Ирина Христолюбова - Загадочная личность

• Название: Загадочная личность
• Автор: Ирина Христолюбова
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-7625-0210-4

Герои пермской писательницы Ирины Христолюбовой — мальчики и девочки — живут в реальном мире, который тесно переплетается с миром их выдумки, фантазии, игры…

---

Дома у меня была паника. Мама по два раза в день падала в обморок.

— Где ты нашла этого Капустина? — кричала она. — Где ты его выкопала?

Папа ходил по комнате из угла в угол, обвязав голову мокрым полотенцем, и тихо стонал.

Сестра Дуся впала в меланхолию. Может быть, ей было завидно, что у меня был друг Капустин, а у нее не было.

Но на третий день к вечеру вдруг все стихло. Все смотрели на меня грустными глазами и разговаривали шепотом.

На следующий день, когда я пришла в школу, то почувствовала, что и тут что-то изменилось. Подруга Таня мне улыбалась. На ее лице светились любовь и уважение ко мне.

Я осмотрела класс. У всех было уважение ко мне. А к Капустину уважения не было.

Перед началом уроков меня вызвали в учительскую. Марья Степановна ласково взглянула на меня и усадила на стул.

— Мы все понимаем, — сказала она.

Марья Степановна действительно что-то понимала, а я не понимала ничего.

— Вчера приходила твоя мама. Она нам сообщила, что ты больна. У тебя душевный кризис. Это временное явление.

— Нет у меня кризиса, — тихо, но твердо сказала я.

Марья Степановна ласково улыбнулась.

— Иди на урок и пока делай что хочешь… Даже дружи с Капустиным. Сейчас тебя нельзя травмировать.

— Капустин, — мой друг, — тихо, но твердо сказала я.

— Да-да, — торопливо согласилась Марья Степановна.

Все в классе узнали, что у меня душевный кризис. Все меня зауважали с небывалой силой. Все за мной ухаживали, ловили каждое мое слово.

Капустин был несколько удручен.

— Почему у тебя кризис, а у меня нет? — говорил он.

— Не знаю, — говорила я. — Это у сестры Дуси кризис, а не у меня.

Наша дружба крепла с каждым днем. В понедельник мы бродили с Капустиным целый день по городу. Он мне рассказывал всякие интересные истории из книг и из жизни. Даже про Мамая кое-что рассказал.

К тому же Капустин научил меня прыгать с трамплина на горе за нашим домом и держать табуретку на носу. Нет, ни у кого не было такого друга, как у меня.

А во вторник Марья Степановна подошла ко мне и сказала:

— Приходи завтра обязательно на урок истории. Будет присутствовать директор. Я тебя спрошу про татаро-монгольское иго. Не подведешь?

Я промолчала. Не хотелось обманывать Марью Степановну. Об этом разговоре я рассказала Капустину.

— Воспитывают, — уверенно сказал он. — Но я тебе верю.

Домой я пришла все-таки в плохом настроении. Первый раз за эти дни у меня не было ни сил, ни энергии.

Я легла на диван и положила учебник истории под подушку. «Учить, конечно, не буду, но пусть полежит», — подумала я.

Сестра Дуся была по-прежнему в меланхолии.

«Ладно, — подумала я, — открою учебник только на минуточку». Я взяла учебник и не заметила, как прочитала всю главу про татаро-монгольское иго. Мамай поразил меня своей жестокостью.

А ночью он приснился мне. Будто сидит в своем шатре и листает учебник истории.

«Ученье, — говорит, — свет… У меня, — говорит, — двадцать сыновей и все неучи. — Вздохнул он, задумался. — Ну, — говорит, — ладно, пойду коням овса дам. А ты завтра будешь урок отвечать, — смотри, про Куликовскую битву — ни гугу!» — И он погрозил мне пальцем.

«А с урока истории я вообще уйду!» — хотела крикнуть я Мамаю, но не смогла — проснулась.

С урока истории я так и не ушла. Все собиралась сказать Капустину: уйдем, мол. Но урок был последний — думаю, успею, скажу. Да так и не успела.

Марья Степановна вошла в класс вместе с директором школы Василием Петровичем. Он сел на заднюю парту, и я ощущала на своем затылке его мудрый взгляд.

— Про татаро-монгольское иго нам расскажет Веткина, — сказала Марья Степановна.

Я взглянула на Капустина. Он улыбнулся, полный доверия ко мне.

— Так что ты знаешь про татаро-монгольское иго? — ласково спросила Марья Степановна.

«Сейчас возьму и скажу: знать ничего не знаю, ни про какое иго слыхом не слыхала».

— Кто такой был Мамай? — ласково спросила Марья Степановна.

— Завоеватель, — сказала я.

Тут Марья Степановна стала задавать вопрос за вопросом. И что ни спросит — на все я отвечаю. Говорю и говорю, остановиться не могу, будто этот Мамай меня за язык тянет. Марья Степановна смотрит на меня с любовью, Василий Петрович — с гордостью, подруга Таня — с уважением.

Не смотрит только Капустин. А я не могу остановиться. И про битву на поле Куликовом рассказала, и про пожары, и про жестокости.

— Прекрасно, прекрасно! — ласково говорит Марья Степановна. — Так сколько лет длилось татаро-монгольское иго?

Я взглянула на Капустина. Он сидел, уставившись в парту, не поднимая головы.

— Ну, что же ты замолчала? — так же ласково спросила Марья Степановна.

«Скажу — два года, — с надеждой подумала я. — Потом, — скажу, — всех ядом отравили, вся орда за одну ночь полегла, даже трупов не осталось».

— Двести сорок лет длилось это проклятое иго.

— Садись, Веткина, отлично!

— У Мамая было двадцать сыновей и все неучи! — с отчаянием крикнула я. Все засмеялись.

— О сыновьях поговорим на следующих уроках, — пошутила Марья Степановна и поставила мне в дневник жирную пятерку.

Марья Степановна сияла, директор Василий Петрович сиял, весь класс сиял. Не сиял один Капустин. Он был грустный и одинокий. Мне тоже было грустно.

Я села за парту. Урок продолжался. И тут через плечо мне перелетела записка. Я сразу поняла, что это от Капустина, и развернула ее с волнением.

Крупным почерком было написано: «Ты в глубине души отличница. Прощай навеки. Твой бывший друг Капустин».

Бедная сестра Дуся

Сестра Дуся влюбилась. Я догадалась об этом по ее впалым щекам и лихорадочно горящему взору.

В кого она могла влюбиться? Я вспоминала всех мальчишек из нашего двора, из соседнего, из Дусиного 9 «А» класса. Влюбиться было не в кого. Но все-таки Дуся в кого-то влюбилась. Не в Кольку же Горохова?.. Что-то часто стала бегать к нему домой, на пятый этаж. Говорит, что подтягивает его по геометрии. Класс поручил. Неужели, выполняя общественное поручение, она в него влюбилась? Он же рыжий!

Три дня я думала об этом. Даже мама заметила, что думаю. Говорит:

— Что-то ты все думаешь, думаешь. Уж не случилось ли чего?

Я промолчала. Старая история: что бы ни произошло с Дусей, всегда подозревают меня. Дуся заболеет — мне температуру измеряют, таблетки дают; перегреется на солнце — меня в тени держат; проспит утром — мне вечером кино не разрешают смотреть («Разве ты забыла, что Дуся сегодня проспала?»). И так всю жизнь. Просто, видимо, решили, что с Дусей никогда ничего не может случиться. Дуся чуть ли не с пеленок сама себя закаляла, воспитывала, обучала. «Какая самостоятельная девочка Дуся», — говорили все старухи в нашем дворе.

Про меня никто и никогда так не говорил. Все считали, что со мной непременно должно что-нибудь случиться. Я уже привыкла к этому.

Вот поэтому я ничего не ответила маме, когда она спросила: «Что-то ты все думаешь, думаешь. Уж не случилось ли чего?»

Но после этого я стала еще больше думать, изо всех сил думала — морщила лоб, молчала. Мне хотелось, чтобы сестра Дуся тоже заметила, что я думаю, и чтоб спросила:

«Что ты все время думаешь, думаешь? Уж не влюбилась ли?»

На это я бы ей ответила:

«Сама ты влюбилась!»

Но сестра Дуся ни о чем меня не спрашивала.

Однажды она стояла на балконе и смотрела неизвестно куда, улыбаясь. Лицо у нее было счастливое и глупое. Я подумала: до чего же у моей сестры Дуси глупое лицо. Даже стыдно иметь сестру с таким глупым лицом.

Я подглядывала за Дусей из окна. Она заметила, что я на нее смотрю, и лицо ее сразу стало умным. «Странно, — подумала я, — очень странно».

Я подошла к Дусе, проницательно посмотрела на нее и тихо спросила:

— Кто он?

Своим прямым вопросом я привела ее в замешательство.

— Колька Горохов? — шепотом спросила я.

— Да, — ответила Дуся, смертельно побледнев.

— Но он же рыжий! — воскликнула я.

— Да, — покорно сказала Дуся.

— Тебе нравятся рыжие?

— Нравятся.

— И давно?

— С третьего класса. У нас был рыжий Витька Соснин, это была моя первая любовь.

Значит, у Дуси уже вторая любовь! И я ничего не знала, даже не подозревала, что у нее была первая любовь.

— Где же он сейчас — рыжий Витька Соснин? Умер?

— Почему это умер? — обиделась Дуся. — Он уехал в другой город. В прошлом году открытку прислал к Восьмому марта.

Рыжий Витька Соснин прислал открытку моей сестре Дусе! И об этом я ничего не знала. Я даже не знала, что ей нравятся рыжие.

— Значит, ты любишь Кольку Горохова… — грустно сказала я.

— Да, — ответила Дуся.