Владимир Костенко - На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

• Название: На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.
• Автор: Владимир Костенко
• Издательство: Судпромгиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1955

Книга собрана на основе

«Военная литература»: militera.lib.ru

Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russian/kostenko_vp/index.html

OCR, правка: Андрей Мятишкин ([email protected])

Дополнительная обработка: Hoaxer ([email protected])

---

Застольный обеденный разговор, как всегда, протекал в форме оживленной шутливой «перестрелки» между быстро возникающими и так же быстро распадающимися группировками. Мишенью для обстрела поочереди оказались: штурмана — в связи с посадкой на мель, старший доктор — с обеденным меню, мимоходом зацепили священника. Потом артиллеристы дружно «взяли в работу» механиков, но те дали надлежащий отпор и не остались в долгу. Вслед за этим «бригада мичманов» сделала дежурным блюдом «Бибишку», и веселые остряки не пожалели ярких красок, чтобы выставить его в самом комичном виде с неудачным экспериментом раскачивания броненосца перебежками команды. От меня потребовали справки, насколько реальна была эта затея.

Командир делал вид, что занят дружеской беседой со старшим врачом Макаровым, его соплавателем на «Генерал-адмирале», но он, несомненно, прислушивался к остротам мичманов и по его лицу скользила одобрительная улыбка. Кое-кто из лейтенантов привел несколько эпизодов из служебной карьеры Бирилева, известного во флоте экстравагантными выходками и претензиями на оригинальность. А старший офицер, со своей стороны, дорисовал портрет этого старого адмирала несколькими яркими мазками, рассказав о страсти Бирилева к собиранию иностранных орденов, за которыми он устраивал целые морские «крестовые походы» и успел увесить разноцветными звездами, лентами и крестами не только всю грудь с обоих бортов, но и живот до самой портупеи.

После сытного и здорового флотского обеда я успел провести брата по палубам и мостикам корабля, продемонстрировал ему устройство 12-дюймовой башни и спустился с ним в царство механиков — в машинное отделение, блестевшее новенькой машиной.

Необычайная сложность и взаимная связанность всего технического оборудования корабля произвели на него огромное впечатление. После обхода корабля мы еще около часу провели в моей каюте, разговаривая о семейных делах.

Наконец, с вахты пришли предупредить:

— Через десять минут отваливает катер в порт.

Я просил брата описать родителям свои впечатления от визита на «Орел», чтобы они хоть отчасти могли представить себе, в каких условиях мне предстоит идти в далекий поход.

Перед сном я вышел на ют подышать свежим воздухом и взглянуть, какие предзнаменования сулит погода на предстоящий завтра переход до Ревеля. Небо было испещрено ярким узором северных созвездий, к которым я так привык в наших широтах. Было тихо, и отблеск звезд переливался дрожащим блеском на спокойной поверхности воды. В пяти кабельтовых от «Орла» непрерывно работала группа из трех землечерпалок с целым флотом землеотвозных «грязнух» и буксиров. Скрежет и визг черпаковых рам явственно доносился до «Орла». Их темные силуэты, залитые светом дуговых фонарей, четко врезались в ночное небо, а любопытные лучи прожекторов изредка скользили по их корпусам.

По словам вахтенного начальника, работа расчистки фарватера уже заканчивается и мы снимемся с якоря на рассвете.

19 сентября. Сегодня в 5 часов утра «Орел», наконец, покинул Кронштадтский рейд, благополучно прошел по прочерпанному фарватеру и вышел в Финский залив. Идем на присоединение к остальной эскадре в Ревель. Я пропустил съемку с якоря и, выйдя утром на спардек, уже не мог рассмотреть на горизонте за кормой покинутый Кронштадт. Мы — в открытом море, дует свежий ветер и гонит курчавые волны навстречу кораблю, который оказывается весьма чувствительным к килевой качке. Хотя броненосец и не делает заметных размахов, но его палуба уже утратила неподвижность твердой земли и приобрела собственные перемещения в пространстве, которые увлекают всех находящихся на ней.

Итак — рубикон перейден, поход начался.

Зайдем мимоходом в Ревель, затем заглянем в Либаву, а далее через три океана должны будем направиться к берегам страны «восходящего солнца».

Волна событий захлестнула меня и закрутила, как ничтожную песчинку. Отныне я превращаюсь лишь в один из многочисленных винтиков страшной боевой машины. Мое будущее и моя жизнь теперь целиком связаны с «Орлом», к которому я прикован службой, а он входит в эскадру, судьбу которой я должен буду разделить.

22 сентября. Ревельский рейд. Два дня я не мог выбрать свободной минуты, чтобы занести хоть несколько строк в свою тетрадь. Мой первый морской переход прошел почти незаметно. На ходу все работы шли своим чередом, так же, как в порту у стенки. Приходится усиленно торопиться с окончанием последних недоделок, так как командир предупредил меня, что вскоре после прихода в Ревель все рабочие будут отправлены обратно в Петербург. В дальнейшем оставшиеся работы уже придется производить судовыми средствами, пользуясь специально выделенными людьми.

Ревельский берег показался неясным очертанием на горизонте впереди по курсу в прозрачном воздухе сентябрьского прохладного утра. К одиннадцати часам мы вошли в прибрежные воды, усеянные мелкими островками, среди которых из глубины морской поднимались, как белые свечи, высокие маяки, укрепленные на скрытых подводных скалах. В проливах шхер кое-где замелькали паруса. Море потеряло свой угрюмый сизо-стальной отлив пресноводного залива, столь знакомый мне по Кронштадту. Появились более нежные оттенки морской лазури, а осеннее солнце ласкало своими косыми, уже не греющими лучами уютные близкие берега.

Наконец, на горизонте обрисовался стрельчатый контур Ревеля с его старинными готическими соборами, башнями и зубчатыми стенами по контурам холмов и утесов.

Полуденное солнце светило нам прямо в глаза, и четкие силуэты зданий казались врезанными в светлое небо, а у самой линии воды на фоне берега выделялись темные грозные корпуса наших будущих спутников: броненосцев и крейсеров 2-й Тихоокеанской эскадры.

В час дня «Орел» бросил якорь на Ревельском рейде в указанном ему месте между «Бородино» и «Ослябя».

23 сентября. Сегодня я отпустил с «Орла» всех своих рабочих. Закончено производство работ средствами Петербургского порта. Теперь в глазах судового начальства я перестаю быть представителем постороннего и даже враждебного мира, от которого можно что-то требовать, и становлюсь общепризнанным членом судового состава корабля.

Мои мастеровые за последний месяц достройки порядком истрепались, но зато успели накопить деньжишек и теперь рвались по домам с корабля, где их рассматривали как «чужаков». Пребывание их здесь было далеко не сладким. С уходом 17 сентября из Кронштадтского порта они оказались на положении пасынков. На судне, не принадлежа к составу команды, они не имели специально оборудованного жилого помещения и были вынуждены ютиться по разным закоулкам, стараясь не попадаться судовому начальству, в глазах которого они являлись носителями беспорядка на корабле. Кормили рабочих плохо, а в Ревеле на берег не пустили на том основании, что и команда не имеет разрешения на сношения с берегом. В действительности же эта мера являлась предосторожностью ввиду ожидаемого царского смотра флота перед уходом в заграничное плавание.

Почти каждый день мне приходилось обращаться с жалобами к старшему офицеру по поводу разных притеснений рабочих низшим судовым начальством, чрезмерно усердным по части наведения порядка.

Всего в Ревель на корабле прибыло 95 рабочих разных цехов. Сегодня утром мне удалось добиться у старшего офицера разрешения на отпуск в город указателя Ивана Яковлева и старшего клепальщика старика Ефимова, лично поручившись за их «благонадежность». Очень уж они просили меня устроить им возможность побывать на берегу, ссылаясь на желание повидаться со своими родственниками.

За Яковлева я сам сделал всю работу, развел людей по местам, выдал инструмент, материал и дал все указания, что надо выполнить. Во время обеда вестовой доложил мне, что один из мастеровых просит меня выйти на минуту из кают-компании, так как ему надо срочно что-то мне сообщить.

Обеспокоенный, я вышел в коридор к своей каюте, где столпился весь мой народ. Сначала я подумал, что опять вышло очередное недоразумение и сейчас придется идти объясняться со старшим офицером, но вижу — лица у всех торжественные. Впереди, отдельно от общей массы, в качестве представителей стоят отпущенные мной утром на берег клепальщик Ефимов и указатель Яковлев с плотником Андреевым в виде подкрепления. В руках у них — традиционные дары: икона «Николы-угодника», покровителя плавающих моряков, лампада к ней и серебряный подстаканник с ложечкой.

Когда я подошел к группе, старик Ефимов дрожащим от волнения голосом обратился ко мне с приветственной речью по-простонародному, на «ты», и просил принять от всех рабочих их скромное подношение в память совместной работы на «Орле». Все были крайне взволнованы, напутствовали меня в поход и на войну, желали благополучного возвращения, что бы снова и далее работать с ними в порту, благодарили за все заботы и доброе отношение к ним.