Дарья Асламова - Записки сумасшедшей журналистки

• Название: Записки сумасшедшей журналистки
• Автор: Дарья Асламова
• Жанр: Современная проза

Дарья Асламова из тех, кто не скрывает, что запретный плод для нее самый желанный. В поисках острых ощущений талантливая журналистка исколесила полмира, испытав немало пикантных приключений. А чего стоят ее блестящие интервью с самыми разными знаменитостями, которых она "раскалывает" задиристыми и неудобными вопросами. В общем, новые приключения "дрянной девчонки" наверняка шокируют ханжей обоего пола. Но ее кредо: "Жизнь – бездонный мешок, полный сладостей". Она черпает из него обеими руками. И другим советует…

В целом текст плохо вычитан и есть грамматические и пунктуационные ошибки

---

– Ты нарушал когда-нибудь заповедь "Не пожелай жены ближнего своего"?

– Нарушал. Так случилось с Тамарой. Когда я влюбился в нее, она была замужем за известным балеруном.

– Как вы познакомились?

– Это смешно, Тамара уверяет, что мы знакомились несколько раз, но я ее все время не узнавал. И каждый раз торжественно говорил: "Здравствуйте, я Муслим Магомаев". Как будто и без того не было видно, кто я такой. Но окончательно мы познакомились в Баку, куда она приехала с российской культурной делегацией. Гейдар Алиев (он тогда был первым секретарем ЦК партии Азербайджана) решил устроить колоссальный банкет на острове. В один день все погрузились на паром и долго ждали нас, а мы не пришли. Гейдар Алиев спрашивает: "Где Муслим?" Ему говорят:

"Нет Магомаева и нет Синявской". А он в ответ: "Ну, тогда все в порядке".

– А где же вы были?

– Мы исчезли, растворились во времени и пространстве, называй как угодно.

Свадьбу мы праздновали в Москве, в ресторане "Баку" – сто человек в зале и двести человек на улице. Для меня было потрясением, что мы поженились. Я ведь так сильно обжегся на первом, слишком раннем браке (мне было тогда 19 лет), что дал себе зарок – никогда больше не жениться. И целых десять лет я держался.

– Ты столько лет прожил неокольцованным. Не жалко было расставаться с холостяцкой вольностью?

– Нет, я ведь никогда не был одиноким. Были женщины, с которыми я поддерживал постоянные отношения, были и случайные подруги.

– А как ты выкручивался, когда постоянные пассии ловили тебя на изменах?

– А я не попадался. Я неуловимый.

– Ты был легкомысленным в юности?

– Я был молодым, горячим, зарабатывающим Деньги, любил выпить и погулять.

Сумасбродство – это кормить каждый день ораву гостей, устраивать бесконечные приемы с шампанским. Завтракать садилось двадцать человек, обедать – пятьдесят, а на ужин и сто набиралось. А гонорары мои были небольшие. Кроме того, гульба требовала здоровья. Если листать память, так и вспомнить нечего – сплошные банкеты и гости.

– Ты предпочитаешь крепкие напитки?

– Да, я люблю водку и коньяк. Слабые напитки меня не берут, мне от них скучно, я засыпаю. Грузины на меня всегда обижаются. Я выпью в компании с ними рог вина и скучаю. Они пристают с расспросами: "Что ты, генацвале, такой трезвый сидишь?" А я им говорю: "Налейте мне лучше водки".

– Есть ли в вашей семье ласкательные прозвища друг для друга?

– Кутя и Тяпа – Кутя от слова "кутенок", а Тяпу взяли из "Спокойной ночи, малыши".

– Лучший подарок в твоей жизни?

– Подзатыльник от любимого дяди.

– А что за причудливый золотой перстень у. тебя на руке?

– Это подарок иранского шаха. Как-то в 70-е годы в Баку приехала по приглашению правительства иранская шахиня, и я был на приеме в ее честь. Я попел, ей безумно понравилось. Шахиня оказалась эффектной женщиной, свойской в доску. Я потом друзьям сказал: "Шахиня приедет домой, не успеет чемоданы распаковать, как тут же шаху заявит: "Приглашай Магомаева личным гостем". Все посмеялись и забыли. Вдруг в Баку переполох – шах приглашает на день коронации Магомаева. Меня провожал Госконцерт, который тут же выдвинул условие: "Если шах во дворце заплатит за концерт, можешь оставить себе 20 долларов, остальное вернешь государству". Я взбесился: "Шах меня приглашает в гости.

Какие деньги?!" Мне и моему пианисту в дорогу ни копейки не дали. "Езжайте, – говорят, – там вас встретят и накормят". Когда ко мне в гостинице подошел швейцар взять мои чемоданы, я мог дать ему вместо чаевых только бутылку водки.

Был указ шаха поселить нас в прекрасной гостинице и все, что мы ни попросим, нести к нам в номер. Но мы-то этого не знали! И два дня голодали, потому что у нас ни цента не было! Зато на приеме по случаю коронации набросились на еду. Я был первым советским человеком, которого шах принимал у себя во дворце, и первым, кто пошел к нему спиной, что является серьезным нарушением этикета. Я пел, шах кричал "браво". Шахиня выпила, сняла туфли и стала плясать. Мы с шахом тоже выпили шампанского. На следующий день я выступил по иранскому телевидению, и мне принесли пакет денег. Я решил сделать бяку Госконцерту и гордо отказался со словами: "На Кавказе в гостях денег не берут".

– А много ли денег там было?

– Не знаю, даже не вскрыл пакет. Когда я вернулся, на таможне у меня решили отобрать все подарки шаха – перстень, дорогой иранский ковер, шкатулку с вензелем, дорогие часы. Но меня встречал иранский консул, и я заявил таможенникам: "Если не пропустите, все отправлю шаху назад. Будет международный скандал". Подарки мне оставили. Зато когда шах во второй раз пригласил меня, ему ответили, что я занят на правительственных концертах и выехать не могу.

– Ты ощущаешь свой возраст?

– Я чувствую себя молодым. Я могу выпить литр коньяка – это ведь о чем-то говорит? Правда, мне потом будет плохо, но вот 0,75 – это прекрасно пойдет. У меня есть любимое словечко – "недоперепил". Это значит, выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

– Лучшая пора в твоей жизни?

– Есть такой анекдот. Мужика спрашивают: "Когда тебе лучше жилось, сейчас или при Хрущеве?" Он говорит: "При Хрущеве". – "Почему?" – "Бабы были моложе".

Вопросы дрянной девчонки: Валерию Золотухину

Валерий Золотухин. Актер и писатель, блестящая личность, давно уже ставшая легендой, осколок иной, сумбурной и романтической, эпохи. Бурная душа и одержимое окаянной страстью к Женщине тело. Не чужд русской потребности к самоистреблению и блуду. Любит сводить счеты с самим собой. Для него не существует понятия греха. Любимый вид спорта – секс. По его собственному признанию, может провести в постели с желанной женщиной трое суток. Собиратель и ценитель матерных частушек. Автор эротико-театрального романа "Божий дар и яичница".

– Валерий, вы родились в алтайской деревне. И мне всегда казалось, что ваш типаж женщины – это дебелые крестьянки, кровь с молоком, с русой косой до пят и грудями, как дыни.

– Дойные, так и хочется сказать. Такие женщины ценятся не только в деревне. Но лично мне, Валерию Золотухину, свойственно разнообразие, увлечение разным калибром и разными мастями.

– И даже худые красотки в вашем вкусе?

– Худой бывает только корова. Или лошадь. Женщина худой быть не может. Только тонкой и грациозной. Это в детстве мальчики влюбляются в большую попу и грудь – то бишь в то, что у девочек другой формы. Я пацаном влюблялся в хорошеньких медсестер в нашем санатории, где я лежал с ошибочным диагнозом костный туберкулез, упал в детсадике со второго этажа, ушиб колено и не смог ходить. Три года, с 7 до 10 лет, пролежал, не вставая в больничной койке. Меня заковали в гипс. Под гипсом карандашами и палочками я расчесал опухоль, так как внутри завелись вши. Гной вытек. И это меня спасло, врачам пришлось снять гипс. Так бы остался калекой на всю жизнь. Мне вытянули ногу на шесть сантиметров, и я ходил на костылях до девятого класса. Меня много и разнообразно дразнили. И мужчиной я стал поздно, в 16 лет.

– Вы считаете, это поздно?

– Конечно! Иван Грозный познал женщину в 13 лет. На селе первое удовлетворение инстинкта происходит в грубой, примитивной форме. Ничего романтичного – несколько мальчиков и одна грязная женщина. Омерзительное воспоминание. Все выстраиваются в очередь. И отказаться нельзя: компания все равно заставит.

– А какой термин используют на селе для занятий любовью?

– Ебля, разумеется.

– Ваши любимые частушки на эту тему?

– Их много. Вот, например: "Я на Севере жила, бочки трафаретила, сзади выебли меня, я и не заметила". Или вот еще: "Полосатая рубаха, полосатые портки, а в портках такая штука, хоть картошку ей толки". Но самая любимая такая: "Сидит Клава у ворот, она не пляшет, не поет. Она сидит ни бе ни ме, одна ебля на уме". Я так живо представляю себе эту Клаву. Я в школе был влюблен в одну такую – пышногрудую, ядреную, рубенсовскую девицу. Но ничего у нас тог-! да не вышло. А переспал я с ней много лет спустя, когда она уже бабкой стала. Все случилось в огороде, в картошке, под звездами.

– То, что вы ходили на костылях, не создало вам комплексов в детстве?

– Нет, абсолютно. Один мой герой говорит своему сопернику: "Ты пойми, я победитель". У меня всегда было чувство счастливой уверенности в себе. Знаешь, в восьмидесятом году, когда еще жив был Володя Высоцкий, я ездил на "Запорожце", а Володя подъезжал к театру на "Мерседесе". Помнишь анекдот: "Какое сходство между "Запорожцем" и беременной девятиклассницей? И то, и другое позор семьи". Так вот, я никогда не завидовал материальному благополучию Володи, я не попадал в психологическую мышеловку ущербности. Я и на "Запорожце" корону на голове ощущал.

У меня еще с детства чувство уверенности том, что все, что я захочу и кого захочу, будет моим. Пусть не сегодня, но завтра непременно. Мальчишкой я точно знал, что покорю Москву, прославлюсь и женюсь на первой красавице, на Элизабет Тейлор, если надо. Когда мы учились в институте и ходили на танцы в ВТО, со мной ни одна девочка не соглашалась танцевать, потому Что у меня брюки были короткие. Но я плевал на это, так как твердо знал, что стану знаменитым и все женщины будут моими. Так и случилось. Моя первая жена, Нина Шацкая, входила в сотню самых красивых актрис мира. Это американцы проводили такое исследование. Нина была где-то во втором десятке.