Константин Случевский - Песни из «Уголка»

• Название: Песни из «Уголка»
• Автор: Константин Случевский
• Жанр: Поэзия

---

«Ты часто так на снег глядела…»

Ты часто так на снег глядела,
Дитя архангельских снегов,
Что мысль в очах обледенела
И взгляд твой холодно суров,

Беги! Направься к странам знойным,
К морям, не смевшим замерзать:
Они дыханием спокойным
Принудят взгляд твой запылать.

Тогда из новых сочетаний,
Где юг и север в связь войдут,
Возникнет мир очарований
И в нем — кому-нибудь приют…

«И вот сижу в саду моем тенистом…»

И вот сижу в саду моем тенистом
И пред собой могу воспроизвесть,
Как это будет в час, когда умру я,
Как дрогнет всё, что пред глазами есть.

Как полетят повсюду извещенья,
Как потеряет голову семья,
Как соберутся, вступят в разговоры,
И как при них безмолвен буду я.

Живые связи разлетятся прахом,
Возникнут сразу всякие права,
Начнется давность, народятся сроки,
Среди сирот появится вдова,

В тепло семьи дохнет мороз закона,—
Быть может, сам я вызвал тот закон;
Не должен он, не может ошибаться,
Но и любить — никак не может он.

И мне никто, никто не поручится,—
Я видел сам, и не один пример:
Как между близких, самых близких кровных,
Вдруг проступал созревший лицемер…

И это все, что здесь с такой любовью,
С таким трудом успел я насадить,
Ему спокойной, смелою рукою,
Призвав закон, удастся сокрушить…

«Шестидесятый раз снег прело мною тает…»

Шестидесятый раз снег прело мною тает,
И тихо льет тепло с лазурной вышины,
И, если память мне вконец не изменяет,
Я в детстве раза три не замечал весны,—

Не замечал того, как мне дышалось чудно,
Как мчались журавли и как цвела сирень
Десятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,
Когда бы сосчитать не возбраняла лень!

Не велико число! Но собранный годами
Скарб жизни так велик, так много груза в нем,
Что, если бы грузить — пришлось бы кораблями
Водою отправлять, а не иным путем…

Противоречия красот и безобразий,
Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,
Воспоминания о прелестях Аспазий,
Труды Сизифовы и муки Данаид,

Мученья Тантала, обманы сына, брата,
Порывы глупостей, подряд или вразброд;
Б одних я шествовал на подвиг Герострата,
В других примером мне являлся Дон-Кихот…

Шестидесятый раз снег предо мною тает…
Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат…
Как много жизнь людей всего, всего вмещает,
И что же за число в две цифры — шестьдесят!..

«Вот она, великая трясина…»

Вот она, великая трясина!
Ходу нет ни в лодке, ни пешком.
Обмотала наши весла тина,—
Зацепиться не за что багром…

В тростнике и мглисто, и туманно.
Солнца лик и светел, и высок,—
Отражен трясиною обманно,
Будто он на дно трясины лег.

Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,
Островки, луга болотных трав;
Вот по ним пройтись бы! Только феи
Ходят здесь, травинок не помяв…

Всюду утки, дупеля, бекасы!
Бьешь по утке… взял… нельзя достать;
Мир лягушек громко точит лясы,
Словно дразнит: «Для чего ж стрелять?»

Вы, кликуши, вещие лягушки,
Подождите: вот придет пора, —
По болотам мы начнем осушки,
Проберем трясину до нутра.

И тогда… Ой, братцы, осторожней!
Не качайтесь… Лодку кувырнем!
И лягушки раньше нас потопят,
Чем мы их подсушивать начнем…

«Если б всё, что упадает…»

Если б всё, что упадает
Серебра с луны,
Всё, что золота роняет
Солнце с вышины —

Ей снести… Она б сказала:
«Милый мой пиит,
Ты того мне дай металла,
Что в земле лежит!»

«Из моих печалей скромных…»

Из моих печалей скромных,
Не пышны, не высоки,
Вы, непрошены, растете,
Песен пестрые цветки.

Ты в спокойную минуту
На любой взгляни цветок…
Посмотри — в нем много правды!
Он без слез взрасти не мог.

В этой песне — час страданий,
В этой — долгой ночи страх,
В этих — месяцы и годы…
Все откликнулось в стихах!

Горе сердца — дар небесный,
И цветы его пышней
И куда, куда душистей
Всех цветов оранжерей.

«Воды немного, несколько солей…»

Воды немного, несколько солей,
Снабженных слабою, животной теплотою,
Зовется издавна и попросту слезою…
Но разве в том определенье ей?

А тихий вздох людской? То — груди
содроганье,
Освобожденье углекислоты?!.
Определения, мутящие сознанье
И полные обидной пустоты!

«Я помню, помню прошлый год…»

Я помню, помню прошлый год!
Чуть вечер спустится, бывало,
Свирель чудесная звучала,
Закат пылавший провожала,
Встречала розовый восход.

Короткой ночи текст любовный
Ей вдохновением служил;
Он так ласкал, он так пленил,
Он так мне близок, близок был —
Совсем простой, немногословный.

Свирель замолкшая, где ты?
Где ты, певец мой безымянный,
Быть может, неба гость желанный,
Печальный здесь, а там избранный
Жилец небесной высоты?

Тебе не надобно свирели!
И что тебе, счастливец, в ней,
Когда, вне зорь и вне ночей,
Ты понял смысл иных речей
И мировые слышишь трели…

«Во сне мучительном я долго так бродил…»

Во сне мучительном я долго так бродил,
Кого-то я искал, чего-то добивался;
Я переплыл моря, пустыни посетил,
В скалах карабкался, на торжищах скитался…

И стал пред дверью я открытою… За ней
Какой-то мягкий свет струился издалека;
От створов падали столбы больших теней;
Ступени вверх вели, и, кажется, высоко!

Но что за дверью там, вперед как ни смотри —
Не видишь… А за мной — земного мира тени…
Мне голос слышался… Он говорил: «Умри!
И можешь ты тогда подняться на ступени!..»

И смело я пошел… И начал замирать…
Ослепли, чуть вошел я в полный свет, зеницы,
Я иначе прозрел… Как? Рад бы передать,
Но нет пригодных струн и нет такой цевницы!..

«Кому же хочется в потомство перейти…»

Кому же хочется в потомство перейти
В обличьи старика! Следами разрушений
Помечены в лице особые пути
Излишеств и нужды, довольства и лишений.
Я стар, я некрасив… Да, да! Но, боже мой,
Ведь это же не я!.. Нет, в облике особом,
Не сокрушаемом ни временем, ни гробом,
Который некогда я признавал за свой,
Хотелось бы мне жить на памяти людской!
И кто ж бы не хотел? Особыми чертами
Мы обрисуемся на множество ладов —
В рассказах тех детей, что будут стариками,
В записках, в очерках, за длинный ряд годов.

И ты, красавица, не названная мною,—
Я много, много раз писал твои черты,—
Когда последний час ударит над землею,
С умерших сдвинутся и плиты, и кресты, —
Ты, как и я, проявишься нежданно,
Но не старухою, а на заре годов…
Нелепым было бы и бесконечно странно —
Селить в загробный мир старух и стариков.

«Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины…»

Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины;
Лист смородин черных весь благоухает;
В теплом блеске солнца с бархатной низины
Молодежи говор звучно долетает.

Почему-то — право, я совсем не знаю —
Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами!
Праздник, по веселью в людях, замечаю!
Молодежь гуляет… в парочках… толпами…

В юности счастливой смех причин не ищет…
Кончена обедня, церкви дверь закрыта,—
Вижу, ясного вижу: черный пудель рыщет…
Это — Мефистофель? Где же Маргарита?

Юность золотая, если бы ты знала,
Что невозвратимо волшебство минуты,
Что в твоем грядущем радостей так мало,
Что вконец осилят долгой жизни путы,—

Ты была б спокойней… Можно ль так смеяться,
Возбуждая зависть старших поколений!
Берегла б ты силы, — очень пригодятся,
Чуть настанут годы правды и сравнений…

«Ты любишь его всей душою…»