Валерий Брюсов - Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники

• Название: Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники
• Автор: Валерий Брюсов
• Жанр: Поэзия

---

Жалея покидать музей.

Ноябрь 1902

«Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый…»

Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый —

То лицемерие; пред искренностью — страх!

Мы все притворствуем в искусстве и в гостиной,

В поступках, и в движеньях, и в словах!

Вся наша жизнь подчинена условью,

И эта ложь в веках освящена.

Нет, не упиться нам ни чувством, ни любовью,

Ни даже горестью — до глубины, до дна!

На свете нет людей — одни пустые маски,

Мы каждым взглядом лжем, мы прячем каждый крик,

Расчетом и умом мы оскверняем ласки,

И бережет пророк свой пафос лишь для книг!

От этой пошлости обдуманной, обычной

Где можно, кроме гор и моря, отдохнуть?

Где можно на людей, как есть они, взглянуть?

— Там, где игорный дом, и там, где дом публичный!

Как пристани, во мгле вы выситесь, дома,

Убежища для всех, кому запретно поле,

В вас беспристрастие и купли и найма.

В вас равенство людей и откровенность воли.

Вот мир восторженной победы и борьбы

В разврате искреннем и слов и побуждений.

Мы дни и месяцы актеры и рабы,

Оставьте же притон для искренних мгновений!

<1902>

«Дивный генуэзец! как нам стали понятны…»

Дивный генуэзец! как нам стали понятны

Твои пророческие слова:

«Мир мал!»

Мы взором одним озираем его

От полюса до полюса —

Нет больше тайн на земле!

Прежде былинка в безмерных просторах,

Упорно — за веком век —

Работал, боролся, вперед продвигался

И своей планетой, наконец, овладел

Человек.

Нет больше тайн в надземном тесном мире!

Стальные иглы рельс, обвив материки,

Бегут сквозь цепи Анд, бегут в степях Сибири —

К верховьям Крокодиловой реки;

Земля, земля! настало время!

Ты — достояние людей.

Не то или другое племя,

Не тот иль этот из царей,

Тебя взял Человек, его спокойный гений,

Его холодный ум, его упорный труд

И смелый взлет безумных дерзновений!

И правит скорбного Судьи бесстрастный суд.

Человек! торжествуй! и, величье познав,

Увенчай себя вечным венцом!

Выше радостей стань, выше слав,

Будь творцом!

<1902>

«— Пусть лобзает меня — он лобзаньем своим!..»

— Пусть лобзает меня — он лобзаньем своим!

Удовольствия ласк его — свыше вина.

Запах риз его — ладанный дым,

Как пролитое миро — его имена!

Девы ради сего — возлюбили тебя!

За тобой и к тебе, царь, пойду я, любя.

Опаленная солнцем, лицом я смугла

И прекрасна, как полы в китарских шатрах,

Как завесы во храме на пышных вратах.

Виноградник отца я все дни стерегла,

Но сберечь не сумела я свой виноград.

Где пасешь ты? скажи мне, возлюбленный брат!

Где почиешь в полуденный жар, — возвести!

Чтоб к друзьям твоим мне, заблудясь, не прийти.

— Если ты угадать не умела, где брат,

Приходи к пастухам по следам наших стад.

Кобылице моей в колеснице царя

Уподоблю тебя я, подруга моя!

Хороши твои щеки в серьгах золотых,

Хороша твоя грудь в ожерельях твоих.

Золотые подвески я дам с серебром…

О, как сладостно ладаном пахнет кругом.

— Ветка мирры — мой брат — на груди у меня,

В винограднике, брат мой, покойся до дня.

— Ты прекрасна, сестра, — как у голубя взор.

— Ты прекрасен, мой брат, — ароматен убор.

— Сень над ложем у нас наклоняется вниз,

Кровля ложницы — кедр, потолок — кипарис.

1902

«Влачась по дням, при новой встрече…»

Влачась по дням, при новой встрече

Твержу с усталостью «люблю»,

Но эти взоры, миги, речи

Запоминаю и ловлю.

От ночи дню передаваем,

Куда-то на волнах влеком,

То из-за стен дышу я раем,

То за окном я внемлю гром.

Не увлечен и не печален,

Но, любопытствуя везде,—

В бреду пиров, в молчаньи спален,

Я рад бегущей череде.

Уходят шумные мгновенья,

И я дивиться вновь готов

На самоцветные каменья

Случайно сложенных стихов.

<1902>

«Прими послание, о Виктор!..»

Прими послание, о Виктор!

Слагаю песнь тебе я в честь,

Пусть консул я, а ты — мой ликтор,

Но сходство между нами есть.

Тебе милее смех девичий,

Мне — женский и бесстыдный смех.

Но что до маленьких различий,

Когда мы оба любим грех!

Мы оба на алтарь Цитерин

Льем возлияния свои,

И оба будем — я уверен,

До гроба верными любви!

Но любим мы полней и выше,

Чем даже страсти легкий стон,—

Напевы стройных полустиший

И в темных лаврах Геликон!

<Март 1903>

«И вдруг все станет так понятно…»

И вдруг все станет так понятно:

И жизнь земли, и голос рек,

И звезд магические пятна,—

И золотой настанет век.

Восстанут новые пророки

С святым сияньем вкруг волос,

Твердя, что истощились сроки,

Что день настал свершенья грез.

И люди все, как сестры-братья,

Семья единого отца,

Протянут руки и объятья,

И будет радость без конца!

9 — 10 сентября 1903

«Над бредом наших разных ликов…»

М. Н. Семенову

Над бредом наших разных ликов,

Над диким сном

Разноязычных наших криков,—

Не здесь, в ином —

Есть нас связующие нити.

Есть общий зов

За грань желаний и событий,

Имен и слов!

Мы все склоняем взор во храме,

Всех зыблет страсть,

И красота над всеми нами

Простерла власть!

16 октября 1903

ОРФЕЙ

Вакханки встретили Орфея

На берегу немолчных вод.

Он, изнывая и немея,

Следил их медленный черед.

Душе, всегда глядящей в тайны,

Где тихо веет Дионис,

Понятен был их бег случайный

И смена сребропенных риз.

Но, опьяненны и безумны,

Почти до чресл обнажены,

Менады вторглись бурей шумной

В его безветренные сны.

Их тирсы зыблились, как травы,

Когда находит с гор гроза,

И, полны ярости и славы,

Звенели в хоре голоса.

«Унынье прочь! Мы вечно юны,

Что зимний ветр! Сияет май!

Ударь, певец, в живые струны

И буйство жизни повторяй!

Ты ль, двигавший напевом скалы,

Кому внимали барс и тигр,

Пребудешь молча одичалый

При вольном вое наших игр.

Твой бог — наш бог! Что возрожденье,

Когда до дна прекрасен миг!

Не сам ли в неге опьяненья

И в нас бог Дионис проник.

Вошел он с вестью о победе,

Что смерть давно побеждена,—

Все жизни — в сладострастном бреде,

Вся вечность — в таинстве вина».

Они стремятся, как пантеры,

Но и пантер смирял напев,

И лиру взял, исполнен веры,

Орфей среди безумных дев.

Он им поет о Евридике,

О страшных Орковых вратах…

Но песню заглушают крики…

Уж — камни в яростных руках.

И пал певец с улыбкой ясной.

До брега волны докатив,

Как драгоценность, труп безгласный

Принял на грудь свою прилив.

И пышнокудрые наяды

Безлюдной и чужой земли

У волн, в пещере, в час прохлады,

Его, рыдая, погребли.

Но, не покинув лиры вещей,

Поэт, вручая свой обол,

Как прежде в Арго, в челн зловещий,

Дыша надеждой, перешел.

4 декабря 1903

«— Дитя, скажи мне, что любовь?..»

— Дитя, скажи мне, что любовь?

— Вот этот ужас мой без воли,

Вот этот стыд, мгновенье боли,

Вот эта стынущая кровь.

— Дитя, скажи мне, что же страсть?

— Вот эти слезы, эти пени,

Вот эта жажда унижений:

Быть как раба, к ногам припасть.

— Дитя, ответь мне, счастье в чем?

— В твоей истоме, в этом бреде,

В твоем весельи о победе,

Во взоре блещущем твоем!

1903

СФИНКС

Я пустынной шел дорогой

Меж отвесных, тесных скал,—

И внезапно голос строгий

Со скалы меня позвал.

Вечерело. По вершинам

Гас закат. Был дол во мгле.

Странный призрак с телом львиным

Вырос, ожил на скале.

Полузверь и полудева

Там ждала, где шла тропа.

И белели справа, слева

Кости, кости, черепа…

И, исполнен вещей веры

В полноту нам данных сил,

К краю сумрачной пещеры,

Человек, я подступил.

И сказал я: «Ты ли это,

Переживши сто веков,

Снова требуешь ответа?

Дай загадку, — я готов?!»

Но, недвижима на камне,

Тихо, зыбля львиный хвост,

Дева, взор вонзив в глаза мне,

Ожидала первых звезд:

«Вот загадка, о прохожий,

Ты, пришедший из долин!

Я тебя спрошу все то же,