Владимир Фомин - Белая ворона. Повесть моей матери

• Название: Белая ворона. Повесть моей матери
• Автор: Владимир Фомин
• Жанр: Современная проза

---

5. О любви. Димка.

Она, любовь, пришла ко мне нежданно и негаданно в десятом классе, в 16 лет, среди зимы. Я не искала её и не желала, но она пришла без моего волеизволения, как приходит весна, как наступает утро и любое другое естественное явление природы.

Первого сентября я первая ворвалась в класс, чтобы занять место у окна на четвёртой парте. Надоело сидеть под носом у учителя. Димка выволок меня из-за парты, как щенка, и уселся у окна, заявив, что это место принадлежит ему с первого класса. Тогда я села рядом с ним на удивление всех учеников и учителей, так как все сидели мальчик с мальчиком и девочка с девочкой. Я косила глаза и с интересом рассматривала его. Он отличался от других мальчиков: хорошо одевался, следил за собой, под ногтями не было грязи, и от него хорошо пахло одеколоном, так как он давно брился. Димка хорошо учился, но я училась лучше, и иногда помогала ему – не из любви, но чтобы показать ему уж если не физическое, то умственное превосходство.

Однажды в перемену мы боролись, вырывая друг у друга из рук какую-то вещь. Димка перебарывал меня, но мне нужна была победа, и я нарушила все правила борьбы, вонзилась зубами в его руку и прокусила её до крови. За это мне полагалось дать по роже свободной рукой или хотя бы пнуть, но он этого не сделал.

Я села на последнюю свободную парту и недоумевала: для мальчишек я была "своим парнем", но со мной поступили не как с парнем, меня видели в другом качестве, и в этом новом качестве я имела льготы и преимущества. Кровотечение было сильное, я чувствовала себя виноватой, но Димка молчал и не упрекал меня, а впоследствии говорил, что когда отношения начинаются с драки, то это хорошая примета – хуже, когда они кончаются дракой.

Благородство его поступка было налицо, и, естественно, появилось уважение к Димке, но кроме этого появилось новое неизвестное чувство. С этого началась наша любовь, любовь-поэзия, любовь-песня. Вся естественная энергия весны, если она не растрачивается безвозвратно на бурные ощущения тела и не приводит к рождению потомства, то превращается в великую силу, даёт человеку крылья, отрывает его от земли, от быта, возносит к небесам, к самому Богу. И щедрый Бог раздаёт себя людям в виде любви – ведь он и есть Любовь. Вот потому любовь превыше всего, как и Бог. Она вечная, как и сам Бог. "Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится". (Первое послание к Коринфянам, глава 13).

Мы стали интересны друг другу. Через месяц Димка бросил свою вечную четвёртую парту и пересел ко мне "на Камчатку". Он сказал, что про нас сочинена песня: "А у нас во дворе, есть девчонка одна…Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я всё гляжу, глаз не отвожу. Есть дружок у меня, я с ним с детства знаком, но о ней я молчу даже с лучшим дружком. Почему я грущу даже с лучшим дружком? Вот стучит вечерком каблучками она, обо всём позабыв, я гляжу из окна и не знаю зачем мне она так нужна. Я гляжу ей вслед – ничего в ней нет, а я всё гляжу, глаз не отвожу".

После уроков мы вместе гуляли, ходили в кино и не могли наговориться. Потом был выше описанный первый поцелуй. А много позднее:

"Люблю, не знаю, может быть, и нет, любовь имеет множество примет.

А я одно тебе сказать могу: повсюду ты, во сне, в огне, в снегу, в молчанье, в шуме, в радости, в тоске, в слезах, в дыханье, в жилке на виске. в любой надежде и в любой строке, в любой звезде, во всём, всегда, везде.

Ты памятью затвержен наизусть,

И ничего забыть нельзя.

Ты у меня уже в крови, в душе,

Ты понимаешь, я боюсь тебя.

Напрасно я бежать от этого хочу,

Ведь ты же сон, тепло, дыханье, свет.

Хочу прижаться к твоему плечу.

Люблю? – Не знаю, нет других примет". *(Все стихи в "Белой Вороне" сочинены не мной).*

А потом случилось самое главное – взгляд. Прабабушка вспоминала до 100 лет кулёк с конфетами, вернее, то чувство, которое возникло от признания в любви, высказанного таким способом. Для меня же главное в моей первой любви был этот взгляд. Фотография этого взгляда навсегда запечатлена в моей фотографической памяти. Димки нет в живых уже много лет, а взгляд остался навсегда. Он стоял в нескольких метрах от меня и смотрел так, как никто ещё никогда не смотрел. Его чёрные глаза светились удивительным голубым светом, из них шли осязаемые лучи, которые обнимали меня со всех сторон, и их тепло проникало в каждую клеточку моего тела, и каждая клеточка отзывалась и пела гимн жизни. Я видела, что я нравлюсь, что меня любят такой, какая я есть. И невидимые нити ответной любви крепко соединяли меня с моим Димкой. Никому это не было видно, но во мне произошёл взрыв, я стала другой.

Я помню этот солнечный счастливый день весны. Я иду 10 километров от Заволжска до Заречного домой на выходной день. Я иду, как всегда, но мир вокруг преобразился. Мне казалось, что вся природа радуется со мной, радуются искрящиеся ручейки на дороге, ожили вековые ели, переполняемые радостью, и небо совсем другое – счастливое.

"О, первый ландыш! Из под снега ты просишь солнечных лучей;

Какая девственная нега в душистой чистоте твоей!

Как первый луч весенний ярок! Какие в нём нисходят сны!

Как ты пленителен, подарок воспламеняющей весны!…"

Все мальчишки в классе искренне радовались нашей дружбе, некоторые дружелюбно подшучивали. Мишка, тоже с "Камчатки", но с другого ряда писал стишки такого типа:

"Ты, Димид, не больно балуй, не то получится беда.

К тебе на шею сядет малый. Но поздно будет уж тогда".

Что думали девчонки – не знаю. Они давно ходили на танцы, у некоторых были парни старше их, и они встречались после танцев по тёмным углам. По большому секрету говорили "на ушко" о том, что одна из девочек гуляет по-плохому, и об этом все знали и осуждали её.

Мама и тётя, узнав, что я люблю Димку, возмутились: как это я могла влюбиться, не кончив школу – это же помешает учёбе. Кроме этого тревога: как бы чего не вышло. Много лет назад был единственный случай, когда десятиклассница родила ребёнка, и, чтобы скрыть это, зарыла его. На меня и Димку обрушилась гора грязи, свои подозрения они выражали в грязных выражениях: хуже Димки и людей на свете не было, он представлял угрозу для меня. Как будто они не знали, что если сучка не захочет, то кобель не вскочит. Но, возможно, мать считала меня такой сучкой, которая всегда хочет. Ведь мой отец был кобелём, изменял маме, а я была вся в него. Они рассуждали логично.

Но мама совсем не знала меня. Я воевала. Однажды меня привязали к стулу, чтобы я не убежала на свидание, а квартирная хозяйка по их указанию, когда мы с Димкой долго стояли на крыльце и никак не могли расстаться, прихлопнула мне палец в дверях, затаскивая меня в дом. Палец до сих пор урод. В дальнейшем мама уверяла меня, что Димка меня не любил совсем – иначе он не поехал бы учиться в Ленинград, а стал бы учиться в Иванове. Я возражала, что и я не поехала с ним в Ленинград, хотя любила его. Расстояния не мешают любви, и я ничего не потеряла, так как моя любовь-чувство оставалось при мне.

В нашей любви было всё: и ликование весны, и зимняя стужа разлуки. Секса не было. После школы он – в Ленинград, я – в Иваново. Наши письма затерялись где-то в пути, и я мысленно писала ему словами и музыкой песни:

"Ты глядел на меня, ты искал меня всюду, я, бывало, бегу, ото всех твои взгляды храня.

А теперь тебя нет, тебя нет почему-то, я хочу, чтоб ты был, чтоб всё также глядел на меня.

А за окном то дождь, то снег, и спать пора, но никак не уснуть.

Всё тот же дождь, всё тот же снег, но лишь тебя не хватает чуть-чуть".

А из приёмника звучал мне ответ от Димки:

"Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, я от тебя не уйду никуда, сколько в пути не пробуду я месяцев, но возвращусь хоть на вечер сюда.

И опять во дворе нам пластинка поёт, и проститься с тобой нам никак не даёт".

Он не возвратился.

"Напрасно ждать и безуспешно, он не пришёл и не придёт.

Я ждать устала, только сердце ещё упорно что-то ждёт".

Встретился его друг детства и сказал, что Димка очень обижен на меня, потому что я не отвечаю на его письма. Я взяла его ленинградский адрес, написала подробно, но ответа не было.

"Я одна, но я не испугалась, я одна, но я себя найду.

Ты не думай, что, с тобой расставшись, я к тебе как нищая приду.

Ты не думай, о тебе не плачу, и подушке слёз я не дарю,

Это просто расшатались нервы. А дурачу я себя тоской только потому, что ты ведь первый, и я вся наполнена тобой.

Буду я любить или не буду, только клином не сошёлся свет,

Всё равно когда-нибудь забуду, думаешь, на свете лучше нет.

И когда-то рано или поздно, в памяти тяжёлой на подъём,

Мне напомнят зимние морозы о существовании твоём.

И тогда, вернувшись в те места, где прошли минувшие года,

Я скажу, что свет сошёлся клином на тебе одном и навсегда".

Так думала я тогда. Через много лет мы с Димкой встретились довольно холодно. Он спросил меня: