Юрий Петухов - Черный дом

• Название: Черный дом
• Автор: Юрий Петухов
• Издательство: Метагалактика
• Жанр: Публицистика
• ISBN: 5-85141-024-8

Впервые события Кровавого Октября излагаются не с позиций двух группировок, боровшихся за власть и запустивших в эфир и печать массу фальсификаций, а объективно. Автор, известный русский писатель, историк, публицист — непосредственный участник трагических событий.

---

Время от времени кого-нибудь из толпы сбивало с ног пулей, осколком. Три трупа в уродливых позах валялись под мостом уже часа четыре, а кое-кто поговаривал, что и с самого утра. Толпа трупов не пугалась, лишь ощущалось, как сладостно-тревожно замирали у кровожадных зевак сердца, и тут же слышались облегченные вздохи — мол, слава богу, не меня! Это была словно бы рисковая игра на везение. Но слишком уж много живых мертвяков в нее играло.

Я дождался того часа и той минуты, когда с правой стороны Дома Советов раздались глухие хлопки, повалили вверх огромные клубы черного, непроницаемого дыма. По толпе понесся шепоток: «Альфа! Альфа пошла!». Пробиться ближе, к самим подъездам, понять, что там происходит, не было никакой возможности, войска режима, спецназ, снайперы с крыш простреливали все подходы — любой подошедший слишком близко расстреливался без предупреждения, иногда выстрелами сразу с нескольких сторон: справа, слева, сзади. Не стреляли только из самого Черного Дома, Даже трусливо-наглая толпа поняла, что пулю можно схлопотать только от «своих», от штурмовиков режима. Правда, и это не всех пугало: время от времени пьяненькие смельча-м, похваляющиеся перед своими дружками и подружками, выскакивали в зону обстрела, дурачились, куражились, плевали в сторону осажденных, швыряли бутылки… и под восторженные демократические визги толпы или воссоединялись с нею, или падали, корчась и хрипя. Мне не было жалко этих геройчиков. Плевать на них. За их жизни пусть перед их матерями отвечает власть, которая отменила уроки и занятия в школахда институтах и волей-неволей пригналалюбо-пытных «младодемократов» сюда. Мне было до ножевой сердечной боли жаль тех, что сидели в Черном Доме. И не столько депутатов и прочее начальство, которое сбилось за семью стенами в непрошибаемом зале заседаний, а тех, кто умирал сейчас во внешних кольцах обороны, тех, кто стоял насмерть, сдерживая звериные наскоки бейтаровцев, железный натиск 19-ой десантной дивизии (эх! втравили ребятишек несчастных в палаческое дело, да еще гвардейцев! как отмываться будут? как отчищаться перед отцами и дедами, которые в боях с врагом стали гвардией, а не в расстрелах своих братьев? беда!)

И уже тогда стало ясным, что осажденные прекратили сопротивление, что лишь малая часть, взяв оружие и боеприпасы, повязав головы черными лентами смертников, ушла на верхние этажи «стакана», ушла умирать. А те, что остались-внизу, просто распахнули все двери — входите! И не было никакого особенного геройства этой самой «Альфы», ее штурмовики шли в открытые ворота, незачем им было прикрываться черными дымовыми завесами, никто в них не стрелял, потому как поверили им. А не поверили бы, так и не подпустили бы на двадцать метров к еще белым стенам Дома Советов, всех бы положили, не помогла бы ни шумная реклама, ни стальная броня. А уже на плечах «Альфы» ворвались в Черный Дом боевики-бейтаровцы, омоновцы и прочие душегубы. Вот когда началась лютая бойня. Но лишь опали чуть зловещие клубы, повернулсяя спиной к страшному дому, не мог больше глядеть в ту сторону, побрел прочь от проклятого места. Какой-то мордоворот в броне и камуфляже выскочил от разбитых дверей «мэрии», замахнулся на меня прикладом автомата, прорычал:

— А ну вали отсюда! Нельзя!

Туда и впрямь нельзя было, на верхних этажах шел бой, каратели боялись, что к осажденным в «мэрии» придет подмога, выручка. Они вообще всего боялись. Глядя на укомплектованных молодцов, трусливо жмущихся к стенкам, можно было подумать, что это они в осаде, что это их безжалостно высекают шквальным огнем.

— Да пошел ты на хер! — сорвался я. И отвернулся, и быстро побрел вдоль битых стеклянных стен. Только поров-нявшись с углом, бросил короткий взгляд назад — мордоворот держал меня на мушке, не доверял.

За углом обругали похлеще. Прямо из пролома в стеклянной стене, из пролома в смятом и сплющенном жалюзи, откуда вчера бежал выбитый из «мэрии» ОМОН, выскочили еще двое карателей, один пихнул меня в плечо. Другой, тот, что матерился и вопил, ткнул стволом сначала в толпу, потом в обратную сторону — мол, или туда вали или вообще убирайся отсюда.

В толпу мне не хотелось. И я быстрыми шагами пошел прочь, удивляясь гуманности стражей режима, могли бы и кости переломать, в тот день ни с кого никакого спроса не было, убивай — не хочу!

Почти бегом перебежал я от «мэрии» к домам на противоположной стороне улицы, миновал страшное, открытое, простреливаемое пространство. Прижался к стене, вздохнул с облегчением… но облегчение не пришло — перед глазами, горящим погибающим кораблем стоял Дом Советов. Но нет, хватит, я больше не мог смотреть туда, это было невыносимо — невыносимо от полнейшего бессилия чем-либо помочь убиваемым сейчас там, расстреливаемым, терзаемым, пытаемым, страждущим и захлебывающимся в собственной крови. Прочь! Как можно дальше отсюда! И я быстро пошел в сторону Арбата, мимо десятков военных машин, мимо сотен, тысяч вооруженных до зубов доблестных бойцов, мимо взводов, рот, батальонов, мимо закованных ратей. Солдатушки-бравы ребятушки стояли, выжидали со своими отцами-командирами. А спецназ вовсю орудовал вокруг близлежащих домов. Я в начале не понял, что происходит: эти мордовороты деловито сновали туда-сюда, ныряли в подъезды, шмыгали в подворотни… а потом принялись из пулеметов и автоматов палить по верхним этажам. Над их головами, меж очередей плыл гомонливо-суетливый говорок: «снайперы! снайперы! боевики! фашисты! снайперы! надо выбивать! надо выкуривать!» Все становилось ясным и вместе с тем еще более запутанным. Да, черт побери, снайперы были, но это были ребятки из спецслужб — наших, американских, израильских, профессиональные убийцы, выбиравшие жертвы и с одной и с другой стороны и методично отправлявшие их на тот свет, чтобы разжечь огонь злобы, ненависти, чтобы подлить масла. Но этих проффи нашим тупым ОМОНом не возьмешь, их и след давно простыл, они уже давненько под крышей американского посольства, не иначе. А это другие! Не снайперы! У меня сердце будто льдом сковало от ужаса. Я представил самого себя там, на верхних этажах, на чердаках, затравленного, расстреливаемого, без всякой надежды, обреченного на смерть от пуль и прикладов карателей. Да, еще вчера после освобождения «мэрии» кое-кого из оборонявших Дом Советов послали в соседствующие, в основном высотные здания, до самого Калининского с его дурацким синим глобусом, под которым толкал речи Аксючиц. И никакие они не снайперы! По двое, по трое их поставили по верхам — «контролировать обстановку» на дальних подступах к осажденной «белодомовской крепости». Поставили — да и бросили! И вот теперь на них шла охота. Трудно даже вообразить себе: под чердачной крышей двое — затравленных, преданных, измученных долгой обороной, а внизу — орды возбужденных, свирепых охотников с горящими глазами, с дрожащими руками и сотнями автоматов, пулеметов, десятками гранат. Меня снова отпихнули от дома, пообещали пристрелить как собаку, если сунусь. И вот тогда я впервые услышал выстрелы сверху — осажденные в этих брошенных домах отбивались, они не хотели умирать безропотными жертвами. Но что такое один-два выстрела сверху. И ураганный, бешенный огонь снизу! Было предельно ясно, что ни один из загнанных, затравленных не уйдет живым — все было перекрыто, все пути отрезаны. Позже я удивлялся, почему никто не пишет об этом, почему не показывают по «вражьему ящику»! Ведь бойня шла не только в Доме Советов, но и по всем близлежащим домам. Я почти бегом бежал от одного к другому — везде творилось то же самое. Калининский, этот Новый Арбат, был перекрыт, никого туда не пускали, загоняли во дворы, на старый Арбат. Но я пробрался, перебежками, бросками. Спецназовцам было не до меня, и только жирный пожилой милиционер в короткополой серой шинели чуть не огрел дубиной, еле отскочил.

На Новом Арбате стояла пальба, хоть уши закладывай. Ни троллейбусов, ни гражданских машин, ни пешеходов… но зато десятки спецавтобусов, грузовичков спецназовских, береты — черные, синие, красные, зеленые, фуражки, каски. И пальба — бесконечная и гулкая. В сторону Арбатской станции метро все затихало, успокаивалось. Но в сторону Дома Советов, в районе того самого пресловутого, мерзкого глобуса и по другую сторону проспекта — стоял сущий ад. Красавцы-небоскребы из арбатской «вставной челюсти» по верхам были разбиты и обожжены, верхние этажи казались сплошным черным решетом.

— Прячься, убьют! — закричал на меня другой милиционер, помоложе. Он сам скрывался за бетонным столбом у входа.

— Не убьют, — процедил я. Там наверху не законченные идиоты. Это у карателей боезарядов — пали не хочу, а у них каждая пуля на счету, они в штатского палить не станут, они будут отбиваться только от тех, кто на них прет с пулеметами. И я стоял в полный рост. Спецназ и милиционеры, видно, не могли понять, что я для осажденных не, враг. А враг для них — они! И снова: сверху — один, два, три выстрела. И снова — снизу в ответ сумасшедшая пальба. Так могло продолжаться до бесконечности. Но выхода у загнанных и брошенных все равно не было. Даже если они надежно укрыты за бетоном, последняя пуля в обойме — их смерть. Лучше ее пустить себе в голову, не ждать убийц-карателей. Но я не имел права решать за героев-смельчаков. Они сами решат. Это их последний выбор.