Илья Масодов - Черти

• Название: Черти
• Автор: Илья Масодов
• Издательство: Митин Журнал, KOLONNA Publications
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-902333-01-6

Одиннадцатилетней Клаве Орешниковой была уготована особая судьба: пройти сквозь ужасы гражданской войны к своей единственной, великой Любви, простой деревенской девочке Варваре, и спасти Ленина, став навеки охранять Врата Вечной Тьмы…

---

«Она хочет, чтобы я пошла с ней», — поняла Клава. Кровавое пятно на лице девушки было похоже на черный, сгнивший в луже лист.

— Варвара, — прошептала девушка, хрустя кровью в горле. Шея у нее была худая и вытянутая, как у утки.

У Клавы сразу остановилось сердце. Непонятно стало даже, где оно теперь.

— Где? — спросила она.

Девушка показала рукой в сторону росшей у дома рябины. Гроздья ее пунцовых ягод казались сейчас темными, как перезревшие вишни. Там что-то лежало в снегу, под рябиной, что-то небольшое, и такое страшно неподвижное. Господи, подумала Клава, что же это там?

Это была Варвара. Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела ладошками вверх, необутые ноги ее были положены вместе, только чуть расходились ступнями, и посинели от холода. Глаза Варвары были открыты, но не смотрели никуда. Клава кинулась к ней, схватила и прижалась ртом к ее лицу. Лицо было мягкое, но холодное, как кусок вареной курицы, забытый со вчерашнего обеда на столе.

— Варенька, — застонала Клава, и дальше уже не могла ничего сказать, потому что воздух не прошел больше через затопленное слезами горло. Под Варварой весь снег превратился в грязь от стылой, слизкой крови. Клава жалобно заныла, трогая Варвару руками в поисках жизни, надеясь, что, может быть, та где-нибудь дышит потихоньку или стучит своим маленьким пульсом. Но ничего такого не было. Варвара была мягкая и мертвая. Убили, поняла Клава, заманили в яму и придушили. Варенька была маленькая, такая доверчивая.

А из дома раздался тонкий, верещащий крик. Это кричал Ваня. Клава дернулась и бросилась вперед, стремительно, как бешеная лиса. Она ничего не помнила, кроме одного: всех надо убить. Хрипя понеслась она прямо на окно, и с размаху врезалась во внезапно возникшее перед ней зловонное тело, сбила его с ног. Жуткая сила вцепилась в Клаву, перевернув ее лицом в снег, так что он залепил ей лицо, набился в нос и рот, а потом ее больно дернуло вверх, вывернуло из снежной массы, подняло и потащило в сторону. Клава билась и вертелась в объятиях вонючей смерти, но та захватила ее сзади локтем под голову, сдавив горло и яростно шипела, шипела и урчала, волоча Клаву в свой сказочный ажурный лес. Когда снег обтаял на раскрытых глазах Клавы, она увидела над собой ненадолго лицо смерти: глаза ей были сужены, кожа суха, рот провален в себя, как щелевое дупло. Второй рукой смерть тут же схватила Клаву за волосы и вывернула ей голову в сторону, чтобы девочке было больнее. От рези в сдавленном горле Клава захрипела, вцепившись пальцами в ледяную руку, пытаясь отодрать ее от своей груди. Они остановились, будучи еще совсем близко от дома, и Клава увидела, как треснуло стекло черного окна, треснуло и посыпалось вниз, один большой кусок упал в снег изогнутым углом, и из окна вышел Хозяин. Он был огромен и худ, с длинными, вьющимися волосами, черными, как сажа. Хозяин пошел, тяжело проваливаясь в снег, он глухо урчал и тащил за собой Ваню, за волосы, как тряпичную куклу. Ваня уже больше не кричал, не бился, только таращился остекленевшими глазами и хрипло, свистяще дышал. Руки его волочились по снегу, как перебитые. Пижама прорвалась у воротника, и Клава снова видела бледный, ненужный Ване сосок.

Тяжелый сгусток огня прошел над головой Хозяина, и ударил в деревья, проломив ветви и превратив сбитый иней в белый клубящийся пар. Через аллею, ведущую ко входу в дом, бежали охранники Горок — люди с серыми, искаженными, как у мартышек, лицами. Клава знала, что они могут бросать огонь из ртов, рты эти становились тогда как растянутые дыры в небытие, а сами серолицые вытягивались вверх, будто высасывали огонь ногами из земли, из недр преисподней. Владимир Ильич за это в шутку называл их «адскими насосами».

Хозяин поздно увидел врагов, поэтому второй огненный удар пришелся прямо в него, в голову и грудь, он отшатнулся, оскалившись от жгучей боли, и зверино взревел. От этого рева задрожала земля, снег упал с деревьев разом, как пыль, а потом Хозяин уперся ногами в землю и вырвал из себя воздухом, с клекотом исторг густое, тяжелое бормотание и всем телом дернулся назад, вскинул голову, затрясся, грузно запрыгал на месте, давя сапогами снег. Земля разошлась прямо перед ним, разошлась и провалилась, все шире и дальше проваливалась она, уносясь ломаной расщелиной прочь. Хозяин замер, глухо хрипя, и глядя, как его страшное, непроизносимое слово стремительно, с грохотом взламывает белую твердь. Клава видела темную, багровую полосу на его открывшейся воротником шее, полосу задавленной смерти. Лавины снега обрушились вниз со склонов открывшегося ущелья, но еще раньше все серолицые упали на его дне, почернев, повалились они и высохли, как брошенные на песок медузы.

— Падаль, — зло прохрипел Хозяин.

— Клох, — выдавила из себя Клава, пучась на него изо всех сил.

Но ничего не произошло. Бесполезно, с задыхающейся тошнотой поняла Клава. Он давно уже мертв.

Внезапно белый, сияющий свет бесшумно вспыхнул прямо у нее перед глазами, и рассеялся. На снегу стоял сам Ленин. Он был, как обычно, в своем небрежно расстегнутом пальто, в костюме и в шапке с подвернутыми вверх ушами. Ленин весь светился и горел остатком того неземного света, из которого вышел.

— Саша? — спросил он, взявшись руками за полы пиджака. — Вот уж не думал опять встгетиться.

— Еще бы, — проревел Хозяин. — В петле я был бы тебе милее.

— Ну зачем так утгиговать, — со злостью ответил Ленин. — А вот за детей ты згя взялся. Немедленно отпусти их.

— Мне приказывать ты не будешь, — хрипло сказал Хозяин. — Или забыл, кто из нас старший? Первым стать захотел?

— Кто стагший, кто младший — все это егунда! — решительно заявил Ленин. — Все гешает сила газума и пгавды!

— Ерунда? — взревел Хозяин. — Сила правды? Кровь Ульяновых — вот твоя сила!

— Кровь родная! — взвыла смерть над головой Клавы и рванулась всем телом куда-то вверх. Клава почувствовала рвущую боль во всем теле, словно его растягивали тысячи маленьких крючков. Вареньке хорошо, подумала Клава. Ей уже не больно. Темнота гуще ночной вдруг свалилась на нее и снова ударила в глаза снежным светом. Это смерть выпрыгнула из снега вместе с Клавой, теперь они уже стояли совсем рядом с Лениным.

— Ольга? — еще раз удивился Ленин. — Да тут пгямо пагад мегтвецов!

— Рано ты меня, Володенька, похоронил, — прошипела Ольга. — А ведь как дружили мы с тобой, разве не помнишь? Как шептались допоздна о каждой прочитанной книжке? Я тебе суждена, Володенька, я для тебя дважды рождена была, а умерла только раз. Живой вы меня в землю зарыли, — мертвенно простонала она. — Но кровь, кровь родная — она вывела!

— Кровь наша страшная! — подтвердил Хозяин, поднимая сипящего Ваню перед собой, как хорька, чтобы показать Ленину. — И в нем она ползет! Уж не этот ли выродок миром править будет?

— Оставь мальчика в покое! — сурово ответил Ленин. — Опять за стагое взялся? Теггогист пгоклятый! И пгавильно тебя повесили! Дгугим путем идти надо было!

— Нет другого пути! — заревел Хозяин, покачнувшись от страшного восторга. — Всем одна дорога!

— Нет есть, — упрямо сказал Ленин. — Есть! Диктатуга пголетагиата, к пгимегу.

— Диктатура смерти! — прохрустел Хозяин. — Вот единственный путь. И нет свободы выбирать другой!

— Нет свободы! — восторженно зашипела Ольга, еще цепче прижимая к себе вывернутое тело Клавы. — Какая тебе свобода?!

Она подняла вторую руку, и Клава увидела, что в ней нож.

— Нож, — сдавленно, еле слышно сообщила Ленину Клава. Вообще-то она хотела закричать, но не хватило воздуха.

— Диктатуга смегти — это власть позогного отжившего класса, — четко произнес Ленин, с гордостью вздергивая голову на громадного Хозяина. — Ты пгосто мегтв, и хочешь, чтобы все были мегтвы! А вот я не мегтв, знаешь ли, я жив, и вечно буду живым!

Вместо ответа Хозяин бешено взревел, грубо ломая воздух, и волосы зашевелились на Клаве от этого ужасного рева.

— Ты — всего лишь пгизгак пгошлого! — пронзительно крикнул Ленин, перебив его рев. — Ты — тгуп!

— Труп? — тяжело каркнул Хозяин. — Вот — труп! — он ткнул жилистым, оттопыренным пальцем в грудь Вани. Темная кровь густо брызнула на снег изо рта мальчика, пролилась ручейком, а потом из Вани полезли комки внутренностей, он задергался, и заквакал, пытаясь вдохнуть, но горло его было наглухо уже забито мертвым мясом. Ваня уцепился руками в свой живот, пытаясь прорвать его ногтями и хоть так получить немного воздуха, но не сумел, хрипнул и перестал дергаться навсегда. Хозяин отбросил его, как подохшего пса.

Ленин умолк и вдруг неуклюже сел в снег, словно сваленная с плеч шуба. Страшные глаза Владимира Ильича, таившие раньше в себе целые ураганы таинственного, беспредельного света, внезапно угасли. Слеза протекла по его щеке, Ленин, ставший внезапно таким маленьким и старым, покачнулся, раскрыл рот и визгливо, по-собачьи, завыл. Клава зажмурилась от ужаса. «Ленин умрет. Свет погаснет», — вспомнила она слова погибшей Варвары. На ее глазах Ленин выжил из ума. Он дико выл, как больное, осатаневшее животное.