Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

• Название: Девочка с персиками
• Автор: Владимир Яременко-Толстой
• Жанр: Современная проза

1-ый том романа о моих приключениях в Вене, Лондоне, Ницце и Питере на рубеже веков.

---

У художников в Питере есть множество собственных привилегий.

Прежде всего, почти бесплатные огромные мастерские. Но, чтобы получить подобную мастерскую, надо вступить даже не в дерьмо, нет-нет, вступить в дерьмо гораздо приятней, чем вступить в так называемый Союз Художников – ЛОСХ (Ленинградское отделение). Для этого надо пройти ряд многолетних унижений, дарений подарков, распития бутылок, присутствий на заседаниях секций, показа работ.

Нормальному художнику всего этого не пройти. Я, например, так и не смог. Энвер и Баскин как-то смогли. Но ничего хорошего они от Союза так и не получили. Баскину вообще не дали никакой мастерской, а

Энверу таки дали, но хуйовую.

Энвер с Баскиным были полумаргиналами и акционистами. Они в свою очередь не любили московских маргиналов и акционистов за то, что те были на самом деле не маргиналами, а конформистами, то есть – обычными спекулянтами от современного искусства. Я тоже не любил москвичей, но я не любил их за компанию, потому что любить москвичей в Питере считается позором.

– Вова, давай обосрем москвичей, – сказал мне Энвер в кафе

"Висла" на углу Гороховой и Мойки, где мы пили водку.

– Давай, – согласился я.

– Ведь всем известно, что акционизм и концептуализм появились в

Питере! Еще в 60-70-ые годы, когда Константин Кузьминский с

Шемякиным делали здесь свои перформансы! А всякие литературные эксперименты? Ведь есть же документация и публикации на Западе!

Антология "Голубая Лагуна" хотя бы! Да и Гройс – он тоже ведь питерский человек! Это потом он с москвичами связался и стал их тащить буквально за уши! На Питер за что-то обиделся. Все питерское замалчивает. Кузьминский для него будто бы не существует. Жаль, что

Шемяка скурвился, гад, с официозом теперь заигрывает и всякую лажу гонит! А москвичи они только через десять лет засуетились, Гройс их там всех сгоношил и раскручивать стал! Как видишь…

– Это-то и коню ясно, Энвер! Глубже надо копать! Возьми тех же русских футуристов, они ведь в Питере в основном и кодлили! И

Маринетти сюда приезжал целых два раза, в "Бродячей Собаке" выступал! И Малевич здесь квадраты свои малевал! А хули там в

Москве? Все, все в Питере начиналось!

– Вова, надо их обосрать! Я даже сборный такой образ придумал -

Москвалевич! Главный русский художественный олигарх!

– Здорово!

– Как я их все-таки ненавижу!

– И я, – сказал я.

– И я, – сказал Баскин.

На наш перформанс в "Манеж" мы позвали ряд журналистов, искусствоведов, кураторов. Приехал шестой канал телевиденья. На авансцене сбоку мы повесили старую дверь и вуаристический, прозрачный квадрат. Игорь Баскин рекламировал себя самого, поскольку ему не пришло в голову ничего другого. Он написал на двери "Игорь

Баскин", затем натянул на голову черный полиэтиленовый пакет. Стал на колени, а затем завалился набок, но не специально, а от удушья.

Мы с Энвером его потом откачали.

Как только начало происходить действие, случилось нечто из ряда вон выходящее – сидевшая на стуле в углу бабушка-смотрительница неожиданно вскочила со стула и начала раздеваться.

– Я – первый русский концептуалист! – заорала голая бабушка. -

Московское искусство – самое современное! Кабаков – мой ученик!

Закончив эти тирады, она опустилась на четвереньки и громко залаяла. Затем она стала кидаться на публику и даже попыталась укусить военного пенсионера.

– Это же Москвалевич! – сказал я. – Важный концептуалист, автор романов "Сальная голубизна" и "Подпорченные генераторы", постоянный участник венецианской Биеннале и кассельской Документы! Не бойтесь, я сейчас усмирю его амбиции!

С этими словами, я схватил бабушку русского авангарда за волосы и надел ей на шею ошейник. Публика была в ступоре. Лариса Скобкина в панике убежала. Посаженная на цепь, бабушка продолжала лаять.

– Сейчас он покажет всем, что он умеет! Недавно он изобрел важный семантический знак и уже подписал им картину в Амстердаме. Сейчас он подпишет еще одну здесь!

Я подвел бабушку к вуаристическому квадрату. Энвер дал ей кисть и баночку зеленой краски. Бабушка нарисовала на квадрате знак доллара и поставила подпись "Москвалевич". Затем мы все вчетвером встали за вуаристический квадрат и улыбнулись публике. Зал "Манежа" взорвался аплодисментами.

Уже поздно вечером, вдрызг пьяные успехом и водкой у меня в квартире на Чайковского мы посмотрели телевизионный сюжет. Надо отдать должное, это был весьма подробный, хорошо сделанный репортаж с короткими интервью зрителей.

"Мне очень понравилось" – говорил дедушка, капитан второго ранга в отставке, которого хотела укусить бабушка. – "Я бы с удовольствием познакомился с этой женщиной поближе. Я вдовец, и мы бы, наверное, даже смогли пожениться"…

– У меня уже десять лет не было секса, – грустно сказала бабушка-собака, норовя остаться у меня ночевать, когда гости собрались идти на метро.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Француз Ив Стодольский. Вести из Лондона.

С Ивом Стодольским мы познакомились в Лондоне на грязных улочках

Сохо. Это знакомство можно было бы назвать совершенно случайным, если бы оно не доказывало совершенно обратное, а именно то, что случайных знакомств не бывает. С Ивом Стодольским я должен был познакомиться именно так. Мы просто не могли познакомиться иначе.

Иначе это был бы полный абсурд! Иначе это было бы нетипично для Ива!

Это произошло поздним вечером, почти ночью. Было уже темно. Мы с

Тимом выгуливали стайку московских школьниц, которых он подклеил в

Национальной Картинной Галерее. По Национальной Галерее мой друг Тим водил экскурсии для русских туристов. К тому времени его как раз выгнали с Сотбиз, где он служил экспертом по русскому искусству.

Выгнали по глупости, из-за бабы. Он трахал маленькую рыженькую секретаршу Джоанну Виккери, а жениться не захотел. Таким образом, он упустил свой шанс сделать карьеру, поскольку впоследствии Джоанна стала директором русского отдела.

Но Тим был молод и заблуждался, наивно полагая, что все секретарши Лондона готовы открыть перед ним свои ноги. Обиженно хлопнув дверью на Нью Бонд Стрит, и гордо уйдя из Сотбиз, Тим стал подвизаться экскурсоводом. Он обладал глубокими знаниями библейских классических сюжетов, знал сотни художников по именам и мог любого из них определить по стилю. Это именно он определил на Сотбиз фальшивого Шишкина, послав его на экспертизу в московский институт

Грабаря, где догадку Тима полностью подтвердили лабораторные исследования картины.

Из экскурсий по Национальной Галерее Тим извлекал двойную пользу.

Он не только зарабатывал там деньги, но и клеил там русских баб. В тот раз он зацепил нескольких школьниц, уже вполне оформившихся и созревших, договорившись погулять с ними по ночному Сохо. Я пошел вместе с ним. Школьницы хохотали, дурачились, прыгали от радости и чувства непривычной свободы, наперебой рассказывая нам историю о том, что их физрук Александр Петрович по кличке Альпетр трахает учительницу математики Ольгу Даниловну прямо в спортзале на переменах.

– Эй, вы говорите по-русски? – окликнул нас внезапно вынырнувший из темноты молодой человек. – Я тоже говорю по-русски! Я тоже хочу девочку! Дайте мне хотя бы одну! У вас их четыре! Зачем вам столько?

Мы остановились от неожиданности, так и не дослушав до конца пикантные подробности о физруке.

– Ты кто? – спросил незнакомца Тим.

– Я – Ив! – ответил тот. – Я – француз!

– А почему говоришь по-русски?

– Я учил русский язык в России, в Питере, – сообщил Ив.

– Вау! – запрыгали от радости русские девки. – Ты что, правда, настоящий француз? Не может быть! Ооооо!

– Может, – сказал Ив. – Но я живу в Лондоне. На острове Собак.

От одного упоминания острова Собак девки непроизвольно почти по-собачьи взвыли.

– Неужели на острове Собак? Ты не врешь?

Они окружили Ива и повисли на нем.

"Во, заливает" – завистливо подумал я. – "Француз, да еще живет на острове Собак! Засранец! Мне бы такое ни за что не придумать!

Надо будет взять этот прикол себе на вооружение…"

Но Ив на самом деле жил на острове Собак и был настоящим французом – фланером, бездельником и хвостопадом. Позже мы с ним подружились. Он учился в университете Северного Лондона, писал диссертацию. Ив собирался в Россию, пожить и потусовать. У него была жена финка и дочь Аллегра. Но они жили в Праге, где жена Ива служила в финском консульстве референтом по культуре.

С ужасом думал он о том, что его учеба подходит к концу и ему придется вернуться в лоно семьи. Ив любил блядовать и свою свободу ценил превыше всего.

У Ива был мой питерский номер, но его неожиданный звонок застал меня в полный расплох. С похмелья и с головной болью я еще плохо соображал. Звонок Ива меня разбудил.