Белва Плейн - Золотая чаша

• Название: Золотая чаша
• Автор: Белва Плейн
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-178-2

«Золотая чаша» Белвы Плейн – это семейная хроника трех поколений одной большой семьи эмигрантов, каждый из которых, вливаясь в бурную жизнь Америки времен I мировой войны, стремится занять в ней свое место, устроить свою судьбу в соответствии с собственными представлениями.

---

Такое огромное богатство, подумала она. Это было абсолютно нереально. Она посмотрела на Лию, которая раскрыв от удивления глаза, переводила взгляд с одного мужчины на другого, словно перед ней разворачивалась какая-то занимательная пьеса.

– Спасибо тебе, – произнес Дэн. – Я понимаю и чрезвычайно ценю то, что ты хотел для меня сделать. Но и ты должен понять, что я не могу этого принять, – и он протянул чек Альфи.

– Я не собираюсь брать его назад.

– Тогда я его просто порву.

Альфи вытер со лба пот. Он стиснул руками колени и наклонился вперед, словно оказавшись ближе к Дэну, он мог как-то его убедить.

– Дело сделано, Дэн, и его нельзя переделать. Сделка состоялась, акции выпущены, и все уже завертелось. Я не могу повернуть назад, даже если бы захотел. Почему бы тебе не взять чек хотя бы ради Хенни, если сам ты так к этому относишься? Просто перепиши его на ее имя, только и всего.

Дэн покачал головой.

– Не собираюсь изображать из себя святого, Альфи, но Хенни моя жена. Мы с ней одно, – Дэн накрыл ее ладонь своей.

Она почувствовала прилив необычайной гордости и силы.

– Я согласна с Дэном, – прозвенел ее голос, – и не собираюсь наживаться на войне. Не сердись на нас, пожалуйста, Альфи. Мы любим тебя… но у нас с тобой разный взгляд на вещи.

Альфи поднялся.

– Ты дурак, Дэн. Не буду ничего говорить о сестре; как-никак она женщина и плохо знает жизнь. Но ты-то должен понимать, что может наступить день, когда ты, не дай Бог, заболеешь, и уж конечно наступит день, когда ты станешь слишком стар, чтобы работать. Тогда ты об этом пожалеешь. Богатство само плывет тебе в руки, оно даст тебе покой, свободу от всяческих тревог за будущее.

– Мы справимся, Альфи. Мы всегда справлялись. Нам хватает тех денег, что у нас есть.

Хенни увидела, как брат окинул взглядом маленькую тесную кухню и заглянул сквозь открытую дверь в скромную гостиную. Скорее всего, взгляд его был неосознанным, так как он несомненно всегда внутренне содрогался при мысли о необходимости жить в таком тесном и убогом месте, как это.

– Двадцать тысяч долларов, Дэн! Неужели это тебя не впечатляет? – взмолился Альфи.

– Помнишь тот разговор, пару лет назад, когда я сказал тебе, что с радостью отдал бы все свои изобретения, если бы жизнь на земле стала от этого лучше? Мне не нужно богатство. Не представляю, что я делал бы с ним, если бы оно у меня было.

– Подумай еще раз, Дэн. Это лишь первая выплата. В среднем ты будешь получать двадцать тысяч в год, а потом, возможно, и еще больше. Это процветающая фирма и они весьма заинтересованы в твоей работе…

– Прости, что снова тебя прерываю, – произнес Дэн с нескрываемым раздражением, – но мой ответ по-прежнему «нет» и всегда будет таким. Ты берешь чек?

Чек лежал на столе, желтая хрустящая бумага с аккуратно выведенными на ней черными буквами. Лия взяла его, чтобы рассмотреть поближе, и тут же положила назад.

– Я просто потрясен, – произнес Альфи, переводя взгляд с Дэна на Хенни и обратно. – Потрясен. Никто никогда бы этому не поверил, если бы не слышал этого собственными ушами. При всех твоих знаниях, а они временами вызывают во мне настоящий трепет, ты дурак, Дэн. Наивный дурак. Ты все видишь в искаженном свете.

– Ты берешь чек, Альфи? – спокойно проговорил Дэн.

Альфи схватил чек.

– Да, клянусь Богом, я возьму его! Вне всякого сомнения!

– Не сердись, Альфи, – повторила Хенни, когда он направился к двери.

– Сердиться? Нет, я просто поражен и мне жаль всех вас. – Он вновь окинул взглядом комнату. – Ладно, тут, видно, ничего не поделаешь. Доброй ночи, Хенни, – он поцеловал сестру и вышел.

– Полагаю, ты тоже считаешь меня сумасшедшим? – спросил Дэн Лию.

– Да, – ответила она откровенно. – Вы сами хотели знать мое мнение, поэтому я вам и говорю это.

Дэн улыбнулся.

– Все в порядке. Я не сомневался, что ты так думаешь.

– Мне жаль Альфи, – проговорила Хенни. – Он выглядел таким расстроенным.

– Я знаю, – Дэн поднялся. – Возьмите кто-нибудь Хэнка, он заснул. Альфи хороший парень. Мне он нравится, хотя, как иногда мне кажется, я встретил бы большее понимание у эскимоса.

В один из апрельских дней, когда в воздухе веяло прохладой и ветер, раскачивая цветущие вишневые деревья, разбрасывал лепестки по всему приливному бассейну реки, в Капитолии, на совместном заседании обеих палат, выступил Вудро Вильсон:

– Сейчас, когда угроза нависла над всем миром, – сказал он, – нейтралитет более не представляется возможным или желательным… Ужасно ввергать эту великую мирную нацию в войну… Мы будем бороться за то, что всегда было дорого нашим сердцам, за демократию… за права и свободы малых народов… Настал день, – закончил он торжественным тоном, – когда Америке предстоит своей кровью и мощью доказать приверженность тем идеалам, которые привели к ее возникновению и благоденствию… Бог на ее стороне, и она не может поступить иначе…

Шестого апреля Америка вступила в войну.

Весь этот день Хенни бродила по городу. Проходя по знакомым улицам с расположенными на них лавками и магазинчиками, она не могла отделаться от мысли, что всем им грозит великий ужасный холод. Близился новый ледниковый период, и с каждым часом глыбы льда подползали все ближе и ближе, чтобы сокрушить их всех: детей в школьных дворах, толстого бакалейщика, старуху, несущую в корзинке больного кота… Всех их, всех нас…

Ей вспомнились мирные радостные встречи, проходившие годы назад здесь, в городе, и у озера Мохонк, где учителя и квакеры собирались под сонной летней листвой поговорить о будущем, непоколебимо уверенные в том, что с годами мир станет намного лучше. Все это навсегда теперь кануло в Лету.

Бесцельно шагая по улицам, она случайно вышла на авеню, где в приюте для престарелых доживал свои последние дни дядя Дэвид. Она не была у него уже несколько месяцев, поглощенная делами, из которых и складывалась ее повседневная жизнь: работой по дому, заботой о Хэнке, борьбой за мир, ставшей сейчас окончательно бессмысленной. Но главное, постоянный страх за Фредди, тщательно скрываемый ею от Дэна и Лии, совершенно вытеснил из ее головы мысли о дяде Дэвиде. Чувство вины из-за подобной забывчивости, как и внезапное непонятное желание поговорить со стариком, память о тех годах, когда он был человеком, которому она доверяла больше всех в жизни, заставило ее повернуться и направиться ко входу в грязно-белое здание.

– Он читает у себя в комнате, – сказала ей сидящая за столиком у входа медсестра. – Он много времени проводит сейчас за чтением.

Книга лежала на столе у кресла, в котором сидел дядя Дэвид. Она была закрыта; он не читал. Он сидел, уставясь в окно, в котором виднелись лишь мрачные серые крыши.

Когда он с искрой интереса в глазах спросил ее, что происходит в мире, она ответила ему правду: Америка вступила в войну.

– Да-да, война, – проговорил он с отсутствующей улыбкой. – Я был на ней с парнями в синем, ты знаешь? Я показывал тебе свою фотографию?

У его кровати на столике стояла старая пожелтевшая фотография, на которой он был запечатлен стоящим перед армейской палаткой где-то в Теннесси.

– Ты видела ее? – его улыбка была гордой.

– Да, дядя Дэвид, я ее видела.

Она совершила глупость, придя сюда в надежде встретить прежнее понимание, с тем, чтобы поговорить с ним о Фредди и о своем отчаянии, охватившем ее из-за этой войны; она рассчитывала обрести в разговоре с ним утешение и ту силу, которую всегда ей давало общение с ним. Но это было давно. Она опоздала на годы.

– Парни в синем, – дрожащим голосом он начал напевать военный марш, но тут же сбился и замолчал, закрыв глаза.

– Ты устал, дядя Дэвид?

– Да, уже полночь и тебе давно пора быть дома. Что ты тут делаешь? Ступай домой.

Она вышла на улицу, где, по-прежнему, сиял яркий солнечный день, лишенный, однако, в ее глазах всех своих красок, и медленно побрела домой.

Через несколько дней пришел прощаться Пол.

– Я записался добровольцем и мне присвоили офицерское звание. Мобилизация все равно неизбежна, так что выжидать нет никакого смысла.

Интересно, мелькнула у Хенни мысль, что действительно чувствует мужчина, в чем он стыдится признаться, думая о том аде, в котором ему вскоре предстоит очутиться? Она вспомнила Фредди и то, как он сидел здесь тогда, преисполненный уверенности, и говорил о славе и чести, и жертвенности. По лицу Пола, однако, ничего нельзя было прочесть.

– Твой отец с его связями мог несомненно получить для тебя работу в военном министерстве в Вашингтоне, не так ли? – вдруг спросила она. И когда он в ответ лишь удивленно приподнял брови, поспешно добавила: – Я понимаю, что в этом мало чести, но разве много ее в том, чтобы взять в руки оружие и отправиться убивать?

– Я по натуре конформист. Я делаю всегда лишь то, что требуется от меня в данный момент. Я никогда не брал до этой минуты в руки оружие, но думаю, мне в конечном итоге придется этому научиться, – проговорил Пол задумчиво и добавил: – Во мне нет ни капли того чувства, Бог свидетель, с каким уходил на фронт Фредди. Я просто иду и все… Кстати, что он пишет?