Валерий Брюсов - Семь цветов радуги

• Название: Семь цветов радуги
• Автор: Валерий Брюсов
• Жанр: Поэзия

---

Но память о сне сохранив!

1912

Москва

«Сумрак тихий, сумрак тайный…»

Сумрак тихий, сумрак тайный,

Друг, давно знакомый мне,

Безначальный и бескрайный,

Призрак, зыблющий туманы,

Вышел в лес и на поляны,

Что-то шепчет тишине.

Не слова ль молитвы старой,

Древней, как сама земля?

И опять, под вечной чарой,

Стали призрачной химерой

Скудный лог, орешник серый,

Зашоссейные поля.

Давний, вечный сон столетий,

В свете звезд, опять возник:

И вся жизнь — лишь ветви эти,

Мир — клочок росистый луга,

Где уста нашли друг друга,

Вечность — этот темный миг!

Июль 1912

Подольск

«Безумие белого утра смотрело в окно…»

Безумие белого утра смотрело в окно,

И было все странно-возможно и все — все равно.

И было так странно касаться, как к тайным мечтам,

К прозрачному детскому телу счастливым губам.

Но облачный день засветился над далыо лесной,

Все стало и ясно, и строго в оправе дневной.

Ночные безумные бездны, где все — все равно,

Сменило ты, солнце, сменило ты, Бородино!

Вот снова стоит император, и грозный призыв

Мне слышен на поле кровавом, меж зреющих нив:

«Что страсти пред гимном победы, пред зовом Судьбы!

Мы все „увлекаемся Роком“, все — Рока рабы!»

Свет солнца, даль нив, тень былого! Как странно

давно

Безумие белого утра смотрело в окно!

Июль 1912

Бородино

«Это чувство — странно-невозможного…»

Это чувство — странно-невозможного,

Вдруг обретшего и кровь и плоть,

В миг воспоминания тревожного

Я стараюсь тщетно побороть!

Помнятся, и видятся, и движутся

Вымыслы безудержной мечты.

Словно перлы сказочные нижутся

В ожерелье жуткой красоты!

И глазам так больно от слепительной

Вспышки перепутанных огней…

Но — все было в жизни ли действительной,

Иль в игре сновидящих теней?

Здесь я — тайн достигший иль обманутый

Сладостным предчувствием чудес?

И боюсь, чтоб перлов блеск с протянутой

Нити, лишь проснусь я, не исчез!

Ах, как знак призвания не ложного

С неба кинь мне светлую милоть,

Ты, виденьям странно-невозможного

Даровавшая и кровь и плоть!

<1916>

«Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдно…»

Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдно

Мои безумные слова,—

Когда, качаясь серповидно,

Тень на стене была жива;

Когда клонилось к телу тело,

Уста искали влажных уст,

И грезе не было предела,

А внешний мир был странно-пуст.

Я верил, или я не верил?

Любил вполне, иль не любил?

Но я земное небом мерил

И небо для земли забыл!

Качались тени. Губы млели.

Светилась тела белизна.

И там, вкруг сумрачной постели,

Была блаженная страна,—

Страна, куда должны причалить

Все золотые корабли,

Где змей желаний сладко жалит

И душен аромат земли!

И не было ни стен, ни комнат,—

Хмель солнца, пьяная трава…

О, неужели мысли вспомнят

Мои безумные слова!

1912

«Месяц в дымке отуманенной…»

Месяц в дымке отуманенной

В тусклом небе, словно раненый,

Обессиленный лежит.

Все огни давно погашены;

Издалека голос башенный

Что-то грустное гудит.

Возвращаюсь вновь под утро я.

Вновь Минерва, дева мудрая,

Держит, как маяк, копье.

Там, где Лар стоит отеческий,

Мне гласит гекзаметр греческий:

«В мире каждому свое!»

Надо улицей пустынною

Проходить мне ночью длинною,

После вздохов роковых,

Чтоб укусы и объятия,

Чтоб восторги и проклятия

Превратить в бессмертный стих.

1913

«Я помню легкие пиластры…»

Und mein Stamm sind jene Asra,

Welche sterben, wenn sie lieben.

H. Heine[3]

Я помню легкие пиластры

Закатных облаков в огне,

Когда, со мной целуя астры,

Ты тихо прошептала мне:

«И я, и я — из рода азров!»

Я помню бред безумной ночи,

Бред клятв, и ласк, и слез, и мук,

Когда, вперив в молчанье очи,

Ты повторила, с хрустом рук:

«И я, и я — из рода азров!»

И помню я твой взгляд застывший

……………………

И в этот миг, как меч губивший,

Твои слова я вспомнил вновь:

Да, ты была из рода азров!

И никогда к тебе, волнуем

Желаньем, не прильну без слов!

Ты не коснешься поцелуем

Моих седеющих висков!

Да, ты была из рода азров!

И не смотреть нам на пиластры

Вечерних облаков в огне,

И ты, со мной целуя астры,

Не повторишь мне, как во сне;

«И я, и я — из рода азров!»

1913

«Я не был на твоей могиле…»

Я не был на твоей могиле;

Я не принес декабрьских роз

На свежий холм под тканью белой;

Глаза других не осудили

Моих, от них сокрытых, слез.

Ну что же! В неге онемелой,

Еще не призванная вновь,

Моих ночей ты знаешь муки,

Ты знаешь, что храню я целой

Всю нашу светлую любовь!

Что ужас длительной разлуки

Парит бессменно над душой,

Что часто ночью, в мгле холодной,

Безумно простирая руки,

Безумно верю: ты со мной!

Что ж делать? Или жить бесплодно

Здесь, в этом мире, без тебя?

Иль должно жить, как мы любили,

Жить исступленно и свободно,

Стремясь, страдая и любя?

Я не был на твоей могиле.

Не осуждай и не ревнуй!

Мой лучший дар тебе — не розы:

Все, чем мы вместе в жизни жили,

Все, все мои живые грезы,

Все, вновь назначенные, слезы

И каждый новый поцелуй!

8 января 1914

«Это — не надежда и не вера…»

Это — не надежда и не вера,

Не мечтой одетая любовь:

Это — знанье, что за жизнью серой,

В жизни новой, встретимся мы вновь.

Нет, не жду я райского селенья,

Вод живых и золотых цветов,

Вечных хоров ангельского пенья

И блаженством зыблемых часов.

Не страшусь и пламенного ада,

С дьяволами в красных колпаках,

Смол огнекипящих и обряда

Страшного суда на облаках.

Знаю: там, за этой жизнью трудной,

Снова жизнь и снова тяжкий труд;

Нас в простор лазурно-изумрудный

Крылья белые не вознесут.

Но и там, под маской сокровенной,

С новым даром измененных чувств,

Нам останется восторг священный

Подвигов, познаний и искусств.

Там, найдя, кого мы потеряли,

Будем мы, без пламени в крови,

Снова жить всей сладостью печали

И, прошедшей через смерть, любви!

1914

ТАМ, У ВХОДА

И покинем

Там, у входа,

Покрывала ваши мрачные!

А. Фет

БЕЗВЕСТНАЯ ВЕСТНИЦА

Что это? Пение, славленье

Счастья всем хором земли,

Облачка в небе курчавленье,

Пташек веселье в дали!

Что это? Таянье, мление

Звуков, цветов и лучей!

Вечное право весеннее

Славит журчаньем ручей.

Как же? Не я ли, раздавленный

Глыбой упавшей скалы,

Странник, друзьями оставленный,

Вестника сумрачной мглы

Ждал; но не образ Меркурия

Грозно сошел с высоты:

Вижу в прозревшей лазури я

Милые чьи-то черты.

Кто ты, безвестная вестница

Тайно наставшей весны?

Фея, богиня, кудесница?

Иль только смутные сны

Нежат пред мигом томительным,

Нас подводящим к концу?

Ты, с удивленьем медлительным,

Клонишься тихо к лицу…

Пение, мление, алые

Светы наполнили храм…

Миг! и уста не усталые

Жадно прижал я к устам!

1914

НА САНКАХ

Санки, в радостном разбеге,

Покатились с высоты.

Белая, на белом снеге

Предо мной смеешься ты.

Чуть дрожат, качаясь, сосны,

С моря веет ветерок…

Верю: снова будут весны,

День счастливый недалек.

Нет ни ужаса, ни горя:

Улыбнулся детский лик,

И морозный ветер с моря

В душу ласково проник.

Надо легким быть, как санки,

Надо жить лишь для игры,

И лететь во глубь, к полянке,

Склоном сглаженной горы!

Снова в радостном разбеге

Санки мчатся с высоты,

И, упав, на белом снеге,

Белая, смеешься ты!

11 января 1914

В ЛОДКЕ РЫБАЦКОЙ