Марина Цветаева - Письма. Часть 1

• Название: Письма. Часть 1
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Прочая документальная литература

---

— «А я очень жалею, что здесь нет со мной моего мужа, чтобы дать Вам по Вашей маленькой хамской физиономии».

— «Смотрите, как бы Вы сами не получили!»

Он отворяет мне дверь.

— «Позвольте мне Вам открыть дверь».

— «А мне позвольте последний раз сказать Вам „хам“!»

— «До свидания!»

Вот!

Сереже я, конечно, ничего не пишу об этом.

Интересно, что я в течение всего разговора была на редкость мягка из-за Л<идии> А<лександровны>, всё больше молчала.

Насчет Али: она должна кушать через 3 часа: сначала кашу, а потом кормиться (за раз), — только перед сном не надо каши. Спать ей надо между семью и восемью и днем, когда захочет. С Грушей будьте построже, ничего не спускайте. Я сегодня ей написала с приказанием Вас беспрекословно слушаться. Делайте всё по своему усмотрению, посылайте Грушу с Алей на море, когда тепло, — всё, к<а>к найдете нужным. Только непременно купайте Алю по 10 мин. Часы у Петра Николаевича.

<На полях:>

Когда у Али нет кашля, ни жара, ее всегда можно купать, несмотря на расстройство желудка. Т<емпература>, когда понадобится, надо мерять под мышкой 15 мин. Груша знает, к<а>к. Всего лучшего, привет всем.

мэ

Не позволяйте Груше уходить с Алей, не спросив у Вас.

Спасибо за письмо.

<Телеграмма> Принята: 31 августа 1913 <Москва>

<В Коктебель>

Вчера 30-го час три четверти дня папа скончался разрыв сердца завтра похороны целую — Марина[151]

Москва, 3-го сент<ября> 1913 г., вторник

<В Коктебель>

Милая Лиля,

Спасибо за письма и открытки. Могу Вас (и себя!) обрадовать: везу une bonne, très gentille. Elle a 22 ans et sert depuis 3 ans comme femme de chambre, cuisinière et bonne de 5 enfants. Et tout cela pour 8 roubles![152] У нее хорошая рекомендация. Думаю, что она нам подойдет. За нее ручается Андреина[153] прислуга, очень хорошая, живущая у него 2 года. Очень тороплюсь кончить все дела, их уже мало. Выезжаю 6-го. По приезде в Ялту дам Вам телеграмму о выезде. Спросите, пож<алуйста>, Пра, сколько мы ей должны. Очень радуюсь Вам и Але. Где Вера? Я всё звоню, думая, что она уже в Москве.

У меня в голове тупая пустота и в сердце одно желание — скорей уезжать.

Всего лучшего. Ne dites rien à la nourrice.[154]

МЭ

<На полях: >

Сейчас иду покупать Але башмачки и чулки. Ася сшила ей теплое платьице и шьет пальто.

Феодосия, 19-го октября 1913 г., пятница

Милая Лилися,

Сегодня я ночевала одна с Алей, — идеальная няня ушла домой. Аля была мила и спала до семи, я до десяти. (!!!) Сегодня чудный летний синий день: на столе играют солнечные пятна, в окне качается красно-желтый виноград. Сейчас Аля спит и всхлипывает во сне, она так и рвется ко мне с рук идеальной няни. Умилитесь надо мной: я несколько раз заставляла ее говорить: «Лиля»! В 2 ч. поедем с П<етром> Николаевичем> искать квартиру.[155]

Как вы доехали? Как вели себя Ваши соседи по палубе — восточные люди? Как Вы встретились с Лёвами?[156]

Пока до свидания, всего лучшего. Не забудьте ответить Н. на письмо. Целую.

МЭ.

Р. S. Все это написано тушью дяди. Пишите на П<етра> Н<иколаевича>.

Феодосия, 18-го марта 1914 г., среда.

Милая Лиля,

Пишу Вам в постели, — в которой нахожусь день и ночь.

Уже 8 дней, — воспаление ноги и сильный жар.

За это время как раз началась весна: вся Феодосия в цвету, все зелено.

Сейчас Сережа ушел на урок. Аля бегает по комнатам, неся в руках то огромный ярко-синий мяч, то Майину куклу о двух головах, то почти взрослого Кусаку,[157] то довольно солидного осла (успокойтесь — не живого!).

Аля сейчас говорит около 150 слов, причем такие длинные, как: гадюка, Марина, картинка <…> «Р» она произносит с великолепным раскатом, как три «р» зараз, и почти все свои 150 слов говорит правильно.

Кота она зовет: кот, Кусика, кися, котенька, кисенька, — прежнее «ко» забыто.

Меня: мама, мамочка, иногда — Марина.

Сережу боится, как огня.

Стоит ему ночью услышать ее плач, стукнуть в стенку, как она мгновенно закрывает глаза, не смея пошевелиться.

Вы ее не видели уже около 1/2 года. Вчера мать Лени Цирес[158] говорила, что Вы не поедете в Коктебель. Неужели правда? Как жаль. Значит, Вы увидите Алю уже двух лет.

Она необычайно ласкова к своим: все время целуется. Всех мужчин самостоятельно зовет «дядя», — а Макса — «Мак» или Макс. К чужим не идет, почтительно обходя их стулья.

Посылаю Вам ее карточку, 11/2 года, снятую ровно 5-го марта. Скоро пришлю другую, где они сняты с Андрюшей.[159]

Сережа то уверен, что выдержит, то в отчаянии.[160] Занимается чрезвычайно много: нигде не бывает <…>

Пока всего лучшего. Пишите мне. Куда едете летом? Сережа после экзаменов думает поехать недели на две к Нюте.[161] Крепко Вас целую. <…>

<1914 год>

Лиленька,

Приезжайте немедленно в Москву. Я люблю безумного погибающего человека и отойти от него не могу — он умрет. Сережа хочет идти добровольцем, уже подал прошение. Приезжайте. Это — безумное дело, нельзя терять ни минуты.

Я не спала четыре ночи и не знаю, как буду жить. Всё — но горе. Верю в Вашу спасительную силу и умоляю приехать.

Остальное при встрече.

МЭ.

Р. S. Сережа страшно тверд, и это — страшней всего.

Люблю его по-прежнему.

<Май 1915 г., Москва>

<В Москву>

Милая Лиленька,

Очень прошу Вас — пошлите к Тусе[162] прислугу за моими книгами: Стихами Ростопчиной[163] и Каролины Павловой,[164] а то Туся послезавтра уезжает, и книги потеряются.

Уезжаю 20-го, билеты уже заказаны.[165]

Целую Вас, как-нибудь утром приду с Алей, сейчас я по горло занята укладкой зимних вещей и т<ому> п<одобными> ужасами.

МЭ

P. S. Если можно, достаньте мне книги сегодня же!

30-го июля 1915 г.

Святые горы, Харьковской губ<ернии>. Графский участок, 14 дача Лазуренко.

Милая, милая Лиленька,

Сейчас открыла окно и удивилась — так зашумели сосны. Здесь, несмотря на Харьковскую губ<ернию> — Финляндия: сосны, песок, вереск, прохлада, печаль.

Вечерами, когда уже стемнело, — страшное беспокойство и тоска: сидим при керосиновой лампе-жестянке, сосны шумят, газетные известия не идут из головы, — кроме того, я уже 8 дней не знаю, где Сережа, и пишу ему наугад то в Белосток, то в Москву, без надежды на скорый ответ.

Сережу я люблю на всю жизнь, он мне родной, никогда и никуда от него не уйду. Пишу ему то каждый, то — через день, он знает всю мою жизнь, только о самом грустном я стараюсь писать реже. На сердце — вечная тяжесть. С ней засыпаю и просыпаюсь.

— Соня меня очень любит и я ее люблю — и это вечно, и от нее я не смогу уйти. Разорванность от дней, которые надо делить, сердце все совмещает.

Веселья — простого — у меня, кажется, не будет никогда и вообще, это не мое свойство. И радости у меня до глубины — нет. Не могу делать больно и не могу не делать…

Аля растет трудным, сложным ребенком — в обычное время спокойна, как взрослый человек, но чувствительность у нее чрезмерная. Сейчас же слезы на глазах. Самолюбие и совесть — вот ее две главных черты, обе в ней поражают. Лицом она прелестна, лучше нельзя. — «Почему небо не звенит?» (Колокола) — «Я съела маленькую мясу» (за супом) — «Ты — мой большой ангел». — «Почему зайчик не целуется, который на стене?» (Солнечный) — «Марина, я съела ма-аленькую зелень: ма-аленькую гадость». — «А кота в лавке продают? А бусы? А черешни? А маленького Боженьку? А маленького дядю на брошке? А ангела? А маленькие звезды?» — «Солнце в луже валяется».

— Лиленька, в следующем письме пришлю Вам новые стихи, они о цыганстве. Пока целую Вас нежно.

Соня шлет привет.

Пишите скорей.

МЭ

<21-го декабря 1915 г.>

Милая Лиленька,

Думаю о Вас с умилением. Сейчас все витрины напоминают Вас, — везде уже горят елки.

Сегодня я покупала подарки Але и Андрюше (он с Асей на днях приедет). Але — сказки русских писателей в стихах и прозе и большой мячик, Андрюше — солдатиков и кубики. Детям — особенно таким маленьким — трудно угодить, им нужны какие-то особенные вещи, ужасно прикладные, вроде сантиметров, метелок, пуговиц, папиросных коробок. Выбирая что-нибудь заманчивое на свой взгляд, тешишь, в конце концов, себя же.