Стефани Блэйк - Тайные грехи

• Название: Тайные грехи
• Автор: Стефани Блэйк
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• ISBN: 5-237-04613-4

Это – история трех поколений женщин семьи Тэйт. Трех женщин, носивших одно и то же имя. Они создавали империи и разбивали сердца. Они рисковали всем и побеждали там, где победа казалась невозможной. Они были решительны и прекрасны, горды и неукротимы. Они обладали странной волшебной властью над мужчинами, и перед их чарами не в силах был устоять никто. Одно и то же имя – и три разные, равно невероятные судьбы…

---

Все девушки-добровольцы захихикали и отчаянно покраснели. От смущения они не знали, куда девать глаза, и уставились в пол. Только Мара никак не реагировала на речь Мэрион – склонив голову, она старательно строчила в своей тетради.

– Уксус… вода… много йода, – бормотала она, облизывая губы.

Когда Мара, Джоан и Сесиль уже возвращались домой, француженка заметила:

– Мара, вы и ваша прекрасная мама совсем не походите на других американских женщин, которых мне доводилось встречать. Когда речь заходит об интимных отношениях мужчин и женщин, они приходят в ярость или чуть не падают в обморок от стыда. Они предпочитают делать вид, что ничего подобного не существует, вернее, полагают, что это – нечто постыдное, поэтому неизбежно испытывают потом чувство вины. Как-то в больнице Святого Франциска я встретила молодую женщину, сестру милосердия, недавно вышедшую замуж. Я спросила, как ей нравятся интимные отношения с мужем. Сначала она была так шокирована, что не могла вымолвить ни слова. Когда же наконец обрела дар речи, то сказала: «Каждый раз, когда у нас это бывает, я закрываю глаза, думаю об американском флаге и про себя бубню гимн «Звездно-полосатый флаг». Mon Dieu![23]

Сесиль постучала себя пальчиком по лбу – она была в полном недоумении.

– Эти бедняжки даже не понимают, чего лишают себя. Верно, Джонни? – Француженка ткнула подругу локтем под ребро.

Джоан Хэйген казалась несколько смущенной.

– Сесиль, неужели ты только об этом и думаешь?

Сесиль пожала плечами:

– Мы, француженки, такими рождаемся. Для нас это как чувство голода, как еда и питье. Но ведь такой и должна быть полноценная жизнь. Разве нет?

– Ну, едва… – возразила Джоан.

– Ты лицемерка, моя милая, – усмехнулась Сесиль. – Я ведь знаю, что каждую ночь происходило в бельевой между тобой и тем красивым молодым врачом. Ты же не только перебирала и считала грязные простыни!

Мара неожиданно заявила:

– Что касается меня, то я жду не дождусь, когда смогу получить опыт половой жизни. Это, должно быть, чудесно, когда мужчина и женщина любят друг друга.

– Любовь? А что такое любовь? – продолжала философствовать Сесиль. – Где она помещается – в сердце, в голове или только между ногами?

– Думаю, во всех трех местах, – высказалась Мара.

Когда они наконец добрались до дома Юингов, стоявшего на самом высоком из окрестных холмов, Джоан и Сесиль совершенно выбились из сил.

– Mon Dieu! – ужасалась Сесиль. – И вы проделываете этот путь каждый день?

– Не каждый. Иногда я езжу верхом. Но такого рода прогулки весьма полезны. Вы, вероятно, не знаете, что Бисби один из немногих городов в стране, где не разносят по домам почту? Все дома построены на таких высоких холмах, что ни один человек в здравом уме не стал бы доставлять сюда почту.

Мара показала девушкам их новое жилище – L-образной формы комнату с двумя кроватями и туалетным столиком.

– Ванная в конце коридора, – сказала она.

Медсестры из Финикса путешествовали налегке – каждая с одним только саквояжем.

– Куда бы мы ни отправлялись, нам не требуются женские тряпки, – сказала Сесиль. – Армия всегда выдаст нам униформу.

Она бросила свою кашемировую шаль на спинку стула, сняла накрахмаленную английскую блузку, а затем и юбку, плотно облегавшую ее бедра, отделанную одной лишь шерстяной оборкой.

Француженку ничуть не смущало то обстоятельство, что раздеваться приходилось в присутствии посторонних. Когда она избавилась и от нижней юбки, у Мары округлились глаза. Единственным бельем Сесиль была прозрачная, персикового цвета, нижняя рубашка, украшенная столь же прозрачным воздушным кружевом. Под просвечивающей тканью виднелся черный треугольник волос.

– Никаких дамских штучек? – задумчиво проговорила Мара. – Моя дорогая Сесиль, если вы окажетесь в армии и будете там носить такое вызывающее нижнее белье, вас изнасилует целый полк!

– О-ля-ля! – Француженка весело захлопала в ладоши. – Я жду не дождусь такого случая.

Джоан Хэйген благодушно усмехнулась.

– Поверьте, Мара, – поспешила она пояснить, – Сесиль вовсе не такая скверная, какой притворяется. В больнице Сент-Френсис я видела, как она дала пощечину одному доктору, который ошибочно решил, что наша подружка нуждается в его внимании.

Сесиль фыркнула:

– Дала только по одной причине: он не сказал «пожалуйста».

Мара рассмеялась:

– Вы неисправимы, Сесиль.

В тот вечер ужин был домашним, интимным, без посторонних. Мара и ее мать из уважения к сестрам милосердия, гардероб которых отличался скромностью, надели повседневные платья, которые носили в городе. На Джоан был простенький серый костюм, правда, сшитый на заказ, очень узкий в талии. Сесиль, однако, надела атласную белую блузку с длинными рукавами и глубоким вырезом и юбку колоколом, украшенную оборками, батистовыми вставками и кружевами.

– Она очаровательна, – прошептал Гордон на ухо своей жене, когда они садились за стол.

– Да, Сесиль затмила нас всех. А я-то думала, что бедное дитя выйдет к ужину в платье из мешковины, ведь она такое говорила…

Сесиль оказалась не только очаровательной женщиной, но и прекрасной собеседницей, а ее знакомство с проблемами коммерции произвело на Гордона огромное впечатление.

– Вы, случайно, не родственница Пьера Дюма из Парижа? – спросил он.

– По правде говоря, он мой дядя, брат моего отца, месье Юинг.

– Это удивительно. Мы с Пьером стали близкими друзьями, когда я впервые посетил Европу. А как сейчас поживает старый плут?

– На прошлой неделе мы получили от него письмо. Дядя Пьер – надежный сторонник Америки в ее конфликте с Испанией. Именно под его влиянием мой брат Луи нанялся на воинскую службу. А я оставила свое место сестры милосердия в больнице Сент-Френсис по той же причине.

Сесиль вскинула руку:

– Vive l’Amerique!

Гордон расплылся в улыбке:

– Вот за это я и выпью!

Он отпил из своего бокала.

– Кстати, что вы думаете о калифорнийском вине? Уступает ли оно французским винам?

– Я плохо разбираюсь в винах, месье Юинг, но это вино мне очень нравится.

Она подняла свой бокал и произнесла тост:

– За полную победу Соединенных Штатов и падение Испании. Всей душой желаю Америке победы!

– Le Commencement de la fin![24] – сказал Гордон, чокаясь с француженкой.

Мара и ее дочь обменялись вопросительными взглядами.

– Как мило, что ты можешь попрактиковаться во французском, Гордон, – сказала его жена с лукавой улыбкой.

Гордон смутился.

– Да, в самом деле. Мой французский никуда не годится.

– Вовсе нет, – возразила Сесиль. – У вас прекрасное произношение – magnifique![25] Вас даже можно было бы принять за француза.

– Что же, спасибо, моя дорогая.

Гордон поправил узел галстука и в смущении откашлялся. Желая сменить тему, он обратился к дочери:

– Кстати о войне. Я получил сегодня телеграмму от Сэма Роджерса – он сообщает о своих коммерческих интересах в Южной Америке. Сэм собирается навестить Джилберта в Буэнос-Айресе в следующем месяце. И также сообщает, что его сын остался в Сан-Франциско с семьей сестры и теперь вступил добровольцем в американскую армию. Похоже, что я ошибся в этом юноше, недооценил его решительность и твердость.

Девушка порывистым движением поднесла руку к горлу – ей почудилось, что сердце затрепетало у нее в груди, точно испуганная птичка.

– Когда? Где он? В какое подразделение его определили?

– Об этом Сэмюэл не сообщает, но у меня такое чувство, что в кавалерийский полк. Юный Сэм – прекрасный наездник, неплохо зарекомендовал себя в Лондоне. Ни одно празднество не обходилось без его участия.

– О Боже! – прошептала девушка, после чего надолго замолчала; в дальнейшем она почти не принимала участия в разговоре.

В эту ночь сон не приходил к Маре. Услышав бой часов в нижнем холле, она поняла, что уже одиннадцать. Потом часы пробили полночь, потом час. Мара ворочалась и металась в постели, сбрасывала одеяло, потому что ей казалось, что слишком жарко, а через несколько минут становилось холодно, и она начинала дрожать и снова натягивала одеяло на свое измученное тело.

Причиной же ее беспокойства и бессонницы был Сэм Роджерс. «Сэм! Сэм! Сэм!» – мысленно кричала она, призывая его образ, и он возникал перед ней как живой – высокий, стройный, мускулистый, с профилем, будто высеченным из гранита, похожим на лики каменных изваяний, созданных на аризонской земле в течение столетий ветрами и дождями, льдами и снегами. Из-под век девушки потекли слезы, как только она вызвала в памяти тот восхитительный момент, когда их губы слились в поцелуе.

«Сэм, я люблю тебя!»

Мара вздрогнула, услышав странный звук – тихий, едва слышный стук в дверь, нарушивший мертвое молчание ночи. Она выпрямилась и села на постели. Горло сдавило судорогой, и ей трудно было заговорить.