Амос Оз - Мой Михаэль

• Название: Мой Михаэль
• Автор: Амос Оз
• Издательство: 2Р
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-88246-011-5

Роман Амоса Оза посвящен одной из вечных тем: мужчина и женщина, муж и жена. Семейный роман-хроника, быт, сын, день за днем. Не знаю, действительно ли «все счастливые семьи похожи друг на друга», но семья Михаэля Гонена и его жены, героини-рассказчицы Ханы внешне выглядит вполне благополучно. Однако внутренний огонь сжигает Хану. «Мы женаты уже более шести лет… Предметы, места, люди и мнения необходимы мне, чтобы я могла выстоять. Ну а ты, Михаэль, ты доволен или нет? Откуда мне знать… Временами ты грустен, не так ли? Доволен ли ты? А если я умру? А если ты умрешь? Я все еще бреду на ощупь. В преддверии, во введении, в предисловии. Все еще повторяю и заучиваю сложную роль, которую мне придется исполнить в будущем. Пакую чемоданы. Готовлюсь. Репетирую. Когда же мы тронемся, в путь, Михаэль? Я устала все ждать да ждать. Ты, кладешь свои руки на штурвал. Дремлешь или впал в задумчивость? Я не могу знать — ведь ты тих и ровен во все дни. Трогай, Михаэль, трогай, я уже давно готова и жду годами»

(В.Радуцкий)

---

В полдень я падала на постель, словно изнуренная каторжной работой. Не в силах прочесть даже газету.

Михаэль уходил в восемь утра и возвращался в шесть вечера. Стояло лето. Я не могла, подышав на оконное стекло, рисовать на нем. Чтобы не утруждать меня, Михаэль вернулся к своему давнему обычаю: обедать в холостяцкой компании соучеников в студенческой столовой, что в самом конце улицы Мамила.

Декабрь — шестой месяц моей беременности. Михаэль сдавал экзамены на получение первой университетской степени. Его оценка — четыре с плюсом. Я не проявила интереса к его радости. Пусть себе радуется, а меня оставит в покое. Он продолжил учебу для получения второй университетской степени. Вечером, уставший, он вызывался сходить к зеленщику, в продовольственную лавку, в аптеку. Однажды ему пришлось отказаться от лабораторных работ, потому что я просила его пойти в поликлинику и получить результаты моих анализов.

В этот вечер Михаэль нарушил обет молчания, который он сам для себя установил. Попытался объяснить мне, что и его жизнь теперь совсем не легка. Мне не следует думать, что целые дни он только и делает, что ест мед ложками, как говорится.

— Я так не думала, Михаэль.

А если так, то почему же я отношусь к нему, будто он во всем виноват?

Итак, почему же я отношусь к нему, будто он виноват?

И отношусь ли я к нему, будто он виноват?

Он обязан понять, что сейчас я не в состоянии быть романтичной. У меня нет даже платья для беременных женщин. Я каждый день одеваюсь в свои обычные платья, которые и не подходят, и неудобны. Как уж тут выглядеть милой и красивой?

Нет, этого он от меня не требует. Не отсутствие красоты его заботит. Он просит, самым убедительнейшим образом просит, чтобы я не была отчужденной, не впадала в истерику.

И вправду, в тот период царил в наших отношениях некий зыбкий компромисс. Мы походили на двух пассажиров, которых свела судьба в одном купе во время долгою путешествия. Они не обязаны внимательно относиться друг к другу проявлять заботу друг о друге. Важно не беспокоить, не отягощать. А также и не копаться, не выяснять отношений. Быть вежливыми и спокойными. Быть может, время от времени забавлять спутника приятной беседой, не требующей умственного напряжения. В определенные минуты может даже возникнуть сдержанная взаимная симпатия.

Но за окнами железнодорожного вагона расстилался унылый плоский ландшафт: опаленная степь, низкий кустарник.

Если я попрошу закрыть окно, он с радостью мне поможет.

Это было зимнее равновесие. Осторожное, натужное, как спуск по скользким лестницам, омытым дождем.

Отдохнуть. Отдохнуть мне хочется.

Признаюсь: именно я зачастую нарушала равновесие. Если бы не твердая рука Михаэля, я бы не устояла. Злостно молчала целые вечера напролет, будто я одна в доме. Если Михаэль спрашивал меня о здоровье, я отвечала: «А тебе какое дело?» Если он обижался и на следующее утро не интересовался моим здоровьем, я обвиняла его в безразличии. Один или два раза я довела его своими слезами. И криками: «Злодей!» Обвиняла его в душевной глухоте и бессердечии. Михаэль отвечал спокойно, размеренным голосом. Терпелив и осторожен был он в разговорах со мной. Был у него свой подход: будто он — обидчик, а я удостою его примирением. Я была упряма, как взбунтовавшаяся девчонка. Я ненавидела его до спазм в горле. Я исходила рвотой, чтобы вывести его из себя.

Размерен и точен был Михаэль, когда мыл полы, вытаскивал тряпку, дважды протирая всю комнату. Затем спрашивал, не стало ли мне легче. Согревал для меня молоко, убирая ненавистную пенку. Просил прощения за то, что раздражает меня в моем положении. Просил, чтобы я ему точно объяснила, чем вызван мой гнев, дабы он вновь не повторил свою ошибку в будущем.

Он спустился вниз, чтобы купить канистру керосина..

В последние месяцы беременности я чувствовала себя очень некрасивой. Я не осмеливалась взглянуть на себя в зеркало, потому что на лице у меня появились бурый пятна. Мне пришлось бинтовать ноги эластичными бинтами из-за расширения вен. Теперь я, наверно, похожа на госпожу Тарнополер или старую Сарру Зельдин.

— Я кажусь тебе безобразной, Михаэль?

— Ты мне очень дорога, Хана.

— А если я, по-твоему, не безобразна, то почему я ты не обнимаешь меня?

— Потому, что ты опять расплачешься и скажешь, что я притворяюсь. Ты уже позабыла, о чем просила меня утром? Ты просила, чтобы я к тебе не прикасался. Потому я и не прикасаюсь.

Когда Михаэля нет дома, ко мне возвращается из тех дней, томленье маленькой девочки — быть тяжело больной.

XIII

Старый Иехезекиель сочинил и прислал рифмованное письмо — поздравление Михаэлю по случаю успешной сдачи выпускных экзаменов. «На экзаменах успех» рифмовалось у него со словами «радость на душе у всех» и «счастье Ханы без помех». Прочитав мне это письмо, Михаэль признался, что в глубине души он надеялся и от меня получить небольшой подарок, быть может, новую трубку в честь присуждения ему первой университетской степени. Произнося все это, он улыбался смущенной улыбкой, вызывавшей и мое смущение. Я рассердилась на него и за его слова, и за его улыбку. Ведь я столько раз ему говорила, что голова у меня раскалывается от боли, будто в ней застрял осколок холодного металла. Почему он всегда думает о себе и никогда — обо мне?

Из-за меня он трижды отказался от важных геологических экскурсий, в которых приняли участие все его товарищи: на гору Манара, где обнаружили железную руду; в Великую впадину, что в Негеве; на заводы поташа в Сдоме, на Мертвом море. В этих экскурсиях участвовали и семейные соученики Михаэля. Я не стала благодарить Михаэля за его отказ от поездок. Но случилось так, что однажды вечером всплыли в моей памяти давно позабытые две строчки из детской песенки, в которой поется про мальчика по имени Михаэль:

Пять лет веселый Михаэль плясал, все прыг да скок.
Пять лет плясал, а на шестой — прощай-ка, голубок!

Я залилась смехом.

Михаэль поднял на меня глаза, полные сдерживаемого удивления: не так уж часто он видел меня веселой. Хотелось бы и ему узнать, что привело меня в такое веселое настроение.

Я смотрю ему в глаза, широко раскрытые от удивления, и снова заливаюсь громким смехом.

Михаэль погрузился в раздумья. Спустя три минуты он, приняв некое решение, стал рассказывать мне политический анекдот, который он сегодня слышал в студенческой столовой.

Малка, моя мать, приехала из кибуца Ноф Гарим, что в Верхней Галилее, чтобы пожить у нас до моих родов, вести хозяйство. После смерти отца, в тысяча девятьсот сорок третьем, мама переехала в Ноф Гарим. С тех пор ей не приходилось заниматься хозяйством. Она была неутомима и все делала с энтузиазмом. После первого же обеда, приготовленного ею сразу же по приезде, она сказала Михаэлю: дескать, ей известно, что он не любит баклажаны, и вот, он и не заметил, а она накормила его тремя блюдами из баклажан. Чудеса можно сотворить, умея готовить. И вправду он не почувствовал вкуса баклажан? Совсем, совсем не распознал?

Михаэль признался вежливо: совершенно не заметил. Чудеса можно сотворить, умея готовить.

Мать держала Михаэля на посылках. Возможно, отравляла ему жизнь, воинственно настаивая на соблюдении правил гигиены: он обязан тщательно мыть руки, банкноты и монеты нельзя класть на стол, за которым люди обедают. Необходимо снять оконные решетки, чтобы основательно их вымыть и вычистить. Нет, вправду, она безмерно удивлена … Нет, не на балкон, пожалуйста, ведь вся пыль полетит в квартиру … нет, не на балкон, а вниз, во двор … Да, именно так, вот теперь все отлично …

Ей известно, что Михаэль рос сиротой, без матери. Поэтому она на него не сердится. И все-таки ей очень трудно понять: ученый, университетское образование, а совсем не знает, что мир полон вирусов. Михаэль все исполнял с отменной вежливостью, как хорошо воспитанный ребенок. Чем он может помочь? Можно ли ему? Не мешает ли он? Да, он спустится и купит. Конечно же, спросит у зеленщика. Хорошо, он постарается пораньше прийти из университета. Корзинку для покупок он возьмет с собой. Нет, не забудет. Вот он записывает, чтобы не забыть. Он согласен, он отказывается от своего намерения приобрести первые тома Новой Еврейской Энциклопедии. Нет необходимости. Он понимает, что теперь все мы должны по возможности экономить.

По вечерам Михаэль работает помощником библиотекаря в библиотеке отделения естественных наук — за весьма скромную плату. Я выговариваю ему, что и по вечерам не удостоена лицезреть его величество. Даже от куренья трубки Михаэль отказался, потому что Малка, моя мать, не выносит запаха табака, а кроме того, она убеждена, что куренье вредит младенцу.

Когда ему трудно совладать с собой, муж; мой спускается в переулок, четверть часа стоит он под старинным уличным фонарем, словно поэт в поисках вдохновенья. Как-то я стояла у окна, наблюдая за ним сверху. В свете уличного фонаря видела я коротко остриженные волосы на затылке. Клубы дыма окутывали его, будто образ вызван из небытия, а сам он — неживой. Я запомнила слова, Давно сказанные Михаэлем: «Коты не ошибаются в людях». Слово «лодыжка» кажется ему красивым. В его глазах я — дщерь иерусалимская, красивая и нежная. А он — парень средний, так он сам думает. До встречи со мной не было у него постоянной подруги. Никогда. А когда идет дождь, каменный лев наверху здания «Дженера-заливается беззвучным смехом. Если человек сыт и ему нечем занять себя, чувства набухают и превращав в злокачественную опухоль. Иерусалим — это город, несущий печаль, но в каждый час, в каждое время года печальны в Иерусалиме по-своему. С тех пор много воды утекло. Все это уже позабыто Михаэлем. Только я отказываюсь отдать в когти холодного времени хотя бы единую песчинку. Я спрашиваю себя: каким колдовством воздействует время на самые банальные слова? Существует в мире некое таинство; оно задает и внутреннюю мелодию моей жизни. Неправ был наставник из молодежного движения, который сказал девушке, встреченной нами у источника Аква Белла, что любовь у современных людей станет делом очень простым — все равно, что выпить стакан воды. Прав был Михаэль, когда говорил мне ночью на улице Геула: человек, который женится на мне, должен быть очень сильным …