка,

Сребрясь и мелко и неловко,

Воды набравши с полковша,

Терялся, что моя душа,

Когда на жесткие постели

Ложилось бремя вечеров

И, выходя из берегов,

Деревья-бражники шумели…

15–27 декабря 1936. Воронеж

* * *

Сосновой рощицы закон:

Виол и арф семейный звон.

Стволы извилисты и голы,

Но все же — арфы и виолы

Растут, как будто каждый ствол

На арфу начал гнуть Эол

И бросил, о корнях жалея,

Жалея ствол, жалея сил,

Виолу с арфой пробудил

Звучать в коре, коричневея.

16–18 декабря 1936. Воронеж.

* * *

Эта область в темноводье —

Хляби хлеба, гроз ведро —

Не дворянское угодье —

Океанское ядро.

Я люблю ее рисунок —

Он на Африку похож.

Дайте свет — прозрачных лунок

На фанере не сочтешь.

— Анна, Россошь и Гремячье, —

Я твержу их имена,

Белизна снегов гагачья

Из вагонного окна.

Я кружил в полях совхозных —

Полон воздуха был рот,

Солнц подсолнечника грозных

Прямо в очи оборот.

Въехал ночью в рукавичный,

Снегом пышущий Тамбов,

Видел Цны — реки обычной —

Белый- белый бел покров.

Трудодень страны знакомой

Я запомню навсегда,

Воробьевского райкома

Не забуду никогда.

Где я? Что со мной дурного?

Степь беззимняя гола.

Это мачеха Кольцова,

Шутишь: родина щегла!

Только города немого

В гололедицу обзор,

Только чайника ночного

Сам с собою разговор…

В гуще воздуха степного

Перекличка поездов

Да украинская мова

Их растянутых гудков.

Декабрь 1936. Воронеж

«Шло цепочкой в темноводье…» [Вариант]

Шло цепочкой в темноводье

Протяженных гроз ведро

Из дворянского угодья

В океанское ядро…

Шло, само себя колыша,

Осторожно, грозно шло.

Смотришь: небо стало выше —

Новоселье, дом и крыша

И на улице светло!

26 декабря 1936. Воронеж

* * *

Вехи дальнего обоза

Сквозь стекло особняка.

От тепла и от мороза

Близкой кажется река.

И какой там лес — еловый?

Не еловый, а лиловый,

И какая там береза,

Не скажу наверняка —

Лишь чернил воздушных проза

Неразборчива, легка.

26 декабря 1936. Воронеж

* * *

Как подарок запоздалый

Ощутима мной зима:

Я люблю ее сначала

Неуверенный размах.

Хороша она испугом,

Как начало грозных дел, —

Перед всем безлесным кругом

Даже ворон оробел.

Но сильней всего непрочно —

Выпуклых голубизна:

Полукруглый лед височный

Речек, бающих без сна…

20–30 декабря 1936. Воронеж

* * *

Оттого все неудачи,

Что я вижу пред собой

Ростовщичий глаз кошачий —

Внук он зелени стоячей

И купец травы морской.

Там, где огненными щами

Угощается Кащей,

С говорящими камнями

Он на счастье ждет гостей —

Камни трогает клещами,

Щиплет золото гвоздей.

У него в покоях спящих

Кот живет не для игры —

У того в зрачках горящих

Клад зажмуренной горы,

И в зрачках тех леденящих,

Умоляющих, просящих,

Шароватых искр пиры.

20–30 декабря 1936. Воронеж

* * *

Твой зрачок в небесной корке,

Обращенной вдаль и ниц,

Защищают оговорки

Слабых, чующих ресниц.

Будет он обожествленный

Долго жить в родной стране —

Омут ока удивленный, —

Кинь его вдогонку мне.

Он глядит уже охотно

В мимолетные века —

Светлый, радужный, бесплотный,

Умоляющий пока.

2 января 1937. Воронеж

* * *

Улыбнись, ягненок гневный, с рафаэлева холста, —

На холсте уста вселенной, но она уже не та:

В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль,

В синий, синий цвет синели океана въелась соль.

Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,

Складки бурного покоя на коленях разлиты.

На скале, черствее хлеба — молодых тростинки рощ,

И плывет углами неба восхитительная мощь.

9 января 1936, Воронеж

* * *

Когда в ветвях понурых

Заводит чародей

Гнедых или каурых

Шушуканье мастей, —

He хочет петь линючий,

Ленивый богатырь —

И малый, и могучий

Зимующий снегирь, —

Под неба нависанье,

Под свод его бровей

В сиреневые сани

Усядусь поскорей.

6 — 10 января 1937 Воронеж

* * *

Я около Кольцова

Как сокол закольцован,

И нет ко мне гонца,

И дом мой без крыльца.

К ноге моей привязан

Сосновый синий бор,

Как вестник без указа

Распахнут кругозор.

В степи кочуют кочки,

И все идут, идут

Ночлеги, ночи, ночки —

Как бы слепых везут.

1–9 января 1937. Воронеж

* * *

Дрожжи мира дорогие —

Звуки, слезы и труды

Словно вмятины, впервые

Певчей полные воды.

Подкопытные наперстки,

Бега сжатого следы,

Раздают не по разверстке

На столетья, без слюды…

Брыжжет в зеркальцах дорога —

Утомленные следы

Постоят еще немного

Без покрова, без слюды.

И уже мое родное

Отлегло, как будто вкось

По нему прошло другое

И на нем отозвалось.

12 января 1937. Воронеж

«Дрожжи мира дорогие…» [Вариант]

Дрожжи мира дорогие:

Звуки, слезы и труды —

Ударенья дождевые

Закипающей беды

И потери звуковые —

Из какой вернуть руды?

В нищей памяти впервые

Чуешь вмятины слепые,

Медной полные воды, —

И идешь за ними следом,

Сам себе немил, неведом —

И слепой и поводырь…

12–18 января 1937. Воронеж

* * *

Влез бесенок в мокрой шёрстке —

Ну, куда ему, куды? —

В подкопытные наперстки,

В торопливые следы:

По копейкам воздух версткий

Обирает с слободы.

Брызжет в зеркальцах дорога —

Торопливые следы

Постоят еще немного

Без покрова, без слюды…

Колесо стучит отлого —

Улеглось — и полбеды!

Скучно мне: мое прямое

Дело тараторит вкось —

По нему прошлось другое,

Надсмеялось, сбило ось.

12–18 января 1937. Воронеж

* * *

Еще не умер я, еще я не один,

Покуда с нищенкой-подругой

Я наслаждаюся величием равнин

И мглой, и холодом, и вьюгой.

В прекрасной бедности, в роскошной нищете

Живу один — спокоен и утешен —

Благословенны дни и ночи те,

И сладкозвучный труд безгрешен.

Несчастен тот, кого, как тень его,

Пугает лай и ветер косит,

И беден тот, кто, сам полуживой,

У тени милостыни просит.

Январь 1937. Воронеж

* * *

«Еще не умер ты, еще ты не один…» [Вариант]

Еще не умер ты, еще ты не один,

Покуда с нищенкой-подругой

Ты наслаждаешься величием равнин

И мглой, и голодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете

Живи спокоен и утешен.

Благословенны дни и ночи те,

И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого, как тень его,

Пугает лай собак и ветер косит,

И беден тот, кто сам полуживой

У тени милостыни просит.

Январь 1937. Воронеж

* * *

В лицо морозу я гляжу один:

Он — никуда, я — ниоткуда,

И все утюжится, плоится без морщин

Равнины дышащее чудо.

А солнце щурится в крахмальной нищете —

Его прищур спокоен и утешен…

Десятизначные леса — почти что те…

А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.

16 января 1937. Воронеж

* * *

О, этот медленный, одышливый простор! —

Я им пресыщен до отказа, —

И отдышавшийся распахнут кругозор —

Повязку бы на оба глаза!

Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав

На берегах зубчатых Камы:

Я б удержал ее застенчивый рукав,

Ее круги, края и ямы.

Я б с ней сработался — на век, на миг один —

Стремнин осадистых завистник, —

Я б слушал под корой текущих древесин