Рита Бальмина - Летняя компания 1994 года

• Название: Летняя компания 1994 года
• Автор: Рита Бальмина
• Жанр: Современная проза

Эта автобиографическая повесть заняла седьмое место на

ТЕНЕТАХ-2000, предварительно став причиной крупного скандала.

---

Гореть вам в сатанинском жерле. Я собираю подписи в поддержку нашей несчастной кровоточащей родины!

Ничего не подозревающие завсегдатаи кафе, естественно, приняли речь княгини за проявление постмодернистского влияния на Гришино творчество, тем паче, что действие пьесы происходило в Москве.

Только Ритка, знакомая с текстом, совершенно опешила, не зная как себя вести. Гриша на мгновение потерял дар речи, но быстро пришел в себя, встал и подошел к самозванке сзади.

– Убирайтесь отсюда. Вы срываете вечер, – заскрипел зубами драматург, ставший еще бледнее, чем обычно, но невменяемая продолжала пропагандистскую работу. Она стала доставать из глубоких оттопыренных карманов и разбрасывать по помещению странные голубые листовки. Гриша выглядел достаточно жалким, когда на его вставшие дыбом иголки накололось несколько миссионерских листиков. Народ, конечно, уже врубился, что врезка не запланирована, и веселился от души, ловя голубеньких бабочек и громко гогоча над их содержанием.

Гриша настойчиво подталкивал незваную гостью к выходу, но та упиралась:

– Не прикасайтесь ко мне, упыри, кровососы, я получила благословение самого Патриарха!

Молчун из Питера стал громко предлагать вызвать немедленно скорую психиатрическую помощь, тогда скандалистка, отмахиваясь от выталкивающих ее из помещения, превратилась в длинношеюю синюю птицу с экзотическим крестообразным клювом, и громко ухая и хлопая тяжелыми крыльями, сбив с одного из столов стаканы и больно ударив крылом Зойку, которая по слепоте не успела увернуться, – вылетела в окно.

Объявили перерыв, который естественно затянулся. Смеясь, обсуждали инцидент. Грудастая Берта изображала пришелицу, расстегнув блузку и доставая из-за пазухи воображаемые листовки, да так, чтобы все видели на ее роскошной груди черный фешенебельный бюстгальтер.

Потом Гриша с Ритой все-таки дочитали пьесу, но эмоциональный и энергетический баланс был нарушен. И было жалко Гришку – он ведь так старался, чтобы все прошло гладко. Теперь обиженный автор сидел между Зивом и Усатым за столиком со стаканом водки и был прилизан и всклокочен одновременно:

– Вот так всегда, так всегда. Эта идиотка должна была сорвать именно мое выступление – кипятился Марговский.

– Успокойся, – Аркадий иронично оскалился, стряхивая пепел в пустую банку от пива, – ты же не в Колонном зале, не в Кремлевском дворце съездов свою пьесу читал. А сюда сам господь-бог велел таким птичкам залетать. Где же им еще свои голубые перья разбрасывать?

Сашка все-таки вернулся, но уже на других условиях. В кафе в тот четверг делился своими скабрезными воспоминаниями Эфраим Севела, на неделю прилетевший из Штатов. Он появился в замызганной линялой футболке и семейных розовых трусах в мелких цветочках, над которыми

Эверестом возвышалось брюхо. Маститый писатель и кинематографист в течение двух часов вспоминал различные интимные подробности из голливудской жизни Андрона Кончаловского, как тот престарелых звезд за контракты трахал, потом подсел к Ритке и стал приглашать в номера.

– Вот Вы помните, уважаемая, как у меня в "Попугае…"

– Я не читала, – оборвала его Ритка. Севела удивленно поднял брови.

– Я вообще ничего Вашего не читала. Я не читаю прозы. Не могу.

Только стихи.

Сидевший неподалеку Молчун зачастил брызгая слюной:

– Ты второй человек в моей жизни, который только стихи, только стихи. Есть еще один, еще один в Петербурге.

У Севелы сделалось такое выражение, будто ему все лицо заплевали.

Должно быть, так и было… Когда, наконец, удалось отклеиться от мэтра, Ритка увидела, что народ навострил лыжи к Зойке на Шенкин.

Зив был с Нинон, а Сашка – с очкастой поэтессой из Ташкента Юлей

Гольдберг, которая приехала в гости к первой жене своего нынешнего мужа Алексея Нине Демази, и в первый же день оказалась в липких объятьях Карабчиевского.

У Зойки было тесно и шумно. Сначала оборжали Севелу с его трусами и воспоминаниями, потом стали напиваться. Сашка по какому-то деловому вопросу вызвал Риту в соседнюю комнату, и без объяснений начал раздевать. Она стонала и вопила так, что у надирающейся за дверью компашки не осталось ни толики сомнений в том, что происходит.

– Я обожаю тебя, я счастлива, что ты вернулся! – смеясь и плача одновременно кричала Ритка – Я люблю тебя за то, что ты превращаешь меня в животное!

Уже через час, Ритка поняла, что Саша затеял примирение с ней сейчас и здесь, чтобы отстегнуться от Юли. Он рассказал, что у него появилась новая подружка, с помощью которой он рассчитывает проникнуть в штат газеты "Вести".

– Она там на хорошем счету, с женой Кузнецова вась-вась. Может ты ее знаешь? Маленькая такая, смешная очень – Верка Рыжикова.

– И ты собираешься привести ее на Бреннер?

– Конечно. Пойми, она нужна мне!

– Милый друг, а если я там подойду к ней и расскажу, что ты продолжаешь роман со мной?

– Ты не сделаешь этого! – Саша нервно заерзал, – если ты расскажешь ей, я никогда больше к тебе не приду!

– Хрен с тобой! Но если ты думаешь, что мы с ней подружимся…

Ритка вынуждена была смириться. Но, когда Саша привел таки в кафе маленькую Веру и представил как свою подругу жизни, Рита демонстративно не стала с ней знакомиться. Кубышку Рыжикову кафешные злые языки тут же окрестили Табуреткой – за е-е ма-лый рост, ма-лый рост.

Через некоторое время Карабчиевский пришел к Ритке, а когда стал раздеваться, она увидела у него на груди черно-фиолетовые синяки.

– Это Верка. Она меня так любит. По восемь раз кончает со мной, орет на всю квартиру.

– А Юлька по скольку? – злобно осведомилась Ритка.

– А Юлька скрипит всеми суставами, как слабо смазанная телега.

– С ней ты тоже не завязал?

– А я вообще ни с кем никогда не завязываю.

– Что и с Анеткой продолжаешь?

– Трахать Анетту, все равно, что трахать мешок с дрожжами.

Потный мешок… А вот с Юрьевой было хорошо, пока трезвая… Знаешь, ты ведь сама своими стихами облегчила мою задачу. Они все были со мной из любопытства… А вот Нинка пока не дала. Пока…

– Я их всех удушшшу! Но тебя раньшшше! – зашипела Ритка, -

Этими руками, – она посмотрела на свои руки и с ужасом обнаружила, что их нет, что ее тело, покрылось пятнами и чешуей, оно вытягивается, извивается, стараясь обхватить кольцом кричащего от ужаса и закрывшего руками лицо любовника. Она широко раскрыла пасть, но раздвоенный язык больше не слушался, ее головной мозг уменьшился, а спинной, в котором ничего кроме ненависти не осталось, увеличился в несколько раз. Инстинкт, единственное, что теперь руководило ею, приказывал: "Душшшши!" Каким-то чудом Карабчиевскому удалось вырваться из сжимающего его кольца и спастись бегством. Пока…

Ночью в распахнутое от жары окно влетела ворона. Она кружила по комнате, задевая висевшие на стенах холсты. Один из них упал с грохотом, и Ритка, как ей показалось, проснулась. Ворона шумно приземлилась, принимая в темноте кресла нечеткий абрис Иры Черной, или Иры Юрьевой, как она последнее время настаивала ее называть, – журналистки и поэтессы, умершей от рака в Москве полтора месяца назад.

– Боже, как ты меня напугала, – Рита потянулась к настольной лампе.

– Не включай. Я ненадолго, – чуть сипловатым, как бы простуженным голосом попросила гостья, – просто соскучилась.

Расскажи, как вы все теперь живете. Ты ведь как всегда в курсе дел всех и каждого – она достала из кармана носовой платок и стала протирать свои архаичные очки. В темноте с трудом удалось разглядеть на ней мешковатое незнакомое платье и совершенно не идущий ей парик.

"Должно быть, и волос лишилась, бедолага, " – подумала Ритка, а вслух произнесла:

– У нас… Да что может у нас измениться? Как всегда. Нинон рокирует Феликса. Сашка ебет все, что шевелится, Зив пьянствует,

Усатый жужжит, Аркашка пашет за троих в газетенке долбаной. Я плету очередной венок сонетов…

Ирина заболела, точнее обнаружила болезнь, больше года назад.

Израильского гражданства у нее не было, потому что в силу безалаберности, и страстной любви к водочным возлияниям она не оформила все нужные документы, пока еще состояла в законном браке.

За веселыми застольями времени на формальности не хватило. А когда она ушла от мужа, он взял, да страховку ее медицинскую закрыл. Тогда и Ритка, и Зив, и Нинон – ближайшая Иркина подружка, – все Черного уговаривали, чтобы он страховку Ирине оставил – мало ли что может случиться. Но всегда такой мягкий и покладистый Мотя, был неумолим и тверд. Должно быть, слишком больно ранила его жена своим уходом.

– Мы ведь только через месяц о твоей смерти узнали. Сначала поминки, а потом и вечер памяти устроили. Твои стихи читали и свои, которые ты любила. И еще те, что тебе посвящены… Только вот

Карабчиевский не пришел. Я даже потом позвонила ему, корила, что, дескать, как трахать девушку, так в первых рядах, а как помянуть, так занят.