Вадим Туманов - Всё потерять – и вновь начать с мечты …

• Название: Всё потерять – и вновь начать с мечты …
• Автор: Вадим Туманов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В этой автобиографической книге известный золотопромышленник Вадим Туманов рассказывает о годах, проведенных на Колыме, о создании крупнейших старательских артелей, о ярких и интересных людях.

---

Вершины Джугджура ослепительно светятся, обещая безветренную погоду, но в этих местах никогда заранее не знаешь, что стихия выкинет десять минут спустя. Вертолет за нами вернется дня через четыре. Если ветер с моря нагонит тучи, погода на пару недель станет нелетной. Я слегка поежился и отогнал невеселые мысли, они имеют странное свойство – сбываться, когда постоянно думаешь о неприятностях,

Бухта Лантарь пахнет выброшенными на берег мерзлыми водорослями. На море легкая серая зыбь.

Лет двадцать назад охотник-эвенк с котомкой за плечами, поднявшись на высокую гору, мог далеко-далеко в море увидеть дымок. Это мог быть «Феликс Дзержинский», шедший из Ванино в Магадан… Но будь охотник даже шаманом, наделенным сверхъестественными способностями, никакой фантазии не хватило бы ему представить мокрую палубу с автоматчиками и собаками, задраенный брезентом в три слоя и закрытый лючинами трюм, где на нарах теснятся, прижимаясь друг к другу, заключенные, гадая, что каждого ждет.

Жизнь как будто специально возвращала в места, мимо которые когда-то меня протащили, не давая их разглядеть. Неужели прошло двадцать лет?

Мы быстро провели опробование в нескольких местах, наши прогнозы подтвердились – было понятно, что золото здесь есть. Определились, где будет поселок.

Неделю спустя вертолет вернул нас в Аян, оттуда мы возвратились самолетом в Хабаровск, и теперь могли разговаривать в «Приморзолоте», полностью представляя ситуацию.

– А сколько золота вы полагаете взять за сезон? – спрашивали насю. Я хотел было сказать «килограммов восемьсот», но сообразил что эта цифра сильно задела бы руководство комбината, который столько едва добывал всеми своими предприятиями и артелями, и мы в глазах старожилов выглядели бы, как это уже случалось, явными авантюристами.

– Если забросим всю технику, килограммов пятьсот, – сказал я, сильно преуменьшив действительные возможности. Но даже эта цифра вызвала у собеседников снисходительную улыбку. Мы были первым производственным коллективом, решившим добывать золото не на материковом предгорье Джугджурского хребта, а по другую сторону перевала – на узкой полосе у моря. И сразу – полтонны?!

Я уже привык замечать на лицах людей, слушающих нас в первый раз, снисходительное высокомерие. Наверное, только молва об артели, пришедшая с Колымы и Алдана, а больше того рекомендация «Главзолота» – вынуждали хабаровчан деликатно ограничиться сомнениями.

У поселков на Охотском побережье экзотические названия, гармонирующие с впечатлением, которое те производят. Я много раз пытался выяснить, что означает слово «Аян». Мне говорили, что название поселка происходит от якутского «яма». Это похоже на правду. В поселке только раз тридцать в году выглядывает солнце. Тем не менее, когда я - спрашивал наших механиков, горняков, рабочих, как они устроились, мне отвечали, смеясь:

«Хорошо, как никогда!»

И добавляли, что у аянских женщин кое-чему могли бы поучиться - парижанки.

В этом смысле Аян напоминал Петропавловск-на-Камчатке: сюда еще до войны высылали веселых девочек со всего Союза. Можно представить, что там творилось в годы войны, когда в порт приходили пароходы, совершавшие регулярные рейсы между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Самыми бойкими местами города были Клуб моряков и Сопка любви.

Помню, однажды мы стояли на петропавловском рейде и на моторном боте подошли к берегу. Другой бот отходил от берега к судну. На наш вопрос, что нового, нам отвечали: «Грехи!» И уже серьезно добавляли: «Дерутся без ножей, триппер за три дня лечат». Шутили, что, если в дверь к девочкам кто-то стучал рукой, таким не открывали: раз руки свободны – значит, без подарка…

По-другому решалась «женская проблема» на Колыме. В лагерь на «Челбанье», где далеко за две тысячи народу, заключенный-шофер Иван Приступа на водовозке ЗИС-5 однажды тайно завез женщину. Она не выходила из зоны больше двух суток. Думаю, она и не спала. Вытащить ее из бараков было невозможно, заключенные не дали бы это сделать, да она и сама не стремилась. Начальница санчасти бегала около вахты и кричала: «Вы представляете, вдруг она сифилисная!» На третьи сутки, выйдя из зоны, женщина ругалась с командиром дивизиона и надзирателями. Я на нее посмотрел: маленькая, щупленькая. Сейчас, через много лет, когда на телеэкранах мелькают красотки, претендующие на звание секс-символа, я вспоминаю ту, щупленькую, и думаю о том, что на ее фоне все эти звезды померкли бы.

В поселках Охотского побережья двери не закрывают на замки и запоры. По этой причине у нас в Аяне произошел забавный случай. Как-то Костя Семенов, будучи навеселе, пригласил друзей в гости к своей подружке. Подойдя к квартире, открыл дверь, все вошли, началось шумное застолье. В разгар его Костя огляделся и говорит: «Ребята, а это, кажется, не моя квартира». Квартира действительно оказалась чужой.

Еще один поселок – Чумикан, один из тех, про которые говорят: забытый Богом… Небольшой аэропорт для самолетов Ан-2 и вертолетов. Местные жители – в большинстве рыбаки и рабочие геологических партий. Те и другие вечно пьяные. «Чумикан возьмем – Москва сама сдастся!»

Охотское побережье – одно из самых трудных и далеких мест, где ведутся горные работы. Зимник через Джугджурский перевал – суворовским Альпам ловить нечего. До нас с техникой никто там не проходил. В зиму 1970 – 1971 годов артель «Восток» развернула заброску техники, запасных частей, горюче-смазочных материалов по зимникам, иногда по воздуху. А в весеннее время накопленные в Хабаровске грузы сплавляли на плашкоутах по Амуру до Николаевска-на-Амуре, оттуда мимо Шантарских островов к нашей главной базе в бухте Лантарь. Здесь, в предгорьях Джугжура, в первый же сезон мы вышли на добычу тонны золота, а потом пять лет подряд добывали по полторы тонны.

Тому, кто работал в восточных районах, не надо объяснять, сколь многим мы все обязаны летчикам. Не авиации как транспортному средству, а именно летным экипажам. Пилоты здесь

– особая категория людей. Почти каждый день в воздухе, перелеты в сложнейших условиях, в постоянном напряжении. Был случай, когда к месту наших работ прилетел, напросившись на охоту и рыбалку, в полном составе экипаж Ту-114, выполнявший рейсы на трассе Москва

– Хабаровск. Их забросили «аннушкой» в тихое, живописное место, а в условленное время, несколько дней спустя полетели их забирать. Помогли им загрузить в самолет бочку с уловом.

Я еще перед вылетом сказал Кущаеву: «Бочку с рыбой привязать как следует». Поленились! Маленький самолет лег на курс через перевал Итару. Мы попадали в воздушные ямы, падали до трехсот метров, и бочка весом в четверть тонны висела под потолком вместе с непристегнутыми пассажирами.

– Это вам не на «вокзале» летать! – смеясь, говорил москвичам после посадки командир Ан-2 Иван Курятов, сравнивая большой Ту-114 с вокзалом. А командир лайнера после того случая перестал летать, заболел диабетом на почве нервного стресса.

Северные летчики – Николай Шуткин, Иван Курятов, Саша Горшков, Саша Шредер из Николаевского авиаотряда, братья Аркадий и Гоша Уваровы из Алданского отряда – летали большей частью на выработавших свой ресурс самолетах и в условиях, которые трудно представить авиаторам средней полосы России. Настоящие асы, отчаянные, отважные и сильные люди. Другие убегали оттуда сразу…

Отдельно хочу рассказать о том, почему каждый год 20 августа, где бы я ни находился – на Ленских золотых приисках, на Приполярном Урале, на дорогах Карелии – меня находит короткая телеграмма: «Поздравляю с днем рождения. Мишка Гастелло». Моим друзьям известна дата моего рождения, никак не совпадающая с этим днем, но, передавая телеграмму, все присоединяются к ней. Они знают, что случилось в тот день в 1970 году. С летчиком Михаилом Немыткиным, которого вся Якутия звала Мишкой Гастелло, на его Ан-2 мы облетали берег Охотского моря и Джугджурский хребет, где должна была начать работу вновь созданная артель «Восток». Со мной летел начальник одного из участков нашей артели Володя Топтунов и человек семь геологов и механиков. Я собирался взять с собой десятилетнего сына, он очень просился, но в последний момент друзья мне отсоветовали:

полет предстоял серьезный, с подбором посадочных площадок, из-за чего и летел с нами командир объединенного Алданского авиаотряда Геннадий Иванович Гнетов.

Спокойно облетели территорию, приземляясь в нескольких местах, осмотрели все, что планировали. И, взлетев с последней площадки, пошли по распадку к Джугджуру. Мы неслись на перевал, и даже мне, в летных делах несведущему, было очевидно, что набрать нужную высоту самолету не удастся. Мишка это понял раньше других, развернул самолет в обратную сторону и пошел на другой перевал в сторону Нелькана.

Мы удачно прошли перевал, но не успел я всмотреться в проплывающие внизу склоны, как на щитке приборов замигала лампочка. В баке заканчивалось горючее,' оно ушло на возвращение и перемену курса. До ближайшего аэродрома нам, скорей всего, не дотянуть. Мне во всяких передрягах приходилось бывать, но тут вдруг я с особой ясностью понял, что выхода нет, и от меня ничего не зависит. Минуты стали казаться вечностью. «Может, и не убьемся, – сказал Мишка, – в болото куда-нибудь сядем, но судить точно будут!» Сидевший на месте второго пилота командир отряда Ан-2 молча вытирал платком мокрый лоб. Только опустит платок, а лоб снова покрывается испариной. Не знаю, как бы я пережил все это, если бы со мной был сын Вадька.