Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 1

• Название: Травяной венок. Том 1
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-7107-0124-6

«Травяной венок» – вторая часть дилогии Колин Маккалоу, являющаяся продолжением романа «Первый человек в Риме».

Прославленный завоеватель Германии и Нумидии Гай Марий стремится достигнуть предсказанного ему много лет назад: беспрецедентного избрания консулом Рима в седьмой раз. Этого можно добиться только ценой предательства и крови. Борьба сталкивает Мария с убийцами, властолюбцами и сенатскими интриганами и приводит к конфликту с честолюбивым Луцием Корнелием Суллой, когда-то надежной правой рукой Мария, а теперь самым опасным его соперником.

---

Он выиграл этот день; это понимал каждый.

– Наиболее блестящее его достижение, – заметил Антоний Оратор, – это то, что он заставил сенаторов поверить во всеобщее гражданство, как в неизбежность. Они привыкли видеть, как убеждения ломаются под натиском сената. Но он сам сломал их убеждения, – я гарантирую, принцепс, он убедил их!

– Согласен, – сказал Скавр, которого будто воспламенили. – Знаешь, Марк Антоний, еще недавно я полагал, что ничто в сенате уже не сможет удивить меня, что все лучшие образцы мы уже имеем. Но Марк Ливий уникален. Такого Рим еще не видел. И не увидит, я подозреваю.

Друз был верен слову. На народном собрании он вновь поставил вопрос о гражданстве для италиков – настолько неукротимый, что им нельзя было не восхищаться. Слава его росла; о нем говорили во всех слоях общества: его твердый консерватизм, его железная убежденность, умелое использование закона – все это превратило его в героя. Рим был вообще консервативен, включая низы. Накопленные веками традиции и обычаи – mos maiorum – значили чрезвычайно много. И нашелся человек, для которого mos maiorum значили так же много, как и справедливость. Марк Ливий Друз стал полубогом; люди начали верить в его непогрешимость.

В бессилии Филипп, Цепион и Катул Цезарь наблюдали за деятельностью Друза всю вторую половину октября и начало ноября. Первоначально собрания носили агрессивный характер, но Друз с поразительным искусством утихомиривал страсти, давал слово каждому желающему, хотя никогда при этом не уступал толпе. Когда страсти чересчур распалялись, он останавливал собрание. Первоначально Цепион пытался силой помешать заседаниям, однако у Друза был нюх на острые моменты, и он запросто прерывал собрания, на которых появлялся Цепион.

Шесть contiones, семь, восемь… и каждая последующая спокойнее, чем предыдущая. И каждая приближала конечную цель Друза и убежденность присутствующих в неизбежности такого решения. Друз подтачивал предубеждения, как вода точит камень. С неизменным изяществом и достоинством, с восхитительным спокойствием он вел собрания, при этом все более роняя авторитет своих врагов, которые на его фоне выглядели грубыми и бестактными.

– Это единственный способ выиграть, – признался он принцепсу Скавру, стоя как-то вместе с ним на ступенях сената. – То, чего всегда не хватало нашим благородным римским политикам, и что есть у меня – терпение. Я держусь с ними как равный, я выслушиваю всех. Это им нравится. Они любят меня! Я был с ними терпеливым, и в награду получил их доверие.

– Ты – второй после Гая Мария, которого народ действительно любит, – задумчиво проговорил Скавр.

– Вполне логично, – сказал Друз. – Его любят за его прямоту, силу, простоту, которая делает его похожим скорее на одного из них, чем на римского патриция. У меня нет этих природных качеств; я не могу быть никем иным, как самим собой – римским патрицием. Но я выиграл благодаря терпению, Марк Эмилий. Они привыкли доверять мне.

– Ты действительно полагаешь, что пришло время для голосования?

– Да.

– Советуешь ли мне собрать остальных? Мы можем пообедать в моем доме.

– Именно сегодня мы можем пообедать в моем доме, – сказал Друз. – Завтра, так или иначе, решится моя судьба.

Скавр поспешил отыскать Мария, Сцеволу, Антония и Суллу.

– Я с приглашением от Марка Ливия. Отобедаем у него? – сказал он и, видя на лице Суллы явное нежелание, начал горячо убеждать его. – Прошу тебя, пойдем! Никто не будет лезть в твою израненную душу.

Сулла улыбнулся:

– Хорошо, Марк Эмилий, я согласен.

В день последней, восьмой contio, круг последователей Друза и его собеседников настолько расширился, что на рассвете они все собрались в доме патрона. Люди третьего, четвертого классов, даже некоторые из низов собрались, чтобы послушать своего любимца. Назавтра должно было состояться голосование, и эскорт Друза был в этот день особенно велик.

– Так значит, завтра, – сказал Сулла Друзу.

– Да, Луций Корнелий. Они привыкли доверять мне, все, окружающие меня теперь, от всадников до самых низов. Я не вижу причины откладывать голосование на поздний срок. Если мне суждено победить, это случится завтра.

– Нет сомнений, что тебя ждет успех, – сказал Марий, – и я сам буду голосовать за твой закон.

Идти было недалеко. Вот и дом Друза перед ними.

– Входите, входите, друзья мои! Проходите прямо в атриум, там мы и побеседуем, – радушно приветствовал толпу Друз, а Скавру шепнул. – Проведи остальных в мой кабинет. Я скоро распущу их, но перед этим по этикету с ними необходимо поговорить.

Пока Скавр и его спутники направлялись в кабинет, Друз направил свой эскорт через обширный внутренний дворик к дверям на задней стене колоннады. Некоторое время еще Друз постоял среди компании почитателей, шутя и смеясь, напутствуя их перед голосованием. Понемногу они небольшими группами начали расходиться, оставались лишь несколько человек. Наступили сумерки, и, пока не были зажжены лампы, тени густо легли за колоннами и в углах.

Замечательно! Последние посетители распрощались со своим кумиром. Внезапно один из них бросился под покровом темноты к Друзу, и тот почувствовал острую обжигающую боль в паху. Остальные уже спешили прочь от дома Друза, торопясь достичь ночлега до наступления темноты, когда улицы Рима превращаются в полные опасностей трущобы.

Ослепленный болью, Друз стоял в дверном проеме с простертой рукой и молча наблюдал, как калитка пропустила последнего посетителя в дальнем конце двора. Затем обернулся, чтобы идти к друзьям, но в тот момент, когда он сделал шаг, крик вырвался из его груди: крик боли и ярости. Что-то теплое и жидкое струилось по правой ноге. Ужас!

Когда Скавр с друзьями выбежали на крик, Друз стоял на подгибающихся ногах, рука его была прижата к правому боку. На их глазах он отвел руку и С изумлением посмотрел на нее: она была в крови. Его крови. Опускаясь на колени, с широко открытыми глазами, он не мог перевести дух от боли.

Первым опомнился Марий. Он отвернул полу тоги Друза с правой стороны, и все увидели торчащий из паха нож – разгадку случившегося.

– Луций Корнелий, Квинт Муций, Марк Антоний, идите за лекарями, – потребовал Марий. – Принцепс Скавр, прикажи зажечь лампы – все до единой!

Внезапно Друз снова вскрикнул; ужасный крик взлетел ввысь и заметался из угла в угол, как летучая мышь. Тотчас послышались вопли, топот ног прислуги, зажгли лампы, Корнелия Сципион вбежала в комнату и бросилась на пол, залитый кровью, к ногам сына.

– Убийца, – отчетливо произнес Марий.

– Надо послать за его братом, – сказала мать, вставая, вся в сыновней крови.

В суматохе никто не замечал шестерых детей, которые, прибежав с Корнелией, прятались теперь за спиной Мария и испуганно глядели на окровавленного Друза. Теперь он кричал беспрестанно, по мере того, как боль нарастала. При каждом крике дети начинали метаться, пока маленький Цепион не догадался обнять братишку Катона, заслонив от него лежащего дядю Марка.

Вернулась Корнелия и вновь припала к ногам сына, такая же беспомощная, как и Марий.

В этот момент появился Сулла, силой волоча Аполлодора Сикула; он подвел его к Марию:

– Бесчувственный mentula не хотел отрываться от обеда. Врач, сицилийский грек, едва дышал от железной хватки Суллы:

– Его надо положить в постель, чтобы я мог осмотреть рану.

Марий, Сулла и трое слуг подняли мечущегося в крике Друза и перенесли его на большую кровать, оставляя за собой широкую полосу крови. Лампы горели ярко, как днем.

Прибыли и другие лекари; Марий и Сулла оставили их и перешли в другую комнату, откуда они могли слышать беспрестанные крики Друза.

– Мы должны остаться здесь, – сказал Скавр; он выглядел старым и осунувшимся.

– Да, мы не можем уйти, – подтвердил Марий, чувствуя себя старым и разбитым.

– Пойдем же обратно в кабинет, не будем мешать, – предложил Сулла, все еще дрожа от потрясения.

– Юпитер, я не могу поверить! – вскричал Антоний.

– Цепион? – спросил Сцевола, содрогаясь.

– Скорее, Варий, испанский пес, – ответил Сулла сквозь зубы.

Так они сидели, чувствуя себя потерянными, бессильными, а в ушах стоял ужасный крик Друза. Вскоре они обнаружили, что Корнелия, как истая патрицианка, проявила гостеприимство и в такую ужасную минуту, прислав им вино и пищу, а также слугу.

Наконец лекарям удалось извлечь нож. Это оказался инструмент сапожника – с широким, изогнутым лезвием, – идеальный для таких целей.

– Его повернули в ране, – пояснил Аполлодор Сикул Мамерку. – Порваны все ткани, ничего невозможно сшить. Поражены сосуды, нервы, мочевой пузырь.

– Нельзя ли дать ему обезболивающего?

– Я уже приказал приготовить маковый сироп. К сожалению, я думаю: ничто уже не в силах помочь.

– Вы говорите, что мой сын умрет? – спросила Корнелия Сципион.

– Да, domina, – с достоинством подтвердил лекарь. – Кровотечение внешнее и внутреннее одновременно, у нас нет средств прекратить его. Он умрет.