Александр Даценко - Заклинание в стиле ампир

• Название: Заклинание в стиле ампир
• Автор: Александр Даценко
• Жанр: Современная проза

Эта книга писалась с 1991 по 2007 год. Она никогда не задумывалась как книга, и ее появление, в общем — то, чудо. Для меня. Это сборник эссе, по которым видно как менялся я, и менялось мое мироощущение на протяжении всех этих лет. Она состоит из двух частей. Эти части не похожи одна на другую, но они — настоящие. Я вообще писал то, что пишется, а не то, что надо бы было написать. Если угодно, это куски моей жизни. Моего понимания того, что происходило со мною и Миром вокруг меня. Понимание, не оформленное в четкие умозаключения. Понимание не умом вообще. Эмоциями.

И еще, никогда и ни за что она не могла бы быть даже написана, не то, что издана, если бы не мои друзья. Если бы не то огромное количество по настоящему хороших людей, которые есть в Мире. Из — за которых есть Мир.

Спасибо вам. Мертвым и живым.

---

«Понимаешь, Саня», — говорил он. — «Мы обречены на победу, ты не можешь проиграть, нам уже нечего проигрывать. Мы схватились за оружие», — говорил он, — «но это со зла, это скоро пройдет, это для них как раз не страшно, но скоро, скоро начнется настоящая война, война умов, слышишь, война души, и тут они ничего не смогут поделать. У нас же была великая страна, Саня», — говорил он, — «они же все доводят до абсурда, а потом, когда люди доведены болтовней до тошноты, берут нас в свои руки, понимаешь». А сигарета давно погасла в его руке, и сам он терялся в наступивших сумерках, сливаясь с бруствером, на котором сидел, и только голос звучал и звучал, и казалось временами, что это Земля, Земля бруствера говорит мне: «Мы обречены на победу, понимаешь, Саня…».

И еще…

Во времена падений империй, царьков, пришедших на обломки, заставляют отрекаться от прошлого, от будущего, от всего. А мы не хотим, больше всего мы не хотим предавать. По всей стране кости наших предков, создавших Державу; и наши кости будут останками, пытавшихся спасти ее. И замрут наши шаги под облаками, когда последний из нас упадет, раскинув руки, и вся наша страна уместится под его мертвым телом. И кровь его прибьёт пыль к земле, пусть победившие увидят, какую страну они убили. А мы уйдем, унося ее с собой. И забудутся наши лица и слова. К чему они вам, мучительно рвущимся к рынку? И только свобода, коснувшись человека, творит из него глину…

Признающие старое, более независимы, чем признающие новое, меняются не только слова, дела тоже становятся кровавыми и подлыми… И мы любим наше прошлое потому, хотя бы, что оно не стреляет нам в спины. Все лучшее из прошлого мы храним в себе, а все худшее остается и просто меняет названия. Мы погибаем за то, что было, а они за то, чего никогда не будет. Нам не страшно умирать. Мы вольны выбирать из прошлого. А они будут жрать, что дадут, отряхивая гнилую капусту с грязных манжет, до желудочных колик боясь признать, что проиграли. Счастливо оставаться тем, кого они не успели убить. До встречи тем, кого успели. Вот так.

Теперь уже все……Теперь только армия не дает нам разлететься к херам в разные стороны…

Нищая голодная, проданная и преданная армия….

Задумайтесь—нас ведь ничто больше не объединяет, ни рубль, ни Путин, ни герой…

Это ведь все, что осталось от ОБЩЕГО…. Армия…..

До сих пор звучат в голове слова неприметного пьяного капитана —

куда вы летите, сколько вас и зачем — там уже знают, так, что приготовьтесь подохнуть за Мамку — Родину….

И ведь все равно — летели,

Вопрос совсем не в том — служил или нет, а если да — то где — а если где- то с каким счетом…

нет… вопрос в том — чем ты занимался в это сволочное время…

И понимал ли, что идет война,

вот и все, вот и весь вопрос, армия правда и сама ничего не понимала, но война-то идет.

В этот год зима была — ранней,

слякоть в сапоги лезла,

он не различал званий,

и не знал такого места.

А потом вокзал, битый,

новый год, и гниль в ране,

Так вот и полег — небритый, +++++

и не различишь званья.

Потому, что это жизнь,

ну кто из нас не останавливался в понимании дикой несправедливости жизни?

Кто хотя бы раз не был готов отдать многое, только что бы повернуть время, прогнать прочь как ночной кошмар, как наваждение, беду,

пришедшую как всегда наобум…

Кто из нас не стоял в бессилии, сжимая кулаки и не имея возможности изменить?

Ведь, кажется, — миллиметры, не пойди, не сделай шаг, и все было бы в порядке…

Вся наша жизнь — миллиметры…

Это ведь злость исконная, не смиренная и не смиряемая- злость на мир и провидение….

Но не спасает она, эта злость,

И делают люди роковые шаги, может и в это мгновение…

И стоят в непонимании и неверие в случившееся…

И молятся,

все равно молятся и надеются,

Потому, что живут…

Живут по написанным для них правилам…

Потому, что это жизнь

Понимаю предков, чуть, что —

по кумполу,

и некому потом трындеть о недостатке аргументов, о воздух-то какой!

ЧАСТЬ 2

Сгори огнем, просыпься пеплом,
прожитым днем не обольстясь,
заметны пятна лишь на светлом —
судеб таинственная вязь,
судеб и рун переплетенье,
как сапогами по ковру,
как в океане волн боренье,
как скатерть в пятнах поутру…

Ниже солнца выше неба, посредине пустоты,
мне рассказывали небыль, что в горах цветут цветы,
мне рассказывали сказки, про далекие моря,
дни отплясывали пляски дней ушедших не щадя…
иоанитскими крестами расписали все трюмо,
звали управлять мирами, мене текел, мать его…
Пред великою двадцаткой не предстать мне никогда,
стали просто отпечатком мое Ка и мое Ба,
не сочту всех знаков в строфах, не поеду в Амблевилл,
Я ложил на теософов, на синархию ложил…
А в Шампани, а в Жизоре восемь досок со змеей,
пять Граалей — аллегорий, век железа сам- восьмой…
Скучно все же править Миром, сокровенного желать,
не твори себе кумиров, и не будешь кровью срать…
Ниже Солнца, выше неба, посредине пустоты,
обещали бедным хлеба, раскрывали массам рты…
Управляют Миром страсти, пидорасы и бесЫ,
Вот такое злое счастье, пять империй на весы…
Семь народов оскопили, шесть наречий низвели,
так построить рай спешили — чьи-то головы в пыли…
посвященным хуже нету, просвещенных погонять,
ну как спиздят бафомета, как пойдут плащи топтать…
в гроб сходили воскресали, двое за руки, без глаз
тайн высоких познавали прикладали ватерпас…
и такого натворили, и такого наплели —
мира свет — коптит светильник, соль калийная земли.
а ведь кончится заклятье Соломонова кольца…
Все же гнусное занятье — передразнивать творца.
Может я чего не знаю, но уверен я в одном —
возвратится в дом Хозяин, и разгонит блядский дом…

Мысль о Боге всегда неожиданна

ХАГАЛ. ЗАЩИТА АТАКОЙ.

Предуведомление: Все события и герои плохо выдуманы

РУНА ЛЁД. ИСТОК.

Когда мне было пятнадцать, мы написали на кирпичной стене трансформаторной будки: «Нет нейтронной бомбе!».

Написали синей краской, выводя слова грубой кистью взятой на соседней стройке, щедро зачерпывая краску из ведра.

Надпись вышла с потеками.

Когда я через тринадцать лет возвращался в городок, в котором вырос,

надпись все еще была.

Так мы пошутили.

Нам казалось это очень тонкий юмор.

Очень уж удалась шутка.

Дело в том, что я жил в военном городке.

И вся жизнь крутилась вокруг секретного объекта, на котором,

об этом знали все, наши родители придумывали эту самую нейтронную бомбу.

И трансформаторная будка была возле этого института,

а может и вообще — питала нейтронную бомбу электричеством.

А пиндосы в это самое время, то ли угрожали, то ли производили свою бомбу, скорее всего, угрожали, насколько я помню плакаты, да, угрожали.

И вся страна в приказном порядке организованно протестовала.

И мы, на волне протестов, проявили самостоятельность.

Стирать надпись власти не стали — глупо, да и власти были умные, посмеяться они, все же, любили.

Поэтому шутка получилась потрясающе смешной, как нам казалось.

Так нам казалось тогда.

Теперь-то я готов тысячи раз протестовать организованно против чего угодно, лишь бы вернуть те безобидные времена.

Но шутка удалась, и тех времен уже не вернуть.

Очень уж удалась шутка.

ПОСЛАННИК.

Я давно хотел написать книгу.

Честно говоря, я хотел написать гениальную книгу.

Лет семь назад я даже начал ее писать.

В ней рассказывалось о паре — тройке сильно пьющих героев,

которые с перепою основали новое государство на свободных землях.

Это казалось мне неплохой идеей.

Но в наше время свободных земель уже не осталось.

Как говорил один умный человек, которому я до сих пор должен 400 долларов США (эти 400 долларов нужны были не мне, а моему другу, который должен был расплатиться за пистолет): «Мир замкнулся».

Он произносил эти два слова с заглавных букв, и в произношении слышалось сожаление об этом событии.

Он говорил, что первым это понял Карл Маркс, понял и забросил писание второго тома книги Карла Маркса «Капитал».

Он говорил еще много об этом замкнутом на себя мире, но я помню только тоску в его глазах,

тоску по дороге в новый неведомый край без кретинов и общечеловеческих ценностей.