Валерий Осинский - Ужиный угол

• Название: Ужиный угол
• Автор: Валерий Осинский
• Жанр: Современная проза

---

– Отец Гермаген, – напомнил Костиков.

– Да, кажется.

– Мой дядя по матери…

Казалось, тесня друг дружку, миражи детства насытили яму.

– Так мы родня? – проговорил Кузнецов.

– Десятая вода! – ответил Костиков. – Я это сообразил, когда ты про бабусю заговорил! Помню ее.

Мэр взглянул на пилота. Возможно в детстве, они смотрели на те же облака, слышали те же имена дальней родни.

– Давно там был? – спросил Кузнецов.

– Нет. Памятник отцу отвозил…- подумал и добавил. – Дядю навестил.

– И как?

– Церковь в строительных лесах. Купол позолотили.

– Чего ухмыляешься?

– Так. Я дяде «Мерин» подарил, – в голосе Костикова снова треснул лед. – От благодарных прихожан и все такое! Ждал, что откажется! Нет – взял! – Он помедлил и продолжил. – Надежда теплилась, мол, здесь не как у нас. Добрее! Пусть нищие, но свои! Здесь я им ровня! Примут и поймут! Тут отец и мать лежат! Этими мыслями у иконостаса умилялся. Жена с сыном ликбез проводит: как свечку ставить, как креститься. С батюшкой побеседовала. Все чинно. Он домашних моих выделяет. Толкует с женой районного начальства о вопросах веры. А ей, мне ль не знать, это как, есть ли жизнь на Марсе? Она себя матушкой-благодетельницей ощущает! Старушки поодаль мнутся. Наконец, дядя снизошел, указания им дал прибраться и все такое. Взгляд властный. Бородища седая, словно сахар по рясе рассыпан. Голос капризный: всякое малое значение пустяками от дел отвлекает. У него же храм в ремонте! – Костиков помолчал. – Кузнецов! Что с тобой?

– Хреновато. Башку ломит и в ушах звон. Ты говори, так легче!

– Вот, – неуверенно продолжил мэр, – подогнув рясу, сел дядя в джип и поехал. Старички поковыляли от церкви! А меня словно конь в грудь ахнул. Чужой я им! Старичкам для диалога с Богом этот поп, может, не помеха! А те, что помоложе, видят, кому Бог подал. И как Ему служить надо! С тех пор я в церковь лишь по должности – положено мне со всякой властью дружить.

– От сытости это, – пилот говорил, словно жевал кашу. Ему казалось, будто, он вошел в штопор, и надо во что бы то ни стало удержать машину. – У жены моей в юности был знакомый, пьяница и бабник. Мать лупил за то, что денег не давала. Потом исчез. Где-то его рукоположили в сан. Женился, трех детей родил. Мы в отпуск приехали, он – по делам. И все нас с женой пытал, кто какие деньги среди наших общих знакомых зарабатывает. Потом запил и стал навещать прежнюю подружку. После того случая мнится мне, я перед жрецом веры исподнее с души снимаю, а он попадье пересказывает! – Подумав, пилот добавил. – Из грязи чистым не выйдешь! Им тоже долго отмываться! Я в церкви один люблю, чтобы свечи потрескивали…

– Я тоже один люблю…

Помолчали, вспоминая покой прохладных сводов, и прибой жизни за тяжелой дверью. Костиков вздохнул.

– Куда не глянь, на свое отражение наткнешься. Себя в людях не любим!

– О жене ты как-то… Не ладите?

– Как тебе сказать! – пожал плечами Костиков. – Из грязи в князи, не каждому просто. Просмотрели мы друг друга. Отдаляться стали и не заметили. Она делает вид, что не знает о моих делах. А что я ей расскажу? Она у меня вторая. На тринадцать лет моложе. Сын вместе держит. Попридержи собаку! – Костиков дотянулся до лица пилота. – Ты горишь, Кузнецов!

– Ничего, обойдется! – Пилот сам удивился, как быстро подземелье тянуло из него жизнь. «Ранение не учел!» Он сжал карабин. – Отсядь!

– Не дури! Повеселим людей, когда двух дохлых найдут!

«Скоро отключиться! А там собаку из ствола, и все! Опять везет?» Костиков откинулся на лежаке. «Не суетись!» Он представил существование этих людей, ощутил отчаяние человека, загнанного в яму, и внутренне поежился.

Крик извне увяз в сырой толще земли, как дребезжание испорченного динамика: звук над ухом, а слов не разобрать. Филя отозвался утробным ворчанием. Мужчины окостенели в слухе.

– Вот и все, Коля! – прошептал мэр. – Не знаю, как, но все кончилось!

Затвор клацнул. Костиков на миг вообразил перестрелку и глупости, навеянные подземельем.

– Кузнецов! – еще раз крикнул Селиванов. Казалось, завязнув в клубах сырого тумана, звук плюхнулся у ног и тихо утонул в болоте.

– Тише ты! – осадил Степанов. – В Москве тебя слышно!

– Зато не шарахнет с перепугу!

– Нет тут никого! А если есть, не отзовется!

– Кликни ты! Тебя он лучше знает!

Степанов прокашлялся и позвал. Прислушались, озираясь вокруг. В армейских плащ-палатках, и в кепках оба напоминали серые копны на залитом половодьем лугу, и с хвостатыми сороками на макушках.

– Не ори, Андрей Василич? – услышали за спиной оклик глухой, будто в комнате увешанной коврами. – Иди на сухое. Кто с тобой?

– Коль, ты?

– А ты кого искал? Филя, фу! – Из тумана дальним громом дребезжало звериное ворчание.

Двое на голос прочавкали болотными сапогами через высокую траву, и оказались на песчаном пятачке. Селиванов назвался. Тогда, как из земли вырос монах в колпаке и с лохматым чудищем за ошейник. Карабин дубьем повис на его плече.

– Пирожков с супом, что ли принесли? – пошутил пилот.

– На этот раз нет! – сказал участковый. Мужчины пожали руки. Водяная пыль оловом отливала на складках их одежды.- Костикова-то не уморил?

– Геннадий Сергеич, предъяви себя! – Кузнецов привычным движением проверил черную повязку на глазах. Но у него получилось, будто спросонья. Зверь сел поодаль, недоверчиво разглядывая людей. Градоначальник тенью вырос из земли. На нем был армейский бушлат с ватной прорехой на плече. Повязка на голове напоминала портянку недельной свежести. Как у пилота, лицо мэра впитало мертвецкий тон подземелья. Красные от бессонницы глаза слезились. Он протянул руку, и получилось нелепо, будто встретились друзья. Кузнецов оперся о карабин, как о палку.

– Ты болен? – Степанов всмотрелся в лицо пилота.

– Нормально! На воздухе голова закружилась! – На миг пилот потерял ощущение пространства. Но все же здесь было лучше, чем в норе.

– Надо вопрос решить, – Селиванов кашлянул. – Желательно без осложнений!

– Что решать? – Костиков кивнул на пилота. – С ним говори! Мне он не верит!

Все помолчали, соображая.

– Курить есть? – спросил мэр.

– Папиросы! – предложил Степанов.

– Давай! А то мы все партизаним.

Закурили.

– Такого у нас никогда не было! – заговорил Селиванов.

– Знаешь, как это называется?

– Голова то не очень? – спросил Степанов. Костиков внимательно взглянул на него, стараясь угадать угрозу, или насмешку в его участии, и бросил окурок.

– Черти чем занимаешься, капитан! – сказал он. – Кроме тебя кто-то есть?

– А тебе зачем? – насторожился Селиванов. Редкие волосы на кончике его мясистого носа сердито пошевелились, водянистые глаза из узких щелочек недобро обыскивали лицо чиновника.

– На своем участке ты обязан…

– Тебе я ни чем не обязан! Он тебе сейчас власть! – кивнул участковый на пилота. – Ты на его землю забрался! Человека убил! Радуйся, что башку тебе пробили, а не снесли! Моя работа за порядком следить! А ты – не порядок. У себя может ты и власть, коль выбрали! А здесь – вор! Предводитель шайки! И теперь я решаю, как с тобой быть!

– Ты, капитан, не зарывайся, – не уверенно проговорил Костиков, – я обещал, что разберусь…

– Разберешься! – проворчал Селиванов. – Троих, не дожидаясь тебя, выпустили! А чего им было у Кузнецова делать? – и после недолгой паузы участковый отчетливо проговорил. – Хоть бы не было тебя! И вся история.

– Зачем тогда пришли? – опешил Костиков.

– На берегу отделение солдат. Скоро взвод подъедет. И Кондратьев твоих баранов пригонит. Так мы вперед договориться!

– Я сказал… дал слово! – запнулся Костиков. – Живи, Николай Сер… Иваныч, никто тебя не тронет! А с делом Молоткова. Не я же его…

Мужчины угрюмо молчали и сторонились его взгляда.

– Пошли! – сказал Степанов и уютнее запахнул плащ. – На берегу договорим! Друг другу не поверите, сгинете здесь! – Он первым ступил в болото и зачавкал сапогами в туман. Филя, дождался, пока хозяин привалит притвор, брезгливо лизнул воду и ступил в болото за всеми. В горячечном тумане пилот плохо соображал. Шаги впереди затихли. Он нашарил мокрую шерсть Фили и оступился. Ледяная вода хлынула за ворот и залила нос.

– Да ты что, Кузнецов! Так не дойдешь! – Костиков помог встать пилоту и забрал карабин. Пес зарычал, но не бросился. Чиновник свистнул. Но двое, очевидно, были уже на берегу. Мэр подпер Кузнецова плечом. – Держись!

На берегу возле палатки, скрестив ноги, дремал рядовой Хусаинов. Без поясного ремня. Ворот шинели поднят. Автомат лежал на коленях на коротком ремне. Солдат напоминал рыбака, с вечера забытого товарищами.

– Дрыхнут все! Миронов, вставай! – Участковый пробарабанил пальцами по дверце «Уаза» и пошел к «Ниве» директора. – Доставай, Василич! Сейчас эти подойдут, погреемся!

Егерь вывалился из машины, ошалевший от сна. Два призрака безногих до колена плыли в тумане над грязным стеклом воды.