Белва Плейн - Золотая чаша

• Название: Золотая чаша
• Автор: Белва Плейн
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-178-2

«Золотая чаша» Белвы Плейн – это семейная хроника трех поколений одной большой семьи эмигрантов, каждый из которых, вливаясь в бурную жизнь Америки времен I мировой войны, стремится занять в ней свое место, устроить свою судьбу в соответствии с собственными представлениями.

---

Но Хенни не терпелось уйти. Она была охвачена беспокойством. Что-то нужно делать. Она не могла больше ждать неизвестно чего. Собственное лицо, отраженное в зеркале, висевшем под полкой для шляп, показалось ей каким-то болезненным. Это все из-за цветного стекла, сказала она себе. Нет, стекло тут ни при чем, я выгляжу ужасно. Лицо усталое, озабоченное, морщинистое. Она нацепила шляпку.

– Все же подумай о поездке в горы, – сказала Флоренс.

Ее лицо в зеркале выглядело моложе, чем у Хенни, гладкое лицо женщины, у которой нет никаких забот, кроме заботы о сестре.

– Если передумаешь, дай мне знать.

Хенни ехала на омнибусе, грохотавшем по булыжной мостовой Пятой авеню. Квартал за кварталом тянулись солидные каменные дома за железными оградами с ухоженными лужайками перед подъездами. Она взглянула на часы. В каждой уютной гостиной сейчас должно быть убирали посуду после чая. В таких домах всегда и во всем царил порядок.

О, многое можно было сказать в защиту порядка! Чем плохо иметь надежную крышу над головой, дом, где каждый знает свои обязанности, дом, в котором ты будешь жить и сегодня и завтра. И большой обеденный стол. И много детей. И спальню наверху, дверь которой можно закрыть на ключ, и кровать посреди спальни, в которой никогда не придется спать одной.

Ну почему, почему нужно столько ждать? Встречаться только в общественных местах, в парках или кафе, или бродить по улицам, пока не станет слишком темно, слишком поздно, слишком холодно. Внезапно пришедшая мысль заставила ее прижать руку к губам. Может, он из породы мужчин, которые никогда не женятся. То, о чем говорил дядя Дэвид… Нет, невозможно. Но мысль эта напугала ее, как напугал бы грабитель, притаившийся в пустынной аллее. И исчезла она как грабитель, убегающий с места преступления, отобрав у тебя что-то очень для тебя дорогое.

Омнибус остановился на Вашингтон-сквер. Вместе с немногими оставшимися пассажирами она вышла под лучи уже клонящегося к горизонту солнца. Пару минут она стояла под золотисто-зеленой листвой, обдумывая одну идею, ставшую в ее представлении такой же осязаемой, как предмет, который держишь в руках. Посмотрела на восток в сторону дома. Нужно идти домой. Но она должна знать…

Наконец, решение было принято, и она быстрым уверенным шагом пошла в противоположную от дома сторону.

Она не предполагала, что это произойдет именно так. Да и он тоже. Она лишь хотела спросить, что с ними станет, действительно ли он намерен остаться с ней – последнее время он слишком расплывчато говорил о планах на будущее, и ее охватила паника. Вот и все, что было у нее на уме.

Но они оказались наедине, и случилось то, к чему она, хотя и неопытная и невинная, стремилась со всей силой молодой страсти.

Он открывает дверь, на лице появляется удивленное выражение. Внезапно она приходит в ужас от собственной смелости, но поворачивать назад уже поздно.

Он работал; через открытую дверь видно пламя горелки.

– Я помешала, – говорит она.

– Нет, нет, я как раз заканчивал и собирался идти наверх.

Он выключает горелку. Они стоят, глядя друг на друга, затем он спрашивает:

– Ты поднимешься ко мне?

Наверху он открывает дверь и отступает, пропуская ее вперед. Здесь он живет.

Первое, что бросается ей в глаза – это кровать, неубранная кровать. Она отводит взгляд, но комната такая маленькая, что кровать все равно оказывается в поле зрения. Между кроватью и большим уродливым пианино едва можно пройти. Стул завален одеждой. Он убирает одежду, под ней обнаруживается стопка книг. Он стоит, держа в руках и одежду и книги, отыскивая глазами место, куда бы их положить. Места не находится, и он снова кладет их на стул. Извиняется за беспорядок, и они садятся на край кровати.

Они не произносят ни слова. Окно открыто, и в комнату с улицы долетают различные звуки: стук колес, хлопанье дверей, плач ребенка, сердитые голоса мужчин, переругивающихся друг с другом, но им эти звуки кажутся очень далекими. Они чувствуют себя в изоляции от внешнего мира за стенами комнаты. Комната – как остров.

Он целует ее. Это не такой поцелуй, как раньше. В нем больше нежности, но и больше страсти, потому что сейчас они одни, никто не смотрит на них, и им некуда спешить. Ей хочется, чтобы поцелуй не кончался.

Дрожащими руками он расстегивает ей платье – застежка у платья на спине и пуговицы идут до самой талии. Она чувствует неотвратимость того, что должно произойти, и с удивлением сознает, что не испытывает ни малейшего страха, хотя, казалось бы и должна. Все просто и ясно, все решено. Она позволит ему сделать все, что он захочет; она не будет возражать, что бы ни случилось. Она не может иначе, не может больше ждать.

Он по частям снимает с нее одежду. Тело у нее теплое и податливое, но прижимается она к нему с неожиданной силой.

Последнее, что она слышит – это начальные такты какой-то знакомой мелодии, которые наигрывает шарманщик. Потом все вокруг исчезает – голоса, звуки, даже солнечный свет. Весь мир сжимается до размеров кровати, на которой они лежат.

Он принес шерстяной халат и накрыл Хенни. Света он зажигать не стал и комната была погружена в полутьму, в синие сумерки; в ней царила атмосфера величайшего покоя. То, что она находится с ним в этой комнате, казалось Хенни самой естественной вещью на свете.

– Какая ты красивая, – сказал он. – У тебя изумительные шея и плечи. Когда ты одета, об этом и не догадаешься. Тебе следует носить яркие платья с низким вырезом. Почему ты этого не делаешь?

– Мама говорит, что мне не идут яркие цвета.

– Она не права. Не понимаю, почему она так к тебе относится. Впрочем, может, она и сама этого не понимает.

– Тебе не нравится моя мама. Не пытайся отрицать, я знаю.

– Я мог бы подружиться с твоим отцом. Но даже он, я уверен, считает, что я тебе не пара.

Она представила, какой трудной, полной испытаний может оказаться их совместная жизнь, жизнь, от которой ожидаешь лишь счастья. Она попыталась объяснить:

– Дело не только в снобизме, хотя, конечно же, они снобы. Но жизнь сурово обошлась с ними. Во всем виновата война.

– Расскажи мне, ты никогда об этом не говорила.

– Война раздавила их. Однажды во время налета какой-то солдат выстрелил в моего деда. Дед упал с балкона на лужайку перед домом, но умер не сразу. Мама всю ночь простояла около него на коленях. Она была тогда совсем юной. – На нее вдруг нахлынули любовь и жалость к матери. – Когда-нибудь я расскажу тебе больше, – продолжала она. – О том, как был продан чудесный дом. Папа говорит, они продали его за бесценок, но все равно они не могли содержать его. Да и в любом случае папа хотел перебраться на Север.

– Милая Хенни, как же я рад, что он это сделал. Ей пришла в голову еще одна мысль.

– Разве не удивительно, что ты оказался знакомым дяди Дэвида. Не будь вы знакомы, я бы ни за что не осмелилась подойти к тебе.

– О, он изумительный человек. Надеюсь, его отношение ко мне хотя бы наполовину такое, как мое к нему.

– Он очень хорошо о тебе отзывался, – ответила Хенни.

Когда-нибудь она расскажет ему, что еще говорил дядя Дэвид, и они вместе посмеются. Ох уж эти старики, скажут они…

Она зашла за дверь и стала одеваться. Странно, она совсем не стеснялась, когда он раздевал ее, а сейчас вдруг почувствовала смущение.

– Хенни, я хочу сказать тебе кое-что, – услышала она.

Он скажет, когда мы поженимся.

– Обещаю, что тебе не придется беспокоиться. Я очень осторожен. Ты не забеременеешь.

Почему вдруг она вздрогнула от стыда? Потому что… минуты наслаждения могут иметь такие пугающие последствия…

– Хенни, ты слышала? Я сказал, чтобы ты не беспокоилась. Верь мне.

– Да, я верю.

– Послушай, я знаю тебя. Вернувшись домой, ты начнешь мучиться угрызениями совести. Не нужно. Мы не сделали ничего плохого. Разве любить – это плохо?

– Нет, – прошептала она. – Конечно, нет.

На следующее утро она проснулась с мыслью: «Я стала другой».

Она не могла поверить, что эта огромная перемена никак не отразилась на ней внешне. Но все вели себя как обычно: отец за завтраком читал «Таймс», мама торопила Альфи в школу. И как обычно на завтрак была овсянка, как обычно прозвенел колокольчик продавца льда и раздался свист почтальона. Но в течение всего дня она смотрела на себя в зеркало каждый раз, когда проходила мимо.

Они с Дэном договорились, что она будет приходить к нему при любой предоставившейся возможности. Случалось, она приходила слишком рано и тогда тихо сидела, наблюдая, как он работает в своей аккуратно убранной лаборатории, которая так отличалась от комнаты, где он ел и спал. В лаборатории все лежало на своих местах: бумаги, разные трубки, мотки проволоки, лампы и инструменты.

Иной раз Дэн пытался объяснить, что он делает: «Это усилитель. А это протянутая вручную медная проволока, она гораздо прочнее обычной медной проволоки».