Амос Оз - Познать женщину

• Название: Познать женщину
• Автор: Амос Оз
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00245-5

Герой романа "Познать женщину" — охотник за чужими тайнами. Сверхъестественное чутье на ложь сделало его бесценным агентом спецслужбы. Однако после смерти жены он уходит в отставку, чтобы быть рядом с дочерью. Теперь он мучительно вглядывается в собственное прошлое, и его не покидает смутное чувство, что жизнь — не поддающийся расшифровке секретный код. В своей книге "Познать женщину" Амос Оз тонко, как Стриндберг, раскрывает самую суть брака.

---

Патрон обратился к Иоэлю:

— Сделай мне личное одолжение: съешь пирог, приготовленный Ципи, не оставляй на тарелке. Я вчера сражался как тигр, чтобы тебе оставили хоть немного. Разве она не влюблена в тебя вот уже двадцать лет? Не съешь — убьет всех нас. И к кофе ты не притронулся…

— Ладно, — буркнул Иоэль, — мне все ясно. Что в итоге?

— Минутку, — опять заговорил Акробат. — Прежде чем мы приступим к делу, есть у меня еще один небольшой вопрос. Если не возражаешь. Что еще кроме имени вырвалось, как говорится, у тебя там, в Бангкоке?

— Эй, — тихо предостерег Иоэль, — Осташинский! Не переборщи!

— Я переборщил, красавчик, только потому, что эта куколка знает: ты из Румынии. И любишь птиц. И даже то, что дочку твою зовут Нета. Так не лучше ли тебе набрать побольше воздуха, подумать секунду, а затем объяснить нам толково и внятно, кто именно тут переборщил и почему. И что еще эта госпожа знает про тебя и про нас.

Патрон произнес:

— Ребята, пожалуйста, ведите себя прилично. — И устремил свой взгляд на Иоэля, который молчал.

Иоэлю вспомнилось, как Патрон играл в шашки с Нетой. И вспомнив о дочери, он подумал: «Какой смысл в собирании нот и партитур, если не умеешь играть и нет ни желания, ни намерения научиться?» Перед мысленным взором возник плакат, висевший в ее прежней, перешедшей потом к Иоэлю комнате в Иерусалиме: симпатичный котенок прильнул во сне к огромной собаке, исполненной ответственности и похожей на пожилого банкира. Иоэль пожал плечами, не находя в позе спящего котенка ничего любопытного.

— Иоэль? — мягко окликнул Патрон.

Иоэль собрался с мыслями и поднял на Патрона усталые глаза:

— Меня в чем-то обвиняют?

Акробат провозгласил с нарочитой торжественностью:

— Иоэль Рабинович спрашивает, обвиняют ли его.

И тогда Патрон изрек:

— Осташинский, ты свое сделал. Можешь остаться с нами, но, прошу тебя: держись на заднем плане. — И обратившись к Иоэлю, продолжил: — Ну, все мы, как говорится, человеки и — в большей или меньшей степени — братья. К тому же довольно сообразительные. Как правило. Итак, ответ абсолютно отрицательный: не обвиняем. Не допрашиваем. Не докапываемся. Не суем нос. Фу! Самое большее, несколько удивлены, сожалеем, что подобное случилось именно с тобой, и не сомневаемся, что в дальнейшем… Ну и так далее… Короче, мы просим, чтобы ты сделал нам огромное одолжение… И если, упаси бог, откажешься… Но ведь ты не сможешь отказать в такой незначительной одноразовой, услуге…

Тут Иоэль поднял с кофейного столика тарелку с пирогом Ципи и начал исследовать ее вблизи. Увидел горы, и долины, и кратеры. И пока он раздумывал, вдруг предстала перед ним храмовая роща, там, в Бангкоке, три года тому назад. Соломенная сумка на каменной скамье, барьер между ним и ею. Карнизы из цветной мозаики, украшенные выгнутыми золотыми рогами. Огромные настенные панно, растянувшиеся на многие метры картины из жизни Будды, — странный контраст по-детски ярких цветов с исполненными меланхолического покоя фигурами. Чудовища, высеченные из камня и, кажется, меняющиеся прямо на глазах под слепящим светом субэкваториального солнца. Львы с туловищами дракона, драконы с тигриными головами, тигры со змеиными хвостами, какие-то твари, похожие на летающих медуз. Необузданное переплетение чудовищ-богов. Многорукие идолы с четырьмя одинаковыми лицами, ориентированными по сторонам света. Колонны, каждая из которых стоит на основании из шести слонов. Башни, возносящиеся к небу, словно пальцы жаждущих. Обезьяны и золото, слоновая кость и попугаи… И в одно мгновение осознал Иоэль, что на сей раз ему нельзя ошибиться, ибо он достаточно ошибался в прошлом, а за его ошибки расплатились другие. Ведь этот грузный, проницательный человек с мутными глазами, называемый иногда его «братом», да и тот второй, что в свое время предотвратил замышлявшееся бандой террористов убийство музыкантов Израильского симфонического оркестра, оба они его смертельные враги. И ни в коем случае не должен он поддаваться на сладкие речи, чтобы не угодить в хитроумную ловушку.

Ведь это по их вине потерял он Иврию, Нету, а теперь настал и его черед. Здесь все против него: эта комната, похожая на монашескую келью, и весь этот малоприметный дом, окруженный высоким каменным забором, притаившийся за густыми кипарисами, затерявшийся меж новыми, более высокими зданиями. Даже старинная копилка Еврейского национального фонда с островками приобретенных земель, и гигантский глобус производства фирмы «Ларусс-Галлимар», и единственный телефон, старый черный квадратный аппарат пятидесятых годов, сделанный, скорее всего, из бакелита, с диском, цифры которого пожелтели и стерлись. А за дверью еще ждет коридор, где стены наконец-то покрыли дешевыми пластмассовыми панелями «под дерево», проложив слой акустической изоляции. И даже кондиционер, дешевенький и шумный, в комнате Ципи. И даже ее не знающая устали влюбленность… Все здесь против него. Все наготове, чтобы заманить его в ловушку. Хитростью и сладкими речами. А возможно, и завуалированными угрозами. И если не проявит он осторожности, ничего ему не останется, либо ничего не останется от него. И пока это не произойдет, они не отступятся. Впрочем, это произойдет в любом случае, как бы он ни старался быть осторожным. «Подул ветерок — и нет его». — сказал Иоэль самому себе, и губы его шевельнулись.

— Прости?

— Ничего. Думаю.

Напротив него в таком же плетеном кресле сидел молча, подобрав свой похожий на барабан живот, стареющий парень, которого здесь называли Акробатом, хотя его облик вовсе не вызывал в воображении цирка или Олимпийских игр. Скорее походил он на ветерана Социалистической рабочей партии, из бывших первопроходцев, осваивавших новые земли либо прокладывавших дороги, который с течением лет стал руководителем среднего ранга в торговле или промышленности.

А Патрон счел, что молчание может длиться ровно до того момента, который он, с его безупречной интуицией, определил как момент готовности. Тогда, подавшись вперед, спросил он негромко, почти не вспугнув тишины:

— Что скажешь нам, Иоэль?

— Если ваша большая просьба состоит в том, чтобы я вернулся к работе, ответ отрицательный. И пересмотру не подлежит.

И снова Акробат покачал головой, словно отказываясь верить собственным ушам, и снова зацыкал с расстановкой.

Учитель кивнул:

— Хорошо, — он произнес это по-французски: «Bon». — Покамест мы уступим. Вернемся к этому позднее. Уступим при условии, что на этой неделе ты поедешь на встречу с твоей дамой. Если выяснится, что на сей раз она располагает хоть четвертью той информации, что передала в прошлую встречу, мне стоит вновь похлопотать о воссоединении ваших сердец — даже если понадобится золотая карета, запряженная шестеркой белых лошадей.

— Буйволов, — поправил Иоэль.

— Пардон?

— Буйволов. В Бангкоке вы не увидите лошадей, ни белых, ни каких-либо других. Запрягают там только буйволов. Или подобных им животных, которых там называют: «бантенгами».

— И я не буду особо возражать, если ты сочтешь необходимым сообщить ей девичью фамилию матери твоей неродной бабушки со стороны двоюродного брата шурина. Чувствуй себя вполне свободно. Тихо, Осташинский! Не мешай!

— Минуточку! — прервал Иоэль, в рассеянности проводя, по обыкновению, пальцем между воротничком рубашки и шеей. — Пока что вы еще никуда меня не впрягли. Я должен подумать…

— Дорогой Иоэль, — Патрон начал так, будто собирался произнести хвалебный спич, — ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, будто существует свобода выбора. Разумеется, мы к ней, с некоторыми оговорками, стремимся, но не в данном случае. Те пылкие чувства, которые ты, по-видимому, вызвал в прошлую встречу у этой красавицы (а ты сам знаешь, чья она бывшая жена), те «лакомые кусочки», которые она скормила тебе и нам… Что тут говорить, есть немало людей, которые живут и живут неплохо, даже не догадываясь о том, что, если бы не привезенные тобой «лакомства», лежать бы им в земле сырой… Стало быть, речь не о том, чтО выбрать — романтический круиз или отпуск на Бермудах. Речь идет о работе на сто—сто пять часов, от момента, когда ты покинешь дом, и до возвращения.

— Дайте минуту, — промолвил Иоэль устало и смежил веки.

Шесть с половиной часов прождала его Иврия понапрасну в аэропорту Лод зимним утром семьдесят второго года, когда они условились встретиться в зале местных авиалиний, чтобы лететь вдвоем в отпуск в Синай, в Шарм-эль-Шейх. Он не нашел тогда надежного способа известить ее, что задержался в Мадриде, потому что в самый последний момент удалось ухватиться за конец ниточки. А уже через два дня выяснилось, что это тупик, пустой номер, пыль в глаза.

Когда прошли шесть с половиной часов, она встала и отправилась домой, заехав по дороге к Лизе, чтобы забрать Нету, оставленную на ее попечение. Нете было тогда полтора года. Иоэль приехал домой на следующий день, в четыре часа ночи. Иврия ожидала его — сидела у стола на кухне, одетая в белое, перед ней стоял полный стакан давно остывшего чая. Когда он вошел, сказала, не отрывая глаз от клеенки, покрывавшей стол: «Не утруждай себя объяснениями. Ведь ты так устал и так разочарован, что и без объяснений мне понятно».