Марина МОСКВИНА - Гений безответной любви.

• Название: Гений безответной любви.
• Автор: Марина МОСКВИНА
• Жанр: Современная проза

---

Поэтому Миша из любви к Соле много лет подряд возил меня и Васю отдыхать в Феодосию по профсоюзной путевке. Нам с ней там очень нравилось. Коттеджи на две семьи, все вокруг утопает в розах! Яблони, сливы, кипарисы, заросли ежевики, миндаль, кизил, а какие маки!.. А сколько разных трав и птиц, шиповник, жасмин, горы в цвету, все благоухает, ночами соловьи поют, море: «ш-ш-ш…» Но главное — розы! Розы — с конца апреля и чуть ли не до декабря!

Однажды к нам в коттедж поселилась шикарная женщина администратор съемочной группы киностудии Горького — неисчислимой орды киношников, прибывших в Крым снимать историческую ленту «Ричард Львиное Сердце». Звали ее Любовь.

Она вошла к нам сразу, как только поставила чемоданы.

— Моими соседями, — сказала она волнующим низким голосом, — обязательно должны быть почтенные люди! Я ведь миллионами ворочаю, и у меня всегда есть что выпить.

Она с пристрастием оглядела по очереди: Васю, Мишу, меня, как бы

взвешивая — почтенные мы или не очень, и ни слова не говоря, удалилась. Видимо, решив, что более или менее почтенные, она вернулась через пять минут с громадным тортом — торт «Киевский», «прямо из Киева», правда, уже не целый, его кто-то не смог доесть из знаменитых артистов, поскольку в нем, в этом киевском торте, устроили муравейник черные мураши.

Далее с ее стола к нам пошли перекочевывать огурцы, помидоры «прямо из Симферополя», черешня, козье молоко, творог, она же продукты закупала — тоннами! Коньяк там за стенкой лился — армянский — рекой!

— Вася! Миша! Я не киношник! Я человек театра! — она говорила. — Я десять лет была директором Тамбовского театра! О, это золотые времена! У меня две родные сестры в Тамбове, и обе — почтенные люди. Миша! Возьмите грецких орехов! У меня шесть мешков — колите и кушайте!

Она не могла не осыпать благодеяниями, делала это полностью бескорыстно, ей от нас было ничего не нужно, кроме стульев и стаканов.

— Миша! Можно у вас одолжить стул …на одно лицо? — спрашивала Люба, и с этим вопросом она могла заглянуть к нам в любое время суток.

Сама она не пила, но у нее было множество подшефных. Знаменитейшие по тем временам голоса доносились с ее веранды.

— Ну что, стаканчик налить? — это голос Любы.

И в ответ — баритон, постоянно звучавший с экранов телевизоров и кинотеатров:

— Я что, похмеляться, что ли, пришел? Я пришел пообщаться, поговорить. А это — само собой!

Она ведала всем в этом крымском крестовом походе. Ничто не было выпущено у нее из виду, все находилось под ее контролем. Если над Тихой Бухтой, где разбил свои шатры лагерь крестоносцев, нависли тучи, а это противоречило замыслу режиссера, по Любиной наводке разгонять их поднимался из Симферопольского аэропорта отряд вертолетов. Под ее неусыпным оком Тихая коктебельская Бухта из последних сил изображала гористые стремнины Иордана, и если бы для съемки режиссеру понадобился натуральный Гроб Господень, то Любе бы доставили его «прямо из Иерусалима», чтобы картина выглядела достоверней.

К слову о Гробе Господнем: отвоевать его у сарацин было, наверно, проще, чем выбивать для этого фильма деньги у банкиров. Самоотверженные воины английские, лукавые французы, всем без разбору недовольные австрийцы, нищие, но благородные шотландцы, маркизы, магистры, карлики, бесчисленные сарацины, мальтийские рыцари, злобные тамплиеры в белых плащах с алым крестом на плече, отшельник, архиепископ и палач, король английский Ричард, свита Ричарда, прекрасные дамы, кони, два здоровенных кобеля — ирландские волкодавы, шуты, монахи, менестрели, полторы сотни декораторов и гримеров — все это с надеждой взирало на нашу Любу, от которой зависели их стол и дом, благосостояние, крымский портвейн и копченая мойвочка.

Кстати, о Ричарде Львиное Сердце — с некоторых пор он тоже зажил у нас в коттедже. Он всегда торопился по утрам и яростно рвался в туалет, так что Мише даже один раз пришлось крикнуть «Занято!», правда, когда он вышел, то был сполна вознагражден тем, что Ричард Львиное Сердце сказал ему «Доброе утро!».

— Здрассьте, — ответил Миша.

И именно в наш стакан Ричард постоянно с детской доверчивостью ставил свою зубную щетку.

Еще он любил посидеть вечерком во дворе, нога за ногу, поболтать с тетками на лавке.

— Нет, вы видали? — не уставал изумляться Миша. — Сидят три старушки — кому-то кости перемывают, и с ними Ричард Львиное Сердце, король английский — как на завалинке!..

Однажды вечером, когда Миша прилег уже и задремал, укрывшись журналом «Вопросы философии», к нам в комнату, дыша духами и туманами, зашли шикарные Люба и Лара.

— Миша! — сказала Люба, слегка приподняв журнал над Мишиным лицом.

— Что вам, Любовь? — отзывается Миша сквозь дрему. — Стулья? Стаканы?

— Я хочу, — произнесла Люба, — чтобы вы у нас поработали артистом массовых сцен.

— Массовка, — важно произнес Миша, спуская ноги с кровати. — Арена борьбы мании величия с комплексом неполноценности.

— Подумайте, прежде чем отказаться, — сказала Люба. — Я договорюсь, чтобы вам обед туда был отправлен. Увидите своими глазами знаменитых артистов. Армен Джигарханян выйдет завтра на съемку, будут фрукты и крупные планы.

— Зачем это мне? — удивляется Миша.

— Развлечетесь!

— Как-то уже развлекаться хочется, не выходя из дома, — отрезал Миша.

— Получите новые впечатления! — говорит Лара. — И с познавательной точки зрения хорошо. Что вы знаете о крестоносцах, их радостях и печалях?

— Вы думаете, это мне интеллектуальный уровень повысит? — говорит Миша. — Это мне только репутацию подмочит.

А Люба:

— Вас так оденут и загримируют, вы сами себя потом на экране узнаете с очень большим трудом. Будете пальцем показывать: «Вон, вон — бежит, упал, сломал ногу, видите, кони топчут? Это я!»

Они его соблазняли всеми возможными способами, но Миша артачился как мог, увиливал, отлынивал и отбрыкивался.

— А это во сколько? — он спрашивал.

— В шесть утра!

— Вот это время я терпеть не могу! — отвечал он им. — Из утреннего времени я люблю — с двенадцати до часу!

— Подзаработаете, — уговаривали они его. — Но только работать так

работать — каждый день. Это же кино!

— К кино я очень серьезно отношусь, — отвечал Миша. — Но меня кровать как омут заманивает. Лег — и душа полетела в рай!

В общем, решающим доводом Любы и Лары в пользу Мишиного участия в съемках «Ричарда» оказалось:

— П р о с л а в и т е с ь !

— Но я не стремлюсь к артистической славе! — ответил Миша. — А впрочем… Стараться избегнуть славы такая же глупость, как и стремиться к ней.

И он согласился. Наутро Вася его разбудила и сказала:

— Пора на войну! Хватит бока пролеживать, крестоносец!

Миша вскочил и очень нервно и долго причесывался, брился и чистил зубы.

— Не надо, пап! — я просила. — В массовке лучше выглядеть нечесаным и небритым, страшнее будет!

Но он к тому же еще чрезмерно спрыснулся одеколоном «Шипр».

Как только рассвет позолотил холмы, Вася, Миша и я пешком отправились в Тихую Бухту, снабженные талонами на обед и жетоном на обмундирование саксонского воина двенадцатого века.

Миша вел себя беспокойно, вообще, он с ума сходил от волнения, все время норовил повернуть назад и лечь обратно в кровать. Был бы у него один только жетон на обмундирование, он давно бы сбежал, лишь талоны на обед влекли его в лагерь крестоносцев.

Вскоре на холме показались реющие знамена: английское — в самом центре на возвышении, пониже флаги французов и австрийцев. А у подножия холма раскинулись парусиновые шатры крестоносцев.

Первое, что мы увидели, когда входили в лагерь, — два мусорных ящика, наполненных человеческими черепами. Зрелище заставило Мишу затрепетать от изумления и страха.

— Чьи это кости?! — в ужасе вскричал Миша. — Не артистов ли массовых сцен???

В одном шатре Мише выдали шерстяное платье, штаны и ботинки.

— Это рукава или чулки? — интересовался Миша.

— Это гетры, — отвечал ему знаменитый артист Болтнев, который с особой тщательностью расчесывал щеткой свой парик. Он играл роль главнокомандующего эрла Сольсбери. — Женя, что сегодня будет? — вальяжно спрашивал он у режиссера.

— Ты стоишь на холме вместе с королем английским — и первыми появляются французы, присягая вашему знамени.

— Это значит, — говорит Болтнев, — целый день стоять за спиной у Ричарда?

— Можешь выйти вперед, — отвечает ему режиссер, — тебе все можно.

— Ребята, из массовки! Кто готов, пройдите на грим! Молодой человек! — позвали Мишу. — Вот ваши парик и усы.

Миша сначала никак не хотел надевать парик.

— Я им брезгую, — говорил Миша. — У меня к парику такое отношение, как к скальпу!

Мы сидели с Васей на плахе, ноги свесили, глядим — наш Миша выходит из шатра во всем саксонском, волосы развеваются, юбка заполаскивает на ветру, сбоку меч…